— Да, пожалуй.

— Уверена, если бы граф и графиня были здесь, они непременно пришли бы на прием, но, поскольку их нет, моя матушка решила, что нужно пригласить вас.

Николь кивнула.

Стейси улыбнулась.

— Мы знали, что вы здесь, а не в Лондоне, и было бы крайне невежливо не пригласить вас. Поэтому мы и пришли.

Николь насторожилась. Ее удивило то, что сказала Стейси, особенно ее тон. Она получила приглашение в весьма грубой форме, ей ясно дали понять, что придется его принять, хочет она того или нет. В то же время эта молодая особа намекнула, что Николь не поехала в Лондон с родителями, сестрой и прочими незамужними барышнями из светского общества, которые охотятся за мужьями. Николь также намекнули, что ее не жалуют в Лондоне. А это неправда.

Не совсем правда.

Николь уже несколько лет не появлялась в обществе.

— Вы, конечно, придете, — с улыбкой произнесла Стейси.

Николь выдавила улыбку. Ей бросили вызов. Это очевидно.

— Конечно, приду, — ответила Николь, теперь уже без тени улыбки.

Стейси была ошеломлена.

— Придете? — пропищала Маргарет.

Николь разозлилась. Она так и не поняла, что заставило Стейси поступить подобным образом. Впрочем, это не имело никакого значения. Несомненно одно — ей бросили вызов.

— До пятницы, — сказала Николь, поднимаясь.

Когда леди ушли, Николь пожалела, что позволила им загнать себя в угол. Однако не принять брошенный ей вызов не могла.

После разыгравшегося некоторое время назад скандала Николь стала объектом отвратительнейших сплетен и пересудов. Родители страшно рассердились на нее, и если бы даже она захотела укрыться в их лондонском доме, не согласились бы. Николь, однако, не испугалась и продолжала сезон, словно ничего не случилось, высоко держа голову, игнорируя косые взгляды и сплетни.

Когда скандал начал затихать, Николь сдалась. С самого первого ее появления в свете балы и рауты, вечеринки и званые ужины не произвели на нее особого впечатления. Они казались ей скучными. Ей нравилось вставать с восходом солнца, проводить целые дни в седле, занимаясь Драгмором вместе с отцом и братьями. Это было гораздо интереснее светского времяпрепровождения.

Николь любила родных, любила Драгмор и была вполне довольна жизнью, которую вела. Николь не хотела ее менять, поэтому и стала причиной скандала.

Однако порой, когда младшая сестра Регина уезжала с матерью в Лондон, посещая званые вечера, одеваясь в роскошные шелка и принимая ухаживания красивых мужчин, Николь скучала по ней, ей становилось одиноко и так хотелось оказаться там, вместе с ней. Регина всегда была первой красавицей на балах, чего никак не скажешь о Николь. Николь не забыла о тех нескольких случаях, когда выезжала в свет после скандала, об устремленных на нее неодобрительных взглядах, о том, как шептались у нее за спиной.

Но на предстоящий прием ей придется явиться одной. Родители и Регина — в Лондоне, брат Эд — в Кембридже, брат Чед уехал во Францию по делам. Сопровождать ее некому. Леди выезжают в свет без сопровождения, если им уже за тридцать, но она гораздо моложе.

И все же она пойдет на маскарад и утрет нос этой заносчивой Стейси Уэрдингтон.


Вечером в пятницу, закутавшись в плащ из тонкой красной шерсти, Николь отправилась в Тарент-Холл. Нервы были на пределе.

Как бы потом не раскаяться в содеянном. Эта мысль не давала Николь покоя.

Николь всегда пренебрегала условностями в силу своего необузданного характера, доставшегося ей по наследству от отца, мать не раз говорила об этом, хотя граф утверждал, что пренебрежение условностями присуще семье Беркли.

Николь была не одинока в своем пренебрежении условностями. Ее взгляды разделяли суфражистки, такие как Элизабет Кейди Стэнтон и ее тетка, Грейс Брэгг. Считалось, что женщины должны заниматься составлением букетов и рисованием акварелей. Когда ее учитель попытался преподать ей эти искусства, восьмилетняя Николь пришла в ярость. Она не станет проводить дни, рисуя розочки, пока Чед, Эд и отец будут скакать верхом по Драгмору, присматривая за арендаторами, фермами и скотиной. Ни за что!

