Несмотря на всю серьезность ситуации, Тошан едва заметно улыбнулся.

Руффиньяк, Франция, воскресенье, 28 февраля 1943 года, 00 часов 20 минут

Симона сложила в чемодан самое необходимое под встревоженным взглядом Тошана. Теперь она не решалась будить своего сына.

— Он спит так крепко! Бедняжка, он ничего не поймет! Вырвать его из теплой кроватки, увести в ночь… На улице еще холодно. И куда мы пойдем?

— Главное сейчас — покинуть этот дом и этот городок. И самое время предупредить ваших друзей. Где их спальня?

Медсестра внезапно стушевалась. Затем она все же решила заговорить:

— Думаю, в этот час они в подвале. Роже печатает листовки по ночам, и кто-то приходит за ними до рассвета. Я никогда их не беспокоила. Брижитт хотела, чтобы я знала об этом как можно меньше.

— Тянуть больше нельзя, Симона, — отрезал он. — Отведите меня туда, я сам объясню им ситуацию. Эти люди согласились прятать меня в своем доме, они поверят мне и…

Тошан не закончил фразу. Тишину спящего городка нарушил звук мотора. Почти сразу захлопали дверцы, раздался сильный стук в дверь. Симона замерла на месте от ужаса. Дальнейшие события разворачивались с пугающей быстротой. Они услышали быстрые шаги на лестнице, и в комнату ворвалась Брижитт.

— Гестаповцы, — тихо сказала она. — Симона, быстро прячьтесь с Натаном на чердаке. Я везде говорила, что ты уехала, они пришли не за тобой.

Она увидела Тошана, но не стала расспрашивать, что он здесь делает.

— Спасите их, месье! — бросила она, выходя из комнаты.

Такой они видели Брижитт в последний раз: с рыжими волосами, переливающимися в свете, падающем из коридора, и в цветастом платье, открывавшем несколько полноватые икры. Снизу послышался голос Роже. Он впустил своих зловещих гостей. Тошан поднял из кроватки Натана, приложив руку к его губам. Знаком он велел Симоне следовать за ним. Каждое движение, осторожные шаги казались им нереальными, словно все происходило во сне. Их не покидало ощущение, что они двигаются невероятно медленно, тогда как сердце буквально выпрыгивало из груди.

В доме раздались глухие удары и крики, даже прогремел выстрел.

Внимательно прислушиваясь к каждому звуку, Тошан провел Симону в уборную мансарды, которую тут же запер на задвижку. Поскольку маленький мальчик, которого он крепко прижимал к груди, отчаянно вырывался, испуганно тараща глаза, он передал его матери.

— Тихо, Натан, — еле слышно велела она. — Не плачь, прошу тебя!

Ребенок кивнул и прижался к ней. Тошан держал револьвер в руке. Он знал, что дверь в уборную была почти неразличима, а в мансарде не было электрического освещения. Но он понимал, что у них нет шансов, если кто-то решит обыскать чердак. Симона думала о том же. Она оставила на кровати кусок окровавленной ваты. Липкий страх и тревога за судьбу своих друзей буквально парализовали ее. Они простояли так несколько минут, не шевелясь, затаив дыхание.

«Хоть бы они ушли! Свалили отсюда, да поскорее», — твердил Тошан, готовясь к худшему.

Оружие ему не поможет: Симону и ее сына арестуют или убьют на месте. На лбу выступила холодная испарина. Ступеньки сотрясались от тяжелых шагов.

«Они поднялись на второй этаж, — сделал он вывод, ощущая в глубине души неприятное чувство смирения. — Глупо было прятаться здесь: мы в ловушке. Нужно было выбраться через кухню, убежать в сад…»

Симона закрыла глаза, прижавшись губами ко лбу Натана. Она обнимала сына изо всех сил, убежденная, что он погибнет из-за нее.

«Прости меня, малыш!» — беззвучно молила она.

Но крики вновь раздались на первом этаже. Прогремел второй выстрел, затем послышался лающий приказ. Гестаповец, осматривавший комнаты, сбежал вниз по лестнице. Несколько секунд спустя дверцы снова захлопали, заревели моторы. Наконец вернулась тишина, гнетущая, пугающая. Оставаясь настороже, Тошан опустил револьвер. Он выждал еще десять минут, не решаясь поверить, что опасность миновала. Симона всхлипывала, съежившись в углу уборной.

— Оставайтесь здесь, я схожу посмотрю, свободен ли путь, — сказал он ей.

— Нет, пожалуйста, не оставляйте меня!

— Прошу вас, наберитесь мужества, я сейчас вернусь.

