— Чего ты хочешь от меня?! — не выдержав, я оттолкнула ее и, подскочив, срывающимся голосом воскликнула: — Чтобы я отказалась и окунулась головой в танцы?!

— Я хочу, чтобы ты нашла баланс между тем, что нужно, и тем, что хочется! — глухо процедила она. — Потому что… вот тебе мое предсказание: если сегодня ты окончательно зароешься в это все… К тридцати очнешься одинокой замученной работой женщиной, у которой кроме этой самой работы и единственной лучшей подруги, нет ничего. Ты к этому уже идешь. Из той компании, которая постоянно общалась с тобой, остались только мы с Лирой. Что ты вообще видела с момента выпуска, кроме этой гребаной учебы, Лина?

Я опустила голову и закрыла глаза.

Не хочу об этом все думать. Не хочу мучиться выбором. Ничего не хочу. Почему бы всем просто не оставить меня в покое?!

Некоторое время в кухне стояла полная тишина, а затем Света тихо сказала:

— Я тебе не сказала, пожалуй, и десятой доли того, что накопилось. И я очень зла на тебя, Лина. Потому от греха подальше поеду-ка я ночевать домой. Иначе, клянусь, дело закончится дракой.

Я растерянно смотрела, как она сняла фартук и, аккуратно повесив его на крючок, вышла из кухни.

Сил, чтобы идти за ней, что-то доказывать и объяснять, не осталось. Я словно оцепенела, эмоционально перегруженная. Очнулась только в тот момент, как хлопнула входная дверь, и я осознала, что осталась в квартире одна.

Колени подкосились, и я, практически рухнув на пол, закрыла лицо руками и зарыдала. В голове была полная каша, а сердце болело, словно его кто-то сжимал ледяными пальцами.

Когда я уже начала икать от всхлипов, услышала над головой взволнованный голос Макса:

— Сестричка, что с тобой?!

Он торопливо поднял меня и обнял.

— Лин, кто тебя обидел? Тот сталкер? Не молчи, скажи мне!

— Н-н-никто, — выдохнула я, цепляясь дрожащими пальцами за его толстовку.

— Тогда почему ревешь?

— Н-н-ничего, б-б-бывает, — спрятала лицо на груди, не желая делиться собственным позором.

К тому же, я подозревала, что Макс окажется на стороне Светы, и слушать нотации ещё от него не хотела. Мне и так было плохо.

— Ладно, ладно, все, не плачь, — брат погладил меня по спине. — Успокоишься и расскажешь, по какому поводу слезоразлив.

Я была ему безмерно благодарна. Он весь вечер потратил на то, чтобы привести меня в порядок. И даже не обиделся, что я ему так и не сказала, почему плакала.

Позже, ночью, я лежала без сна в постели и, рассеянно рассматривая блики на потолке, думала, что попала в какой-то чертов замкнутый круг, из которого не видно выхода. Как ни крути, как ни верти… Я остаюсь в проигрыше.

Но что же мне делать?..

Не удивительно, что спала я плохо и мало, а утром зеркало «порадовало» меня опухшим лицом и голосом, как у вороны.

— Выглядишь ужасно, — подтвердил Макс то, что я и так знала. — Может, останешься дома?

— Не могу, — качнула головой и закашлялась.

Брат не стал меня отговаривать, только неодобрительно нахмурился.

Кое-как замаскировав свое ужасное состояние с помощью косметики, я поплелась в универ. Брат всю дорогу ненавязчиво интересовался, не хочу ли я вернуться и отоспаться. Я лишь продолжала отрицательно качать головой и грустно думала, что и правда превратилась в законченную ботаничку. Когда это произошло?..

Подходя к лекционному залу, я сразу заметила Светку и замерла, не очень понимая, как себя вести. По большому счету мы с ней не ссорились… Но все равно неловко. А не подойти будет очень глупо…

Впрочем, пока я мысленно металась, все решилось само собой. Подруга увидела меня, облегченно улыбнулась и, подойдя вплотную, крепко обняла:

— Я вчера была грубой, прости.

— Тебе не за что извиняться, — я обняла ее в ответ. — В конце концов, все, что ты сказала, чистая правда…

— Лин, — она отстранилась и заглянула в мои глаза, — я это сказала исключительно потому, что люблю тебя и очень беспокоюсь. Я хочу, чтобы ты была счастлива. А таковой я тебя видела ещё в школе, ну и последние несколько недель. Серьезно, подумай над моими словами.