Ее все же заставили научиться всем этим женским занятиям, но в свободное время Николь так надоедала мужчинам своей семьи, что ей разрешили сопровождать их после занятий — неслыханная вольность для хорошо воспитанной барышни. Все свое детство и подростком она страшно жалела, что не родилась мальчиком — еще одним сыном в семье. Когда она с братьями и отцом не сидела в седле, ее можно было застать за чтением, а читала она все — от чувственной поэзии Байрона до книги Джона Стюарта Милля «Права женщин». Ее родные никогда не задумывались о ее мальчишеских наклонностях, пока вдруг не оказалось, что она уже взрослая, и тогда они стали игнорировать ее необычный образ жизни.

Они бы упали замертво, если бы знали, чем она занимается, или, что еще хуже, если бы увидели ее теперь.

В ее распоряжении было всего три дня, чтобы найти маскарадный костюм, но она разрешила эту проблему, порывшись на чердаке. Ее мать, Джейн Беркли, была когда-то известной театральной актрисой, хотя через несколько лет после замужества отказалась от своей многообещающей карьеры, чтобы посвятить себя детям, мужу и Драгмору. Актерство было у нее в крови, потому что Джейн шла по стопам матери, известной и несравненной Сандры Беркли, и на чердаке хранились сундуки с замечательными костюмами.

Николь выбрала костюм цыганки. Даже она не могла не согласиться, что с цветом ее волос и кожи в этих пестрых одеждах она выглядела настоящей цыганкой. Костюм был не очень приличным. Блузка падала с плеч весьма двусмысленным образом, а юбки доходили только до колен. Но цыганки — по крайней мере так уверяла ее тринадцатилетняя Энни — ходят босиком и в коротких юбках. Николь это не заботило. Когда Стейси Уэрдингтон и ее подружка увидят Николь, они просто на уши встанут! Ведь они уверены, что Николь не осмелится прийти.

Сидя в карете, запряженной шестеркой лошадей, сопровождаемой четырьмя ливрейными лакеями, Николь с трудом сдерживала волнение. Много лет она не появлялась в светском обществе и еще больше — на костюмированном балу.

Подъездной круг перед кирпичным домом в георгианском стиле уже был полон карет и экипажей. Карета вдвое больше драгморской свернула на аллею перед ними, она тоже была черная и так отполирована, что сверкала в лунном свете. Герб на дверцах был очень яркий. На черно-красно-золотом щите два льва, один красный, другой золотой, стояли на задних лапах, а еще один, красный, разевал пасть сверху. Под щитом два стоящих на задних лапах льва держали девиз, коротко гласивший: «Честь прежде всего». В самом низу струилась серебристая лента. Этот герб мог принадлежать только герцогу Клейборо.

В карету были запряжены восемь великолепных вороных лошадей, золотые перья развевались на их уздечках. Четыре лакея стояли позади на подножке, в своих красно-черно-золотых ливреях. Дюжина слуг сопровождала герцога, все чинно сидели на лошадях одной масти, все были одеты в ливреи цветов герцога. Карета вполне подошла бы особе королевской крови.

Они остановились на подъездной аллее, ее карета позади его кареты, и Николь пыталась рассмотреть этого блестящего почетного гостя. Она заметила только высокую, мощную фигуру в черном фраке и черный, подбитый алым плащ, переброшенный через плечо. Он словно светился изнутри. Герцог не был в маскарадном костюме и приехал один, без герцогини.

Ей помогли выйти из кареты, и она поднялась по лестнице к парадному входу. Дверь была открыта, слуга в ливрее взял у нее плащ, глазом не моргнув при виде ее костюма. Николь следом за лакеем направилась к бальной зале, сердце у нее учащенно билось. Когда лакей осведомился о ее имени, она ответила совершенно машинально.

На мгновение ей вспомнилось слишком много вечеров и слишком много неудач. На мгновение дерзкая сторона ее характера отступила, и ей стало страшно.

Она остановилась позади герцога, пока объявляли о его прибытии. Он оказался еще выше, чем ей представлялось, — на полфута выше, чем она, с сильными широкими плечами. Волосы у него были длинные вопреки моде. Кожа смуглая, он сильно загорел, словно большую часть времени проводил на открытом воздухе.

