— Не могу, — пробормотала она. — Засыпаю. Джеффри Саутвуд подвел жену к стулу и усадил.

— Чистая, ты лучше выспишься, дорогая, — нежно сказал он и осторожно раздел жену, сняв с нее платье и нижнюю юбку и скатав шелковые чулки. Потом он отнес ее в ванну и улыбнулся, когда она с наслаждением вздохнула. Осторожно вытерев и натянув на нее ночную рубашку, он укрыл ее и поцеловал в лоб.

— Спи, любимая, — услышала Скай, после чего на нее навалилась чернота.

Она спала почти два дня, а когда проснулась, застала свой мирок в смятении. Дейзи пробудилась первой и стояла над постелью госпожи. Один взгляд на лицо служанки — и сердце Скай учащенно забилось.

— В чем дело?

— Маленький господин, юный лорд Джон! У него белое горло! Граф сам за ним ухаживает.

Скай вскочила с кровати, схватила свое бархатное платье и на бегу стала его надевать.

— Где они?

— В комнате над детской, миледи.

Первым ее побуждением было наброситься на Джеффри. Как он посмел скрыть от нее болезнь Джона? Почему не разбудил? Потом она поняла, что муж давал ей возможность передохнуть, вернуть силы. Она пролетела по коридорам замка и взбежала по лестнице в комнату над детской.

— Нет!

С мокрым от слез лицом Джеффри застыл, прижимая к себе тельце ребенка. В его глазах отражалась такая мука, что Скай не поняла, к кому испытывает большую жалость: к нему или ребенку, которого они только что потеряли.

— Я делал все, что делала и ты, — безнадежно проговорил он. — Он задохнулся, Скай, не мог дышать, а я ему ничем не смог помочь. Видала бы ты его глаза… Его голубые глаза, такие же, как твои. Они умоляли о помощи, а я ничего не мог сделать.

Скай упала на колени у тела ребенка. Он был так похож на нее: такая же светлая кожа, похожие на сапфиры глаза и темные волосы. У Джеффри он был любимцем — он, а не наследник Робин. В ее малютке, родившемся здесь, но у которого было больше от ирландца, чем от англичанина, все души не чаяли. Она услышала приглушенные звуки и, подняв голову, увидела заплаканную Дейзи — Джон был и ее любимчиком.

Почувствовав себя сразу постаревшей, Скай взяла из рук мужа безжизненное тельце ребенка и передала его Дейзи.

— Позаботься о нем. Я должна утешить господина. С мальчиком в руках Дейзи выскользнула из комнаты. Теперь она, не стесняясь, громко плакала. Скай обняла мужа.

— Пойдем, дорогой. Пойдем со мной, — упрашивала она. Джеффри поднялся на ноги и двинулся рядом с ней, позволяя отвести себя вниз.

— Горячего вина, — распорядилась Скай слуге, и, когда напиток подали, добавила в него трав и помогла выпить мужу. Вместе со слугой она переодела его в ночную рубашку и тут с волнением заметила, что тело мужа горит. Укладывая его, она спросила:

— Ты нормально себя чувствуешь?

— Устал. Очень устал. И жарко. — И Джеффри откинул одеяло.

Скай положила руку мужу на лоб. Граф весь горел. Лихорадка быстро нарастала.

— Таз с холодной водой и чистых полотенец, — обернулась она к слуге. — Саутвуд закашлялся, отрывистые звуки вырвались из его горла. Ужас охватил Скай. — Нет, — прошептала она, — Пресвятая Дева Мария, только не это!

Слуга вернулся с родниковой водой из самого глубокого колодца. Она была такой ледяной, что обожгла руки Скай, когда та мочила в ней полотенце. Граф вздрогнул, почувствовав холодную ткань на своей коже.

— Мне надо прогнать твою лихорадку, дорогой, — извинилась жена, но граф в забытьи не услышал ее. Со слугой они завернули его в полотенца, а лоб постоянно орошали водой. Рубашку и простыни сменили три раза и, чтобы не распространялась зараза, все сожгли в камине.

Внезапно появилась Дейзи.

— Я принесла вам поднос. Он в прихожей. Невидящими глазами Скай посмотрела на служанку и отвела взгляд.

— Я не могу есть.

— Миледи, господину не поможет, если вы свалитесь с ног. Дети в вас тоже сильно нуждаются — они все перепуганы смертью братика. А теперь, когда граф заболел, детям еще труднее.

— Я перепугана тоже, Дейзи! — чуть не выкрикнула Скай, но только устало кивнула и, подчиняясь настояниям служанки, вышла в переднюю.

Поднос был любовно сервирован: на серебряном блюде лежал кусок варенного в масле со специями мяса, ветчина, в маленькой вазочке лук-латук, пудинг, холодный пирог и графин вина. Не разбирая вкуса, Скай пережевывала и глотала, пока не опустели тарелки, а потом быстро поднялась и вернулась в комнату к больному. Наступил кризис. Граф сотрясался от дрожи, и они с Дейзи навалили на него еще одеял.

