Эрмин бросилась к нему, в его распахнутые объятия. Никогда еще она не испытывала такого сильного глубокого чувства к тому, за кого вышла замуж еще подростком. Она так изголодалась по нему, по его телу, по его нежности… Он был ее гаванью, ее вселенной, ее жизнью.

— О Мин! — воскликнул он, прижимая ее к себе. — Я так боялся, что потерял тебя! Моя маленькая женушка-ракушка! Я думал, что сойду с ума.

Он обнимал ее изо всех сил, а она уткнулась заплаканным лицом ему в грудь и с жадностью приникла губами к его коже цвета меда, в том месте, где был расстегнут ворот рубашки.

— Я знаю все, что с тобой произошло, мне рассказали полицейские, — прошептал Тошан ей на ухо. — Все закончилось, ты свободна, теперь ты здесь, со мной.

— Прости меня, любимый, прости, что заставила тебя страдать, — вполголоса произнесла Эрмин. — Я так глупо попалась в эту ловушку в надежде заработать денег для тебя, для нас… О! Если бы ты только знал! Он умер, он убил себя.

Сейчас, прижавшись к сердцу мужа, она могла дать волю слезам. И именно здесь, задыхаясь в рыданиях, вне себя от счастья, она до конца осознала всю ценность их любви. Еще не раз им предстояло, поддавшись желанию, броситься в объятия друг друга; они проведут вместе бессчетное количество ночей, нежных и сладострастных… Но ведь их связывают гораздо более глубокие узы, возникшие с годами в результате совместно пережитых испытаний, ссор и примирений. Они будут смотреть, как растут их дети, разделят друг с другом каждую секунду своей жизни, как этой прекрасной зимой, проведенной на берегу Перибонки.

— Отвези меня домой, — попросила Эрмин, — в наш Лак-Сен-Жан. На мою землю и родину твоих предков-монтанье.

Валь-Жальбер, следующий день, на закате солнца

В Маленьком раю и в саду, окружающем дом, царила суматоха. Одетая в черное платье и подкрашенная Лора не находила себе места, сгорая от нетерпения.

— Скорее, девочки, нужно поставить цветы на стол в саду. Лимонад уже тоже можно выносить. Боже мой! Они приедут с минуты на минуту.

— Бабушка, зажигать фонари? — спросила Мари-Нутта.

— Еще рано, милая, заходящее солнце очень красиво все озаряет. Луи, сокровище мое, поставь бокалы ровнее.

— Мадам Лора, я принесла шоколадный пирог, — сообщила Андреа Маруа, грузно поднимаясь по ступенькам крыльца. — Жозеф с Мари сейчас подойдут. Они срезают самые красивые розы. Мы должны показать вашей дочери, до какой степени мы все испугались и как счастливы снова ее видеть! Как только подумаю, что она была пленницей, меня дрожь берет. Какой ужас!

— И не говорите! Спасибо вам за пирог. О, я просто на седьмом небе от счастья! Тише! Кажется, я слышу вдалеке шум мотора! Нет, показалось… Месье Фортен настоял на том, чтобы встретить наших путешественников на станции. Они выехали утренним поездом, на рассвете.

— Представляю, какой волнующей будет ваша встреча! — воскликнула Андреа, которой теперь было стыдно за то, что она так плохо думала об Эрмин.

— О да! Жосс мне все рассказал вчера вечером: он позвонил Вэлли, то есть месье мэру, который тут же приехал за мной. Представляете, Тошан благодаря мне смог встретить Эрмин на границе. Мне в голову пришла чудесная мысль позвонить в отель, и там служащий сказал, что мой зять сейчас находится в холле, прямо у него под носом. Тошан не колебался ни секунды. Независимо от того, где он находится, в лесу или в городе, действует он решительно и добивается своего.

— Расскажите подробнее! — потребовала соседка.

— Первым делом он отправился в полицию и, слово за слово, договорился там, что сам поведет такси, которое должно было забрать нашу дочь. Бедняжка, она была в состоянии шока. Ее похититель пустил себе пулю в рот.

— Боже милосердный! Какой ужас, мадам! — воскликнула Мирей, которая тоже приоделась и подкрасила губы.

— Это был душевнобольной человек, — торжественно прошептала Лора, словно сообщая секрет государственной важности. — Только представьте себе! Он опоил ее снотворным и провез на своей машине через границу. В Мэне он был известен только под своим настоящим именем — Вонлантен. Но наконец этот кошмар закончился! Моя Эрмин вернулась в Квебек, где ей пришлось повторно дать показания. Затем они с Тошаном отправились в отель. Мой муж смог прижать ее к груди. Рассказывая мне это, он плакал.