— Обязательно, — бледно улыбнулась я, а в голове мелькнула мысль, что решения этой проблемы так и не видно.

Революция в моей голове привела к тому, что все пары я была рассеянной и никак не могла собраться. Светка, видимо, пожалев меня, не лезла больше с попытками убеждения и вообще даже словом не затрагивала эту проблему. А после последнего урока лично вытолкала меня на танцы:

— Иди, иди, тебе это явно нужно. И не смей Аленке говорить, что подумываешь бросить. А то она тебя прямо там в паркет и закопает.

— Я ещё не сошла с ума, — нервно хихикнула я.

— Вот и хорошо. И еще, — подруга нахмурилась. — Я сегодня не смогу с тобой пойти домой — звонил отец, мне нужно смотаться с ним на один объект в качестве помощника. Так что имей это ввиду и предупреди Макса.

— Все будет хорошо, не парься, — усмехнулась я.

— Но я приеду завтра с утра, так что готовься, — погрозила мне пальцем.

— Очень страшно, ага, — рассмеялась я и махнула рукой. — Все, иди уже, занятая. А я пойду вытанцовывать собственный стресс…

— Правильное решение, — одобрила Света и, попрощавшись, умчалась.

А я поплелась в танцевальный зал.

Ощущение, будто я развалилась на кусочки и никак не могу собраться в кучу, не отпускало. И эти мысли… О, эти чертовы мысли о том, как будет правильно. Или лучше. Или приятнее. Интереснее. Они разрывали мне голову. И приправлялось это все Дэймоном, чтоб ему провалиться. Все же меня сильно зацепили его равнодушие и отвлеченность.

И от этого всего мне было до того грустно, что даже на танцах я никак не могла поймать нужную волну и постоянно ошибалась.

Невероятно. Раньше именно танцы всегда спасали. А сейчас… кажется, я и правда довела себя, раз и проверенный способ не помогает…

— Нет, так дела не будет, — Аленка решительно остановила тренировку и выключила музыку. — Лин, что с тобой.

— Мне плохо, — совершенно честно сказала я. — Настолько, что я просто… не могу танцевать.

Остальные танцоры притихли, наблюдая за нами.

— Не можешь вообще или не можешь такое ритмичное? — педантично уточнила она.

Я задумалась, а потом немного неуверенно ответила:

— Второе?

— Ясно, — шумно выдохнула и приказала: — Продолжаем тренировку. Лина, делай, что можешь. Но останешься после окончания, хорошо?

— Хорошо, — послушно прошептала я, пытаясь собрать себя в кучу.

Кое-как оттанцевав программу, я свалилась на паркет у зеркала и безучастно наблюдала, как остальные танцоры сгрудились вокруг Аленки. Та что-то спокойно им объясняла, а затем обратилась ко мне:

— Лина, как насчет пойти выпить пива? Наконец-то нормально пообщаешься с остальными и заодно развеешься.

Я хотела было отказаться, но в последний момент решила: а почему бы нет? Незатейливое общение с теми, кто не знает, как меня внутри крошит — неплохой вариант. К тому же алкоголь всегда притупляет все ощущения. Может, и правда станет легче?

— Прекрасная идея, — криво улыбнулась.

— Умница, — довольно похвалила меня Аленка и повернулась к остальным: — Так, вы идите, заказывайте… наверное, как обычно. Я сейчас с этой размазней закончу и мы придем.

Танцоры сдержанно похихикали, а я лишь скривилась.

Когда мы остались в зале вдвоем, Алена подошла ко мне и сурово сказала:

— А теперь встала и танцуй.

— Что? — непонимающе воззрилась я на нее.

Но она уже повернулась и направилась к музыкальному центру.

— Мы с тобой танцоры, — проговорила, неторопливо перебирая диски. — Лучше всего выражаем эмоции и выплескиваемся через танец. Тебе хорошо, настолько, что, кажется, порвет от этого? Танцуй. Тебе плохо, да так, что хочется упасть и рассыпаться мелким песком? Танцуй. Лин, — она вытащила какой-то диск из коробки и искоса взглянула на меня, — не мне тебя учить.

И включила музыку.

Я вздрогнула, услышав первые звуки песни, а затем тихий надорванный голос:

I don’t like my mind right now,

Stacking up problems that are so unnecessary.