— Горячие кирпичи! — приказала Скай, и слуга кинулся выполнять ее распоряжение.

Джеффри закашлялся, начал хватать ртом воздух. Скай заглянула ему в горло и увидела, что все оно покрыто грязноватыми белесыми налетами, а серая пленка мешает дыханию.

— Не давайте его челюстям закрыться, — посоветовала Дейзи госпоже. А сама быстро наклонилась, подцепила пленку и, вытащив ее из горла, бросила в огонь. Теперь граф был способен дышать. — Если мы не дадим гною перекрыть дыхание, мы можем его спасти. Но если он затвердеет, граф умрет, — без обиняков предупредила она.

— Нет, — затрясла головой Скай. — Я не могу его терять!

Вдвоем они принялись накладывать камфарные компрессы. Еще несколько раз Дейзи вытаскивала гнойную пленку из горла господина, облегчая его дыхание. Часы все тянулись, пока не прошел день и снова не наступила ночь. Лихорадка усиливалась и отступала. Дыхание Джеффри становилось труднее, потому что пленки образовывались быстрее и их становилось труднее вынимать. Он побледнел. Грудь болезненно вздымалась с каждым вздохом. Скай почувствовала, как из глубины ее существа поднимается отчаяние: им не удавалось победить болезнь, они лишь замедлили ее течение. Внезапно Джеффри Саутвуд открыл глаза.

— Скай! — позвал он охрипшим голосом и тут же отрывисто закашлялся.

— Я здесь, дорогой. — Она заботливо наклонилась над ним. Глаза мужа медленно блуждали по ее лицу, как будто навсегда хотели сохранить его в памяти.

— Позаботься о детях, Скай.

— Джеффри, не говори таких вещей! — Она чуть не сорвалась на плач.

Он нежно улыбнулся, с усилием протянул руку и, как бы благословляя, дотронулся до щеки.

— Ты для меня была такой радостью, дорогая, — прошептал он, глубоко вздохнул и умер.

Комната погрузилась в молчание. Ни Дейзи, ни слуга не осмеливались пошевелиться.

— Джеффри, не пугай меня, — упрашивала Скай. — Ты поправишься, любимый. Обязательно поправишься! И весной мы, как хотели, поедем в Ирландию навестить моих родных. Тогда Эван официально поклянется в верности Мак-Уилльяму. — Она продолжала говорить мужу о семейных делах и планах, которые они строили на будущее.

Наконец Дейзи нежно обняла Скай.

— Он умер, миледи, — и всхлипнула. — Граф умер, и вы должны это вынести. Надо сказать детям и организовать похороны малютки Джонни и его отца.

К облегчению Дейзи, Скай бурно разрыдалась и упала на тело мужа.

— Нет, он не умер! Нет! Нет! Нет! Не умер!

Ее плач разносился по всему замку и вскоре был подхвачен всеми его обитателями. Дейзи и слуга оторвали госпожу от холодеющего тела мужа. Она отбивалась, как умалишенная. Наконец совместными усилиями им удалось отвести ее в спальню, и там она, рыдая, рухнула на кровать.

— Приведи детей, — шепнула Дейзи слуге и, когда тот выполнил ее просьбу, грубо подняла госпожу:

— Миледи, все дети здесь. Они нуждаются в вас, миледи. Нуждаются теперь!

Скай подняла искаженное горем, заплаканное лицо и взглянула на детей. Они жались у дверей в столовую, испуганно глядя на нее. Три дочери Джеффри от первого брака — девятилетняя Сузанна с цепкими зеленоватыми, как у отца, глазами и восьмилетние близнецы Гвинет и Джоана теперь вовсе осиротели. Трое ее детей — десятилетний Эван, девятилетний Мурроу и шестилетняя Виллоу смущенно старались скрыть свой страх. И Робин, их трехлетний сын, стал уже графом Линмутским. «Оставьте меня с моим горем!»— хотела закричать Скай. Но в ее ушах вновь прозвучали слова мужа: «Позаботься о детях, Скай».

Собравшись с духом, она поднялась с кровати и поправила смявшееся платье.

— Ваш отец умер, дети, — тихо произнесла она. Потом подняла и посадила на стол маленького Робина, и он во все глаза смотрел на нее. — Теперь, Робин, ты граф Линмутский. И тебе, милорд, я клянусь в своей верности. — И она сделала перед ним реверанс. Примеру матери последовали другие дети.

— А где мой папа? — шептал смущенный Робин.

— Отправился на небеса, — тихо объяснила Скай.

— Как Джон? — нахмурился мальчик.

— Да, Робин, как Джон, — подтвердила мать.

— А нам с ними нельзя?

Сузанна всхлипнула, но под сердитым взглядом мачехи замолчала.

