Бренда Джойс - Скандальная любовь

— Николь очень повезло, — любезно проговорил герцог. — Если бы я не взял ситуацию в свои руки, все кончилось бы плачевно. Но ничего плохого с ней не случилось.

Ни единый мускул не дрогнул в лице графа.

— Понятно, — сказал он. — Надеюсь, ничего подобного больше не произойдет. Иначе последствия будут более чем неприятные, уверяю вас.

— Разумеется, не произойдет, — ледяным тоном ответил герцог.

Он не любил, когда ему угрожали, даже если на то была причина.

Шелтон кивнул и отошел. Герцог смотрел ему вслед и злился на себя. Ведь он едва не обесчестил Николь.

— Лучше бы вы думали об Элизабет, — сказала Изабель у него за спиной.

И тут он взорвался.

— Мы венчаемся с Элизабет в июне, — резко произнес он. — И тогда все будет хорошо, не так ли?

Изабель грустно посмотрела на него.

— Тогда все будут счастливы, — процедил он сквозь зубы. — Точнее, почти все.

И он пошел прочь, тяжело шагая. Все будут счастливы, когда он женится на Элизабет. Все, кроме него.

Он просто принесет себя в жертву.

Только поздно вечером Изабель наконец уединилась в своих апартаментах и получила возможность предаться размышлениям.

Она стояла у камина в своей гостиной и смотрела на пляшущее пламя. Выражение веселости на ее лице сменилось озабоченностью.

Изабель многое пришлось пережить, и она на собственном опыте убедилась в том, что жизнь изменчива и непредсказуема.

Хейдриан увлечен Николь Шелтон, это очевидно. Николь любит ее сына до безумия. Они прекрасная пара.

Изабель знала, что такое запретная любовь. Какую боль она причиняет. И хотя сама боль когда-нибудь умрет медленной, мучительной смертью, грусть о том, что могло бы быть, не умрет никогда, по крайней мере так было у нее. Теперь сердце у нее болело за сына. Ей очень не хотелось, чтобы Хейдриан влюбился в Николь Шелтон, потому что эта любовь ничего, кроме горя, ему не принесет.

И бедняжка Элизабет! Ужасный треугольник, потому что Изабель знала, как сильно Элизабет любит Хейдриана. Изабель была уверена, что Хейдриан никогда не бросит ее, для этого он слишком порядочный человек. Как и она была слишком порядочна, чтобы убежать от Френсиса. Яблоко от яблони недалеко падает. И это ее пугало.

Она опустилась в кресло. Ей вдруг захотелось плакать. Она словно превратилась в молодую двадцатилетнюю женщину, впервые полюбившую и страдающую от своих запретных чувств к тому, кто не был ее мужем. Его образ возник перед ней. Высокий и сильный, с каштановыми волосами, с обветренным и загрубевшим лицом. Он был неотразим. Сердце у нее болезненно сжалось. Она поняла, что ошиблась, — эта боль никогда не умирает.

Она не пожелала бы такой любви никому, и уж, разумеется, своему сыну или Элизабет, а также Николь Шелтон. Бедняжка этого не заслужила.

Изабель хорошо понимала, что любовь не знает преград. Не подчиняется рассудку. Хейдриан — человек сильный, благородный и порядочный, но он всего лишь мужчина.

Изабель закрыла глаза, думая об Хейдриане, — но не о сыне, а о его тезке. Ей давно хотелось сказать сыну правду. Однако она не решалась. Боялась потерять его уважение и любовь. Или, что еще хуже, вызвать у него отвращение. Но Изабель ни о чем не жалела и, если бы могла вернуться на тридцать лет назад, поступила бы точно так же.

Герцог Клейборо не мог уснуть.

Дважды в тот день он останавливался у дома Стаффорда, как и вчера по пути в Лондон, но Элизабет спала, ей дали обезболивающее, поскольку приступы участились.

Уже перевалило за полночь. Он был один в своей спальне, рядом с ним — Борзой. Образ Николь стоял у него перед глазами, а рядом — образ Элизабет. Совесть мучила герцога.

Ни об одной женщине он не думал денно и нощно, как о Николь. Ни одна женщина не вызывала в нем такого вожделения и, что еще хуже, не заставляла вести себя так отвратительно и непорядочно, как он вел себя по отношению к ней. И это приводило его в бешенство.

Поднявшись с постели, герцог накинул бархатный халат и подошел к камину, Борзой приветливо замахал хвостом. Герцог погладил пса по голове.

— Сам не знаю, что со мной происходит, — признался он собаке.

