— Я хорошо знаю ваших детей, — тем временем продолжил тот. — Я был чистым гостем в Маленьком раю, мы даже вместе пекли блины. Незабываемые моменты, проведенные с Мукки, близняшками, Кионой и Акали, не считая Мадлен и вашей супруги!

Жизнь обострила интуицию Тошана и сделала его крайне подозрительным. В последних словах он уловил намек на выпад в свою сторону, хотя произнесены они были мягким тоном.

— Для вас они, несомненно, более незабываемы, чем для перечисленных вами лиц, поскольку никто не счел нужным рассказать мне о ваших визитах, — язвительно бросил он. — Мне очень жаль.

Овид загадочно улыбнулся и ответил:

— Ветер войны унес эти скромные радости. Ведь мадам Дельбо отправилась к вам во Францию, презрев все опасности… Раз уж мы заговорили о вашей очаровательной супруге, скажу, что я имел удовольствие слышать ее сегодня днем в Капитолии. Я давно мечтал побывать на оперном спектакле с ее участием. Могу сказать, что в роли Мими она неподражаема. В меру патетична и очень профессиональна.

Тошан, поджав губы, кивнул. Нескрываемый восторг в голосе учителя был ему невыносим.

— Вижу, что вы один из ее многочисленных поклонников, месье Лафлер. Я не могу вас за это упрекать, но, сделайте одолжение, не восхваляйте мою жену с таким возбуждением!

Сделав это недвусмысленное предостережение, Тошан встал и взял свою куртку. Он не мог больше здесь оставаться.

— Мне пора ужинать, — отрезал он. — А вы можете вернуться к своему чтению.

— Как скажете, — понимающе кивнул Овид. — Значит, я правильно сделал, что не поздоровался с мадам Дельбо на вокзале. Полагаю, она вас провожала…

Тошан замер, держась за ручку застекленной двери. Он бросил недоверчивый взгляд на сидевшего с хитрым видом Лафлера.

— Не знаю, на что вы намекаете, — протянул он. — Эрмин меня не провожала, она осталась в городе с нашим двухлетним сыном.

— Спутать с кем-либо вашу жену невозможно! — заверил его Овид, видимо, не опасаясь спровоцировать этого, без сомнения, ревнивого мужчину.

— Вы специально это делаете? — холодно поинтересовался Тошан. — В самом деле, Лафлер, мне неизвестно ваше семейное положение, но разве вас не покоробили бы подобные высказывания в адрес вашей супруги?

— Ничуть. К тому же у меня нет такой проблемы: я уже восемь лет как вдовец. Моя любимая жена умерла при родах, а близнецы, которых она произвела на свет, пережили ее ненадолго.

— Мне очень жаль, дружище! — смягчившись, извинился метис. — Вам не мешало бы снова жениться. Одиночество до добра не доведет.

Тошан вышел в коридор, чтобы положить разговору конец. Овид, словно очнувшись от наваждения, тут же почувствовал раскаяние.

«Что на меня нашло? — недоумевал он. — Я же обещал Эрмин не трогать ее семью, уважать ее беззаветную любовь к Тошану. О, Тошан Дельбо… Разве я могу с ним сравниться! С возрастом он стал еще красивее, увереннее в себе, в своих поступках и словах. Я чувствовал себя рядом с ним полным идиотом!»

Учитель прикрыл глаза, чтобы перебрать в памяти дорогие ему воспоминания. Все они были связаны с белокурой Эрмин, ее красотой, нежным хрустальным смехом…

«У нее нет недостатков, если не считать того, что она боготворит своего мужа. Я так любил на нее смотреть! Порой она становилась серьезной и задумчивой. В такие моменты взгляд ее необыкновенных глаз затуманивался. Но чаще всего она бывала веселой, сияющей, наполненной поистине детской энергией».

Он мысленно нарисовал себе образ молодой женщины: пухлые розовые губы, прямой изящный нос, округлые щеки и все ее медовое тело с шелковистой кожей и прекрасными формами…

«Каким потрясением было для меня увидеть ее на сцене, в ее стихии, в опере! Я сидел далеко, едва различал ее лицо, но голос, о, этот голос — он задевал каждую струнку моей души. Я бы дорого отдал, чтобы встретиться с ней после выступления, пройти в ее гримерную. Но с тех пор, как она вновь обрела свою великую любовь, своего Тошана, я перестал для нее существовать Ни одного письма, ни единой почтовой открытки. Ну и что, по крайней мере, я познал сладость ее поцелуев, имел счастье ласкать ее, заставлял кричать от удовольствия, хотя сам его не получил. Какой же я был дурак!»