Андреа отвернулась, тоже готовая проронить слезу. Мирей окликнула ее:

— Отнесите эту бутылку с наливкой на улицу, мадам Маруа. Я уже не могу быстро бегать с моими старыми ногами. Ах, как же мне тяжело, но я так счастлива, что наша Мимин возвращается. И чур, я сама подам ей пирог с патокой!

— Едут! Они едут, мама! — крикнул Луи, показавшись в одном из окон. — Иди скорее!

Спрятавшись в прохладной темной конюшне, Киона тоже ждала. Она гладила своего коня, которому предстояло пойти на луг только с наступлением темноты, чтобы не стать добычей черных мошек. Завидев машину Вэлли Фортена, девочка бросилась на улицу.

Жослин, держа в руке шляпу, вышел из машины первым, улыбаясь.

— Папа! — крикнула Киона.

Она прижалась к нему, не решаясь посмотреть на Эрмин в белом платье, которая снова ступила на землю Валь-Жальбера. Лоранс с Мари-Нуттой уже окружили мать, всхлипывая от радости.

— Родные мои! Я здесь, я снова с вами! — повторяла молодая женщина.

— Эрмин! Боже мой! — воскликнула Лора, привлекая к себе дочь. — Господи, какая же ты бледная, и эти круги под глазами!

— Это нормально, мама, я так потрясена всем случившимся. Киона, сестренка, иди скорее ко мне!

Обняв ее, Эрмин позабыла о своей тоске. Ее губы коснулись лба девочки. Они стояли так некоторое время, крепко обнявшись, под растроганным взглядом Жослина.

— Доченьки мои! — воскликнул он. — Вы снова вместе!

Подошел Онезим, а также все Маруа. Несколько минут раздавались только звуки поцелуев, радостные крики, вопросы, вздохи, ахи и охи. Наконец Эрмин подвели к плетеному креслу и торжественно в него усадили.

— Но я хорошо себя чувствую! — возразила она. — Боже, сколько цветов! Какая красота! И пироги! Мирей, моя милая Мирей, ты испекла мой любимый десерт.

Экономка была слишком взволнована, чтобы говорить. Она просто поцеловала Эрмин и отхлебнула наливки из рюмки.

— Ты должна нам все рассказать, — потребовала Лора. — И что теперь с этой пластинкой? Насколько я поняла, она никогда не поступит в продажу…

— Думаю, что нет, мама. Но я положила чек Метцнера в банк накануне похищения. Деньги должны быть на моем счете. Очень крупная сумма, вполне в его духе.

Ей не хотелось говорить о Родольфе. Покончив с собой, он смыл с себя вину. У нее было время все обдумать и во всем разобраться.

— Из-за пережитого горя он повредился рассудком, — объяснила она напряженным голосом. — Смерть супруги и маленького ребенка, сломанная карьера… Но вчера, в день своего самоубийства, он пришел в себя. Со мной там обращались хорошо. В целом, я будто попала в золотую клетку.

«Это было только вчера, — с удивлением подумала она. — А сейчас я уже здесь, в своем любимом заброшенном поселке, в окружении родителей, детей и друзей. Да, Родольф не причинил мне вреда. Скажем, он не успел этого сделать. Даже когда он осмелел и стал вести себя более грубо, он сумел с собой справиться, о чем наверняка впоследствии жалел. По сути, он хотел одарить меня красивыми платьями, драгоценностями, добрыми услугами в обмен на частичку любви. Может, все к лучшему. Он решил уйти из жизни, потому что у него не осталось другого выхода…»

— Почему ты плачешь, мама? — встревожилась Лоранс.

— Я так счастлива, что снова здесь, вместе с вами…

Отведав выпечки и лимонада, желающие принялись за чай. Мари-Нутта и Луи зажгли фонари, которые вскоре привлекли к себе множество маленьких белых бабочек. Соседи распрощались и ушли, и Эрмин решилась рассказать о своем странном приключении подробнее. Когда она закончила, Лоранс воскликнула:

— Значит, все, что нам говорила Киона, было правдой!

— Только я не все поняла. Я должна была почувствовать, что Эрмин похитили, как Луи тогда, восемь лет назад.

— Загадка наконец разрешилась, — сказал Тошан. — Белый кот по имени Фауст, розовая комната, роскошное платье… Ты сделала все, что могла, Киона. И теперь ты вряд ли будешь любить кошек. Хотя совсем недавно просила завести котенка…

— Фауст не был плохим, — возразила девочка. — Он принял меня за блуждающую душу. Кошки обладают такими же способностями, как я. Они видят невидимое. И я по-прежнему хочу котенка, черного. Вдвоем мы будем быстрее обнаруживать призраков.