Не дожидаясь ее ответа, Тошан отодвинул задвижку и приоткрыл дверь. Он выскользнул в мансарду, вышел в другую дверь и оказался наверху лестницы.

В доме было темно. Метис ощутил запах пороха. Он тихо крался по коридору второго этажа, словно кот, подбирающийся к добыче. Напрягая все органы чувств, он вскоре убедился, что в доме никого нет. Брижитт и Роже, должно быть, арестовали. «Их повезут в Периго и будут пытать», — подумал он, страдая от бессильного гнева.

Ему хотелось бы заглянуть в подвал, но из осторожности он не стал этого делать. Нельзя было включать свет, а фонарика у него не было. Поднимаясь обратно на чердак, Тошан столкнулся с Симоной, которая несла Натана, обхватившего ее за шею.

— Я же велел вам оставаться наверху, — прошептал он. — Ладно, идемте, пора уходить. Где ваш чемодан? Вы взяли с собой деньги?

— Мой чемодан наверху, но мне нужно переодеться, — ответила она жалобным голосом. — Я зайду в свою комнату. Не волнуйтесь, я быстро.

Тошан понял, что произошло: сильный страх спровоцировал естественную реакцию организма.

— Хорошо, — спокойно ответил он. — Я схожу за вашим чемоданом. Возьмите также пальто для сына и удобную обувь. Я знаю, где мы сможем спрятаться до завтрашнего вечера.

Четверть часа спустя они уже шли по грунтовой дороге. Метис посадил ребенка Симоны себе на плечи. Женщина двигалась, не говоря ни слова. Наконец они вошли в лес, где царил непроницаемый мрак, который словно поглотил их и отрезал от мира живых.

Валь-Жальбер, тот же день

Жослин Шарден слушал радио, но этим утром сигнал был таким плохим, что он раздраженно выключил приемник. Сидевшая на ковре Киона бросила на него задумчивый взгляд.

— Ты расстроен, папа? — спросила она.

— Нет, доченька, не волнуйся, — ответил он со вздохом, опровергавшим его слова.

— Ты скучаешь по Лоре и Эрмине? — настаивала девочка. — Они звонили тебе вчера вечером. Зачем?

— Чтобы сообщить, что прибыли в Квебек. Больше ничего.

Киона встала и подошла к креслу отца. Под пристальным взглядом ее золотистых глаз он почувствовал себя неуютно.

— Что ты так на меня смотришь?

— Я знаю, что тебе страшно, папа. Вчера вечером, за ужином, ты говорил Мирей, что очень рискованно ехать во Францию из-за войны.

Он пожал плечами и раскурил свою трубку. Пока Лоры не было, он позволял себе курить сколько угодно.

— Поскольку мы с тобой вдвоем, я попробую объяснить тебе ситуацию, Киона. У немецкой армии есть хорошо оснащенные подводные лодки и боевые истребители. Поэтому сейчас небезопасно везде: и в океане, и в небе. Да, мне очень страшно. Эрмине не следовало затевать эту поездку. Я даже надеюсь, что у нее не получится добраться до Парижа. Суда реквизируются для перевозки войск, и они обходят стороной воды Северной Атлантики. Что касается гражданских самолетов, полагаю, все французские аэропорты находятся в руках врага.

— Но у нее все получится, папа, — с улыбкой заверила девочка.

— Я молюсь с утра до вечера, чтобы она вернулась к нам живая. Кстати, Киона, похоже, это ты побудила Эрмину принять такое решение. Не морщи носик, я узнал это от Шарлотты. Какая муха тебя укусила, что ты отправила свою сестру в страну, подчиняющуюся немецким законам, к нацистам?

— Это было необходимо. Иначе…

— Иначе что?

— Мина должна помочь Тошану, папа, я видела это во сне. И не бойся, она вернется, потому что Иисус хороший. Он не может забрать у меня и мать, и старшую сестру, которую я так люблю.

Потрясенный Жослин усадил девочку к себе на колени. Ему казалось, что он ежедневно сталкивается с чем-то сверхъестественным, которое, однако, родилось от его плоти и крови.

— Сны не всегда имеют буквальный смысл. Они также могут подтолкнуть нас к неправильным действиям. Тошан рассердился бы, узнав, что Эрмина ввязалась в такую глупую авантюру. Но ты правильно делаешь, что веришь в нашего Господа Иисуса Христа.

Киона молча прижалась к нему щекой. В объятиях отца она чувствовала себя в полной безопасности. Жослин поцеловал ее в лоб.

— Нам с тобой хорошо вдвоем, — тихо признался он. — Здесь стало так тихо!