— Нет, Робин, нельзя. Туда отправляются только те, кого позовет Бог. А нас он еще не позвал. — Скай чувствовала, как силы возвращаются в ее тело. Джеффри прав — она нужна детям. Она сняла сына со стола и собрала остальных детей вокруг себя. — Мы должны быть мужественными, дорогие, — произнесла она и по очереди поцеловала каждого. — А теперь возвращайтесь к себе в комнаты и молитесь за папу и Джона.

Малыши с готовностью повиновались и оставили ее со слугами.

— Приведи священника, — обратилась она к Дейзи. — А ты, Уилл, поскачешь в Лондон к ее величеству. Подожди до вечера, пока я не напишу ей письмо.

Послание извещало королеву о смерти Джеффри. В нем Скай испрашивала высочайшего подтверждения наследия Робина. Уилл тут же отправился в путь. Священника просили назначить похороны на следующий день. Шестнадцатимесячного Джона, лорда Линтона, предполагалось похоронить в одной могиле с отцом. Потом Скай попросила принести ей бутылку вишневой настойки и выпила, чтобы заснуть, но на следующее утро пожалела об этом, когда проснулась с тяжелой головой. Как будто в насмешку погода потеплела, и в деревне больше не произошло ни одного случая белого горла. Призвав к себе графа, болезнь, кажется, насытилась.

22

По дороге в Девон Роберт Дадли, беззаботный граф Лестерский, напевал веселый мотив. Его настроение передалось и свите. Граф был направлен самой королевой, и его поездке ее величество придавала большое значение. К тому же стоял июнь — красивейшее время года в Англии Розы всевозможных цветов пестрели в палисадниках, грациозно выглядывали из-за каменных стен. На зеленых лугах тучные ягнята паслись среди сладкого клевера. В каждом озерце жила по крайней мере одна семья лебедей, и гордые белоснежные родители учили плавать сереньких детей.

Лорд Дадли был в превосходном настроении. Не подозревая, королева дала ему поручение, о котором он мог только мечтать. Посылая вельможу, королева не могла знать, что состояние крестника интересует его намного меньше, чем мать.

Смерть Джеффри Саутвуда потрясла и королеву, и весь двор — Ангельский граф был всеобщим любимцем. Хоть два года он с женой-ирландкой и отсутствовал при дворе, но всегда приезжал в январе, чтобы дать свой знаменитый маскарад в честь Двенадцатой ночи. Лишь несколько месяцев назад они поразили всех в Лондоне оригинальностью костюмов, появившись на маскараде в наряде «Нового Света». На красивой молодой графине было платье из золотой парчи, богато украшенное темным бобровым мехом и колумбийскими изумрудами, а на лорде Саутвуде — костюм из серебряной парчи с лисьим мехом, весь расшитый мексиканской бирюзой.

Вот вам земная слава, криво усмехнулся Роберт Дадли. Саутвуд в январе еще такой живой, этим чудным июньским днем окоченевший похоронен в земле. Теперь его жена должна быть поласковее. А если не будет, найдутся средства убедить ее в этом. Так самодовольно размышлял граф Лестерский, приближаясь к Линмутскому замку и к радости своих солдат распевая непристойную песенку.

Наблюдая, как он подъезжает к дому, стоящая на крепостном валу вдова графа Линмутского ощутила тревогу. Королеве потребовалось несколько недель, чтобы ответить на письмо Скай, в котором она сообщала о смерти Джеффри. Елизавета подтверждала права Робина, но вместе с тем назначала Роберта Дадли его опекуном. Как можно дипломатичнее Скай принялась возражать, ссылаясь на то, что согласно воле ее мужа она оставалась единственной опекуншей детей. Но королева оставалась непреклонной: ей не было дела до остальных детей, что же касалось маленького Робина, то после смерти отца он должен находиться под королевской опекой.

Скай ужасно расстроилась. Она не верила Дадли. Хотя с того вечера на празднике Двенадцатой ночи он вел себя осмотрительно, Скай знала, что так просто он не отстанет. А в ее положении вдовы она оказывалась беззащитной и легкоуязвимой. Дадли, не колеблясь, использует детей, чтобы добиться своего, и поэтому Скай быстро предприняла все, что могла, для своей защиты.

Звана и Мурроу О'Флахерти она отправила вместе с близняшками Гвинетой и Джоаной в Ирландию. Год назад они с Джеффри решили переженить своих детей. Близнецы выразили желание никогда не расставаться друг с другом, а мальчики были от них в восторге. Эти четверо будут в надежных руках у Анны О'Малли, и через несколько лет поженятся. Девятилетнюю Сузанну Саутвуд послали в семью лорда Тревеньяка в Корнуолл, где она станет обучаться вести хозяйство. А потом она выйдет замуж за наследника Тревеньяка — превосходная партия для обоих детей.