Овид открыл глаза и принялся рыться в сумке. Он достал из нее свой ужин: бутерброд с ветчиной, вареное яйцо и маленькую бутылку пива. Но аппетит у него уже пропал.

«Я вел себя как последний болван, — снова упрекнул он себя. — Я сам все испортил. После моей глупой выходки Тошан не подпустит меня к Эрмин, теперь он будет начеку. Лучше бы я поздоровался с ней на перроне, так как она действительно там была, я не мог ошибиться. Наверное, они поссорились перед его отъездом, и она пришла на вокзал в надежде помириться с ним».

Учитель даже не догадывался, что женщина, занимавшая все его мысли, ехала сейчас в одном из вагонов этого же поезда, сев в него вопреки желанию Тошана. Отложив свой ужин на потом, Овид погрузился в чтение романа, который купил во Франции. Это был «Ночной полет», получивший премию «Фемина» в 1931 году. Его автор, Антуан де Сент-Экзюпери, профессиональный летчик, пропал без вести два года назад, в июле 1944 года. Учитель также приобрел французское издание книги Маленький принц», которая произвела на него неизгладимое впечатление. На самом деле он лелеял надежду подарить этот роман Эрмин, для ее детей, разумеется, отправив его по почте. Он предполагал, что текст и иллюстрации вызовут восторг у Лоранс, которая, по его воспоминаниям, была творческой натурой.

«Лучше мне не контактировать больше с семейством Шарденов — Дельбо. Лора и раньше меня не привечала, а теперь я еще и Тошана настроил против себя», — удрученно подумал он.

После этих грустных раздумий Овид успокоился, захваченный сюжетом книги. На проплывающий за окнами пейзаж опустились сумерки. Поезд будет ехать всю ночь, а на рассвете перед взорами пассажиров предстанут синие воды озера Сен-Жан как символ их родных мест.


У Тошана тоже не было аппетита: он заказал только картофельный салат с ветчиной. Несмотря на все усилия, в его душе бушевала ревность. Он повторял про себя каждое слово учителя, вспоминая интонации, казавшиеся ему неоднозначными.

«Этот тип решил, что ему все позволено, — размышлял он. — Невозможно спутать Эрмин с другой женщиной! И это он бросил мне в лицо! А еще незабываемые моменты, проведенные в Маленьком раю! Жаль, что я не захватил свою сумку. Мне не хочется продолжать путь в его обществе».

Чтобы успокоиться, он закурил и решил пройтись по вагонам поезда. Иногда он останавливался и смотрел на сиреневое небо, нависающее над сумрачным лесом по ту сторону окна. При виде этих бескрайних диких лесов у Тошана замирало сердце. Его настоящая жизнь была там, среди природы, вдали от городов и светского общества. И если в последнее время он часто бывал в театрах и сидел в ложах для важных гостей, то только потому, что сопровождал Эрмин в большинстве ее поездок.

«Я пообещал ей, что мы больше никогда не будем разлучаться, — вспомнил он. — Война чуть не сломала нас, чуть не разрушила наш брак».

Погруженный в раздумья, Тошан вдруг заметил в глубине коридора женский силуэт в ореоле пшеничных волос. Ему было знакомо это легкое синее платье с белым ремешком на талии.

— Но… это же Эрмин! — рявкнул он.

Молодая женщина уже исчезла из виду. Он бросился к тому месту, где она только что стояла, и через застекленную дверь купе его взгляду открылась следующая картина: его супруга заняла место рядом с Мадлен, на коленях у которой сидел Констан. Мальчуган громко хохотал. Озадаченный, но еще больше — разъяренный, метис рванул дверь купе.

— Кто-нибудь объяснит мне, что все это значит? — возмущенно воскликнул он. — Эрмин, выйди со мной!

Констан, который был очень впечатлительным ребенком и легко пугался, тут же заплакал. Его отец часто вызывал в нем тревогу своим недовольным взглядом и громким низким голосом.

— О! Ты опять его напугал! — с сожалением произнесла Эрмин вместо ответа.

Тем не менее она поспешно встала и вышла за своим мужем. Он схватил ее за запястье с такой силой, что она едва не вскрикнула от боли.

— Ты решила меня с ума свести? — закричал он. — Ты должна была остаться в Квебеке! Ты что, издеваешься надо мной?

— Тише, не так громко, мы не одни в этом поезде, Тошан! Давай отойдем, — сказала она, направляясь в конец вагона.

— Нет, мы не сможем разговаривать, там слишком шумно.