Это была невинная шутка по поводу непривычной тишины, царящей в доме в отсутствие Лоры. Несмотря на сварливый характер, Мирей все же было далеко до своей хозяйки.

Мадлен находилась на втором этаже с Луи и Мукки. Каждое воскресенье зимой мальчики играли в оловянных солдатиков, используя большой восточный ковер в качестве поля битвы. Близняшки и Акали ушли играть к Мари Маруа. Киона не пошла с ними, желая побыть наедине со своим отцом.

Шарлотта, вошедшая в дом через дверь кухонной подсобки, нарушила их приятное уединение.

— Всем привет! — воскликнула она. — Простите, что помешала! Вы здесь так уютно устроились.

— Чем обязаны твоему визиту? — шутливо спросил Жослин. — Мы тебя видим все реже. Надеюсь, ты останешься на завтрак.

— О нет! Я просто хотела взять несколько книг из библиотеки. Когда выпадает столько снега, мне нравится читать в тепле…

— Ты скоро прочтешь все наши книги, милая.

Со своего места Киона лукаво улыбнулась Шарлотте: она часто интересовалась, как поживает Людвиг.

— После обеда я ему читаю — так он быстрее осваивает французский, — рассказала ей Шарлотта. — Мы так счастливы вместе! Он пообещал жениться на мне, когда закончится война. Я готова переехать в Германию, если понадобится.

Девушка могла говорить об этом бесконечно. Она также расспрашивала Киону, пытаясь обрести уверенность в завтрашнем дне.

— Скажи, Киона, у тебя не было видений по поводу нас двоих в будущем? Ты не видела меня в белом платье?

Девочка утверждала, что нет, добавляя, что теперь у нее почти не бывает видений.

— Папа Жосс, ты же не станешь меня попрекать моей тягой к знаниям, — вздохнула Шарлотта, разглядывая полки высокого застекленного шкафа из темного дерева. — Лучше посоветуй мне какой-нибудь захватывающий роман.

— Для этого тебе лучше дождаться Лору. Лично мне хватает газет и радио. Киона, сходи в кухню и скажи Мирей, что на завтрак я хочу омлет с салом и жареным луком.

Как только она вышла из гостиной, Жослин встал и подошел к Шарлотте. Он окинул ее испытующим взглядом. Девушка изобразила удивление:

— Со мной что-то не так?

— Твоя потребность в уединении начинает мне казаться несколько странной. Ты так изменилась за два месяца! Шарлотта, надеюсь, что ты серьезная девушка и не встречаешься с кем-то тайком. Это было бы прискорбно, и ты бы меня очень разочаровала.

Ценой невероятных усилий ей удалось сохранить невинный вид, хотя внутри все задрожало от тревоги.

— Папа Жосс, ты меня обижаешь! Я дорожу своей честью так же, как и все. И моей вины нет в том, что мне нравится быть в своем доме хозяйкой, ни перед кем не отчитываясь. В двадцать два года я еще не замужем. И в ожидании идеального мужчины наслаждаюсь своей свободой, но не нужно считать меня распутницей! До свидания!

С ожесточенным лицом и мрачным взглядом она вышла из гостиной, так и не выбрав книги. Жослин решил не догонять девушку. Он считал, что правильно поступил, решив ее предостеречь.

«Женщины такие чувствительные!» — подумал он, усаживаясь на место.

Шарлотта ворвалась в кухню к Мирей и Кионе с горящими щеками и поджатыми губами. Она молча надела свою меховую куртку и сапоги.

— Выпей хотя бы чаю, — предложила экономка.

— Нет, я возвращаюсь в «маленький рай», — надменно ответила та.

Киона не проронила ни слова, но проводила Шарлотту до двери кухонной подсобки. Высокомерный вид девушки тут же сменился выражением глубокого отчаяния.

— Мне кажется, папа Жосс что-то подозревает, — прошептала она на ухо девочке. — Господи, если кто-нибудь узнает правду, мне останется только умереть!

— Не говори так, прошу тебя! Возвращайся скорее, надвигается буря.

— И слава богу! По крайней мере, никто меня не побеспокоит. Киона, ты поможешь мне? Пообещай!

— Да, я обещаю.

Девочка подкрепила эти слова лучезарной улыбкой. Надев снегоходы, Шарлотта вышла из дома. Вскоре она уже шла по улице Сен-Жорж, где свирепствовал сильный ветер, бросая в лицо острые крупинки снега. «О! Защити меня, буря! — молилась она. — Моя холодная страна, не выдай меня! Я не могу потерять свою любовь, своего милого! Я и не знала, что можно любить так сильно, всей душой, всем своим существом!»