Неужели он такой же, как отец? Неужели Френсис был так же одержим своими любовницами? Отец обманывал мать. Но испытывал ли он при этом угрызения совести? Если сам он такой же, как отец, то лучше держаться подальше от Николь.

Отца герцог ненавидел по сей день и был уверен, что эта ненависть никогда не пройдет.

Теперь Николь Шелтон хочет снова быть принятой в обществе и найти себе мужа. Что же, это ее право. В глубине души Николь надеялась, что ради нее он разорвет помолвку с Элизабет.

Герцог мерил шагами комнату. Борзой с интересом наблюдал за ним. Огонь догорел, в комнате становилось прохладно.

Девиз семьи Клейборо «Честь прежде всего» был не только изображен на доспехах, он был написан в его сердце. Не важно, что он сейчас думает по поводу своей предстоящей свадьбы, он не станет — не сможет — разорвать помолвку. А как же Николь?

Герцог закрыл глаза. Она хочет иметь мужа. Все женщины хотят иметь мужа. Она надеется, что общество ее примет. Вполне возможно, ведь он взял Николь под свое покровительство. Он может быть не только порядочным, но и великодушным настолько, что поможет найти ей мужа.

Это было бы благородно с его стороны. И хотя сама по себе идея претила ему, герцог решил от нее не отказываться.

Весь следующий день был занят деловыми встречами. И в Стаффорд герцог вернулся рано утром, надеясь повидаться с Элизабет. Маркиз Стаффорд сказал, что она уже проснулась и очень хочет видеть герцога. Судя по виду маркиза, Элизабет не стало лучше. Глаза у него были красные, видимо, он плохо спал, лицо осунулось. Когда выяснилось, что Элизабет тяжело больна, он постарел на двадцать лет. Хейдриан обменялся с ним парой любезных слов, после чего дворецкий проводил его наверх.

Он остановился в дверях ее гостиной, жестом велев дворецкому уйти. Элизабет, казалось, спала. Она полулежала в большом кресле, укрытая тяжелым одеялом из ангорской шерсти фиолетового цвета, и казалась совсем маленькой и хрупкой. Сердце у него болезненно сжалось. Она еще больше похудела, бледность покрывала ее лицо, и герцога охватил страх.

Элизабет открыла глаза. Герцог быстро подошел к ней, изобразив радостную улыбку. Она тоже улыбнулась.

— Хейдриан.

Она произнесла его имя с любовью и была счастлива, что видит его.

— Здравствуйте, Элизабет. Я не хотел вас будить. — Он придвинул оттоманку к ее креслу и сел.

— Хорошо, что вы пришли, — едва слышно произнесла Элизабет.

— Вам лучше?

Она отвела глаза.

— Немножко.

Он понял, что это ложь. А Элизабет никогда не лгала. Герцог похолодел. Он взял ее за руку.

— Хотите, расскажу вам об охоте?

Она кивнула.

Несколько минут он забавлял ее описанием охоты, и когда рассказывал, как брал наиболее трудные препятствия, ее глаза сияли. Выслушав его, Элизабет улыбнулась.

— Очень интересно. Как я рада, что вы пришли, Хейдриан.

Держа ее за руку, глядя в ее обожающие глаза, он ругал себя за то, что вел себя по отношению к ней непорядочно. Его долг — хранить ей верность. Он непременно найдет Николь мужа.

— Хейдриан, что вы будете делать, если я… если я умру?

Хейдриан похолодел.

— Вы не умрете.

Он боялся взглянуть правде в лицо.

Глаза ее наполнились слезами.

— Боюсь, вы ошибаетесь.

Он схватил ее за руку.

— Выбросьте это из головы!

Она заморгала и отвернулась.

— Я не хочу, чтобы вы горевали, — произнесла Элизабет. — Хочу, чтобы вы были счастливы. Вы молоды, сильны, вы и так слишком долго ждали.

— Элизабет, — запротестовал он. Лицо его покрылось мертвенной бледностью.

Ее глаза наполнились слезами.

— Я знаю, что вы не счастливы по-настоящему, Хейдриан, и всегда это знала, с самого детства.

Он не мог произнести ни слова.

— Мне так хотелось дать вам счастье. Но я не смогу.

Он взял ее руки в свои.

— Вам нужен сын. Нужна семья. — Она заплакала навзрыд. — Я хотела подарить вам сына, но судьба распорядилась иначе.

— Я не хочу этого слушать, Элизабет, — проговорил он. — Вы молоды. В июне мы обвенчаемся, и вы подарите мне сына. — Он погладил ее по волосам. — И мы будем счастливы.