— Ты производишь не меньше шума, — пошутила она. — Предупреждаю тебя, Тошан, не устраивай мне сцен. Я считаю, что поступила правильно. Мои родители нуждаются в поддержке, это мой дочерний долг, так же, как мой материнский долг — утешить наших детей. Хочу отметить, что директор Капитолия понял меня лучше, чем ты. Он предоставил мне неделю отпуска. И я не потеряю ни одного доллара. Поэтому, прошу тебя, постарайся меня понять. Ты ведь сам так страдал из-за того, что был в Европе, когда твоя мать умерла! Разве ты не отдал бы все за возможность держать ее за руку в ее последний час?

Она совершила ошибку, упомянув о Тале, прекрасной индианке, скончавшейся в результате травмы: лошадь королевской жандармерии ударила ее копытом в грудь.

— Не говори так! — с грозным видом взвился метис. — У тебя нет ни жалости, ни уважения к той боли, которую я до сих пор ношу в себе. Как ты смеешь сравнивать мою жестокую утрату с тем, что произошло с твоими родителями? У них достаточно денег, чтобы купить себе новый дом, и оба они вне опасности!

— Ты в этом так уверен? — возразила Эрмин. — Папа в больнице, у него могут возникнуть проблемы с сердцем вследствие шока, вызванного пожаром. Такое с ним уже случалось, Тошан. А Киона? А наши дети? Как я могла остаться в Квебеке, когда их повседневный мир, дом, где они выросли, превратился в груду пепла?

Тошан смотрел на нее, пока она говорила, стоя вплотную к нему, и словно видел ее другими глазами, глазами незнакомцев, посторонних людей, всех тех, кто пересекался с ней в ее творческой жизни. «Какая же она красивая! — думал он. — И с каждым годом только хорошеет! Ее губы, такие розовые, пухлые, волнующие, словно взывают к поцелуям; нежная молочно-перламутровая кожа излучает сияние. А глаза! Они похожи на озера, переливающиеся на солнце, или на чистое небо. Но это по-прежнему моя женушка-ракушка, моя любимая супруга. Только с гораздо более твердым характером!»

— Тошан, не сердись, — добавила она, заметив, что его взгляд потеплел.

— Я рассержен, но не могу заставить тебя сойти с этого проклятого поезда. Раз уж ты здесь, придется с этим смириться. Прошу тебя лишь об одном: не проводи параллели между смертью Талы и тем, что случилось с твоими родителями.

— Хорошо, любимый, — нежно ответила она, обнимая его. — По правде говоря, я очень рада, что ты меня нашел. Остаток пути мы проведем вместе. Где твоя сумка?

Тошан тут же вспомнил о соседе-учителе и снова ощутил прилив ярости.

— Сейчас схожу за ней. Мне не повезло, со мной в купе едет некий Лафлер, который, судя по всему, очень тепло к тебе относится. И это еще мягко сказано. Может, я чего-то не знаю?

Эрмин побледнела. Ее замешательство и мелькнувшая в глазах паника не укрылись от мужа. Вид у нее был виноватый. Тошан схватил ее за плечи и встряхнул.

— Ты знаешь, кто это? — требовательно спросил он. — Овид Лафлер! Похоже, он тебя обожает, прямо-таки боготворит! Почему ты мне не рассказала о вашей большой дружбе? Этот наглец хвастался, что провел незабываемые моменты с тобой в Маленьком раю.

Эрмин взяла себя в руки. Голос ее звучал твердо.

— Со мной, Мадлен и детьми! Господи, Тошан, у тебя манеры инквизитора. Отпусти меня, ты делаешь мне больно! Да, я не рассказывала тебе в деталях, как жила во время войны, пока ты играл в секретного агента. Но главное ты знаешь: Киону и Акали я спасла только благодаря Овиду Лафлеру. Без него я бы ничего не добилась. Прости меня за откровенность, но этот мужчина сумел нас защитить, меня и детей, тогда как ты даже не удостаивал нас письмами. Он был рядом, когда я отчаянно нуждалась в помощи. Что здесь плохого? Ты оставил меня одну, Тошан, осенью 1939 года, и тебя не волновало, как я буду жить без тебя.

— Ты же знаешь, что это не так! Воевать для меня было делом чести. Но не переводи разговор на другую тему! Почему ты так разволновалась, когда я произнес его имя?

— Я не разволновалась, а просто удивилась! Из-за твоей манеры изложения я не сразу поняла, о ком идет речь. Поначалу я подумала, что об очередном поклоннике. В них у меня недостатка нет. Еще в Париже мне приходилось прятаться от ухаживаний немецкого полковника. Он посылал мне цветы и буквально осаждал мою гримерную. В конце концов, с твоей ревностью тебе следовало жениться на дурнушке!

Пытаясь унять внутреннюю дрожь, Эрмин отстранилась от мужа и сделала несколько шагов по коридору. «Боже, я должна убедить Тошана, что Овид мне безразличен, — подумала она. — Угораздило же их оказаться в одном купе в полупустом поезде…»