— Замолчи, прошу тебя, — простонала Лора. — У меня от этих слов мурашки по коже бегут.

Эрмин рассмеялась. Разговор помог ей освободиться от печали с примесью сострадания, — это чувство терзало ее сердце, когда она думала о Родольфе Вонлантене.

В Валь-Жальбере и на берегу Перибонки еще долго будут говорить о похищении Снежного соловья, прекрасной Эрмин Дельбо. Уже завтра в прессе появятся статьи с крупными заголовками.

Два часа спустя Тошан смог наконец обнять жену вдали от любопытных глаз. Им необязательно было предаваться любовным утехам. Они наслаждались мгновениями нежности, о которых так мечтали во время разлуки.

— А как же Мукки, Мадлен, Акали, бабушка? — спросила Эрмин. — Они знают, что со мной произошло? Констан наверняка плачет и зовет меня. Мой малыш…

— Ему уже три года! — улыбнулся Тошан, целуя ее снова и снова. — Да, они знали о твоем исчезновении: твой отец передал им сообщение через рабочего стройки. Должно быть, они до сих пор переживают. Я не смог сообщить им хорошую новость. Если только… Вчера я позвонил Овиду Лафлеру и сказал ему, что ты нашлась. Возможно, он отправился на берег Перибонки, чтобы успокоить наших. Он хороший парень!

— Хороший парень? Это что-то новое!

— Мы здорово сблизились в последние дни, после того, как я помчался к его дому, чтобы проверить, не к нему ли ты сбежала. Он меня быстро образумил, потом поддержал.

Эрмин сдержала вздох облегчения.

— Я этому очень рада. Вам давно пора было подружиться. Господи, ты действительно рассчитывал застать меня в объятиях Овида? Тошан, ты никогда не изменишься. Впрочем, все это не важно. Нам нужно скорее отправляться на берег Перибонки. Конечно, мои родители немного расстроятся, но мне не терпится оказаться там, на наших землях. И я не собираюсь покидать их несколько месяцев, думаю, не меньше девяти…

Красавец метис выпрямился. Он зажег маленькую прикроватную лампу, рассеивающую теплый оранжевый свет, и вгляделся в лицо жены.

— Мин, ты серьезно? Ты беременна?

— Примерно четыре недели, — призналась она, сияя от гордости. — Я намеренно опустила эту деталь в своем рассказе. Я тогда крикнула Метцнеру через дверь, что жду ребенка от любимого, единственного мужчины. Может быть, это тронуло его душу, и он меня освободил.

— О Эрмин! Если бы ты знала, как я счастлив! Я самый счастливый мужчина на земле!

Тошан приподнял одеяло и осторожно приник щекой к ее животу.

— Добро пожаловать в наш мир, маленький ангелочек! — прошептал он.

Гостиница Перибонки, четыре дня спустя, воскресенье, 6 июля 1947 года

В конечном итоге Тошан и Эрмин задержались в Валь-Жальбере. Как и предполагал метис, Овид Лафлер отправился успокоить Мадлен, Мукки, Акали и бабушку Одину. Он даже вручил Констану сахарную карамельку от имени Эрмин. Выполнив свою миссию, он позвонил Вэлли Фортену, исполняющему обязанности гонца семейства Шарденов. Мэр был совсем не против лишний раз навестить Лору.

В этот солнечный полдень, сойдя на берег с корабля, курсирующего между Робервалем и причалом Перибонки, веселая группа уселась возле гостиницы, куда в теплое время года хозяин выносил несколько столиков.

— Ах, этот ветерок с озера! — с наслаждением воскликнула Эрмин. — Как хорошо, что мы здесь остановились. К тому же я умираю от голода! Увы, как только я что-нибудь съем, меня сразу начинает тошнить. Это все ребенок!

Луи засмеялся. Он так радовался перспективе провести лето у сестры, что забыл о своих дурацких шуточках. Близняшки были одеты в небесно-голубые платья и соломенные шляпки, украшенные лентами.

— Жизнь прекрасна! — воскликнули они, по своему обыкновению, хором.

— Да! Вам остается еще два с половиной месяца свободы до интерната! — напомнил Тошан.

— Папа! Тебе обязательно нужно испортить настроение! — возмутилась Лоранс.

Киона потягивала газировку. Надев новые джинсы и светло-зеленую рубашку, она собрала свои длинные волосы в пучок, и эта прическа подчеркивала ее осанку королевы. Мысли Кионы были заняты Фебусом. Онезим Лапуант вез коня в своем грузовике, и она беспокоилась за любимца.