Wish that I could slow things down,

I wanna let go but there’s comfort in the panic… [14]

Голос Честера Беннингтона [15] словно вздернул меня на ноги. Я не осознала, что иду, до тех пор, пока не вышла в центр зала и не начала танцевать

Боль горьких слов, боль человека, который в конце концов не смог справиться с собственными демонами, вся тяжесть своего существования протекала через меня бурным потоком, преобразуясь в ломаные, рваные движения. И с каждой минутой мне и правда становилось легче. В какой-то момент я, обессиленная, упала на колени и, прижав ладони к щекам, осознала, что плачу. Сквозь нарастающий шум в ушах я слышала затихающее:

I'm holding on.

Why is everything so heavy?

Holding on,

So much more than I can carry.

I keep dragging around what's bringing me down

If I just let go, I'd be set free.

Holding on.

Why is everything so heavy?

— Тише, тише, — меня крепко обняли. — Ты моя маленькая хрупкая девочка… Зачем на себе нести столько? Ты же сломаешься…

Я вцепилась в Аленку и разревелась в голос:

— Мне так плохо…

— Вижу, солнышко, вижу, — она ласково гладила меня по голове. — Ты просто слишком много на себя взваливаешь. Слишком много думаешь. И совершенно не умеешь расслабляться, мой упоротый трудоголик. К жизни нужно относиться легче, слышишь? А то в какой-то момент ты не выдержишь и перегоришь. А кому оно нужно?

Не знаю, сколько мы так просидели.

Я, кажется, выревела годовой запас слез. Плакала о том, что из-за одной неудачи поставила крест на мечте. О том, что мне и правда страшно из-за Алексея. О том, что мне действительно от жизни нужно больше, чем только учеба. Что я и правда не хочу, чтобы к тридцати у меня, кроме работы, ничего не было. И, конечно же, о том, что, кажется, понравившийся парень потерял ко мне интерес.

Но мне действительно полегчало. Словно громадный камень с души свалился.

Я отстранилась и, вытерев слезы, несмело посмотрела на мягко улыбающуюся Аленку:

— Спасибо, мне стало легче.

— Обращайся, — она невесомо потрепала меня по голове. — Ты же знаешь… Я на твоей стороне. Ты всегда можешь рассчитывать на меня, если нужна помощь.

— Спасибо… — тихо повторила я.

— Идем? — вопросительно посмотрела на меня наставница — теперь я точно могла называть ее так же, как и ту, которую по собственной дурости потеряла.

— Да… Только мне бы умыться…

— Вперед, — махнула Аленка рукой. — Умывайся, переодевайся и идем развлекаться, — и подмигнула.

А я, шумно вдохнув, твердо решила, что пора собирать себя в кучу и не быть тряпкой. Я со всем справлюсь. По-другому просто не умею.

Посиделки с танцорами неожиданно увлекли. Ребята, с которыми до этого момента мы толком не общались, открылись яркими и интересными людьми. И со мной на одной волне. Я вспомнила, каково это — общаться с теми, кто дышит тем же, чем и ты. И остро пожалела, что в одиннадцатом классе порвала почти все связи с танцевальной тусовкой. Я всегда гнала от себя самоуничижительные мысли, но теперь наконец-то признала и полностью приняла: пусть о чем бы ни талдычила окружающим, но не учеба вынудила меня бросить танцы. Меня действительно сломал проигрыш на последнем танцевальном конкурсе. Я до сих пор помнила выражение лица соперницы, что говорили судьи, как ее поздравлял ведущий. С каким превосходством она смотрела на меня… Говорят, она уехала в соседний город обучаться по танцевальному профилю. В десятом классе я тоже думала туда поступать, несмотря на то, что родители были категорически против… Даже сейчас мне было горько вспоминать об этом всем, несмотря на то, что вся моя семья была счастлива, когда я выбрала более стабильную и престижную специальность, чем танцы.

Ближе к вечеру компания медленно расползлась и мы с Аленкой остались одни.

— Не хочу давить, тебе явно и без меня плохо, — тихо сказала она. — Просто напоминаю, что тебе нужно решить насчет постановки. Чем быстрее, тем лучше. Если ты согласишься, начинать репетиции нужно уже сейчас…

Я сгорбилась и закрыла лицо руками.

— Не знаю, — прошелестела едва слышно.

— Что у тебя стряслось, можешь уже рассказать? — осторожно спросила наставница. — Я могу помочь?

И я решила рассказать.

— Я стою на распутье, — подняв голову, посмотрела на нее. — Один из моих преподавателей предлагает мне работу.

— И ты решаешь, что делать с танцами, — проницательно проговорила она.