— Я не хочу умирать. Я вас очень люблю. Ах, Хейдриан! Это несправедливо!

Он был потрясен. Ему оставалось лишь утешать ее, как дитя. Теперь он понял, почему у маркиза красные глаза. Не от того, что он мало спит, а от того, что он много плачет.

— Вам нужно поспать, — сказал он, видя, как сильно она побледнела. — Я приеду попозже, к вечеру, но если вы будете спать, не стану будить, только посмотрю на вас.

Она закрыла глаза и прижалась к нему. Герцог осторожно высвободил руку и встал, его била дрожь. Надо немедленно пригласить врача. Он повернулся, чтобы уйти, потом вернулся и склонился над ней. Казалось, она спит. Он коснулся ее лба, лоб был сухой и холодный.

— Элизабет, — прошептал он. — Вы так много значите для меня.

Он коснулся губами ее губ и направился к дверям. Затем повернулся и снова посмотрел на нее. Элизабет улыбалась.

Вестником дурных новостей оказалась Регина.

Вечером в воскресенье Николь вернулась вместе с родителями и сестрой на Тэвисток-сквер. Ей не терпелось побыстрее уехать из Мэддингтона. После лисьей охоты она ни разу не видела Хейдриана — точнее, после неприятного разговора в вестибюле с ее родителями и вдовствующей герцогиней, когда они вернулись с ручья грязные и мокрые. Когда мать отвела ее наверх, она не знала, что ее ждет. Она никак не ожидала, что Хейдриан сразу же уедет из Мэддингтона. Но он уехал. Не успела она переодеться, как услышала какой-то шум на дворе. Бросилась к окну, выходившему на двор, и увидела, что он садится в черную лакированную карету Клейборо. Дюжина всадников в ливреях ждала, когда карета тронется, выстроившись парами, словно солдаты в строю, позади кареты. Прежде чем сесть в карету, герцог вдруг оглянулся — словно почувствовал на себе ее взгляд, однако не увидел ее, и мгновение спустя он и его великолепная свита исчезли.

Вернувшись в Лондон, Николь изо всех сил старалась не думать о герцоге и их последней встрече, но ничего не могла с собой поделать. Она чувствовала себя униженной. Он вел себя так, словно не считал ее леди. И в какой-то мере был прав. Леди не появляются на маскараде без сопровождения, в скандальном костюме цыганки, не бросают в последний момент жениха, не ездят верхом в брюках. И уж конечно, не позволяют мужчине, даже мужу, прикасаться к себе так, как позволила она Хейдриану. Будь она такой, как Элизабет, герцог не позволил бы себе ничего подобного.

Будь Элизабет похожа на свою кузину Стейси, Николь не испытывала бы угрызений совести. Но Элизабет была доброй и славной, одной из немногих в Лондоне, кто старался вернуть Николь в общество.

Тут в комнату, запыхавшись, вбежала Регина.

— Что случилось? — спросила Николь.

— Элизабет Мартиндейл, — выдохнула Регина. — В конце недели ей стало хуже! Она не встает с постели, и врачи говорят, что она тает!

Николь уставилась на сестру. Краска сбежала с ее лица.

— Тает?

Регина кивнула.

— Что ты хочешь сказать? Как это — тает?

— Не знаю! — закричала Регина. — Врачи говорят, что она тает! Наверное, это значит, что она умирает!

Потрясенная, Николь опустилась на стул.

— Умирает?!

Регина тоже села. Сестры смотрели друг на друга, не в силах вымолвить ни слова.

— Я этому не верю, — проговорила наконец Николь. — Элизабет моложе нас с тобой! Такие молодые не умирают.

Губы Регины задрожали, глаза наполнились слезами.

— Я тоже не могу в это поверить, — сказала она. — Может быть, это неправда.

— Конечно, неправда! — с облегчением воскликнула Николь. — Это чудовищная шутка, сплетников у нас хоть отбавляй.

— Пожалуй, ты права, — сказала Регина, немного успокоившись. — Наверное, у нее грипп в тяжелой форме, вот и все.

Николь кивнула, но потрясение, испытанное ею, оставило в душе неизгладимый след.

Николь все еще была в растерянности от горестной вести, когда час спустя карета Драгморов остановилась у дома Стаффорда. Сплетни — вещь ужасная, однако дыма без огня не бывает. Полагая, что Элизабет просто заболела, Николь решила навестить девушку, которая была к ней столь добра. Кучер помог Николь выйти из кареты, дворецкий проводил ее в вестибюль.