— Хейдриан Брэкстон-Лоуэлл, девятый герцог Клейборо, — объявил дворецкий, после чего последовал длинный перечень остальных герцогских титулов.

Герцог остановился, поза у него была нетерпеливая и беспечная, но едва дворецкий кончил представления, как он уже шел вниз по ступеням в бальный зал. Николь пошла вперед, глядя на него, в то время как великолепно одетая дама, вероятно, хозяйка дома, здоровалась с ним.

— Леди Николь Брэгг-Шелтон, — объявил дворецкий.

Николь ничего не слышала. Сердце билось у нее в горле. Она вдруг с ужасом осознала, что ноги у нее голые и что она босиком. Ей казалось, что все собравшиеся смотрят на нее, впрочем, так оно и было, поскольку только что объявили ее имя.

Герцог тоже обернулся и посмотрел на нее.

Николь высоко подняла голову. Босоногая, как и положено цыганке, с браслетами на руках, с волосами, свободно распущенными и доходящими до талии, она грациозно спускалась с лестницы. Вокруг зашептались.

Тут она заметила Стейси Уэрдингтон в белом платье времен регентства — весьма благопристойный маскарадный костюм. Стейси не встала на уши. Она усмехалась.

Но Николь совершенно забыла о Стейси Уэрдингтон. На нее смотрел герцог, и у нее дух захватило. Она подошла к хозяйке.

— Леди Аддерли, — пробормотала она, присев в реверансе.

Виконтесса, прищурившись, окинула ее взглядом.

— Ах да, леди Шелтон, как мило, что вы пришли. И какой… очаровательный… костюм.

— Благодарю вас, — промямлила она.

— Костюм великолепен, — произнес герцог, и его голос прогремел на весь зал без какого-либо усилия с его стороны.

Николь обернулась и встретилась с ним взглядом. Ей показалось, что почва уходит из-под ног.

Его мужественное лицо было прекрасно.

— Вы несравненны, леди Шелтон, — сказал он, скользнув взглядом по ее телу. — Я восхищен.

Он кивнул хозяйке дома и пошел прочь.

— Вы несравненны, — повторила леди Аддерли, словно не веря своим ушам.

Сердце у Николь снова забилось. Восторг охватил ее.

И она пошла сквозь толпу гостей. Они все еще глазели на нее, но, как ни противно ей это было, сегодня его слова звучали у нее в ушах, и она ни на кого не обращала внимания. «Великолепный костюм, вы несравненны, леди Шелтон».

Николь обнаружила, что держит в руке бокал шампанского. Ее бросило в жар. Она окинула взглядом собравшихся и увидела его. Он пристально смотрел на нее, и она едва не лишилась сознания.

Николь торопливо отвернулась. Герцог Клейборо. Сколько он пробудет в Чапмен-Холле? Женат ли он? Что это с ней? Она не в силах отвести от него взгляд!

Он слушал, что говорили несколько леди и джентльменов, вид у него был немного скучающий и нетерпеливый — такой же вид у него был, когда он вошел в зал. Стейси Уэрдингтон стояла рядом с ним, глядя на него с обожанием. Николь ощутила укол ревности.

— Николь, дорогая, сколько лет, сколько зим!

Николь с трудом оторвала взгляд от герцога и заметила, как его губы искривились в язвительной улыбке. Она узнала седоволосую даму — маркизу Хейзелвуд — и насторожилась. После скандала эта дама всех настраивала против Николь.

Но сейчас маркиза дружески улыбалась ей.

— Как приятно видеть вас снова, Николь. Ах, можете себе представить? Герцог сказал, что вы — как раз то, что надо!

Николь не понимала, какую игру ведет маркиза, но принимать в ней участие не собиралась.

— Да, времени прошло немало, — сухо ответила Николь. Она не забыла, как унизила ее эта женщина. — С того вечера в Кэслтоне прошло четыре года. Надеюсь, вы не забыли?

Маркиза в тот памятный вечер буквально смешала Николь с грязью в присутствии по крайней мере дюжины гостей, заявив, что общество должно от нее отвернуться, зная, что Николь слышит каждое ее слово. Но сейчас она улыбалась.

— Ах, приходится бывать то в одном месте, то в другом, — вздохнула маркиза. Затем поднесла к глазам лорнет, чтобы рассмотреть костюм Николь. — Да, — заявила она, кивая, — теперь я понимаю, почему герцогу так понравился ваш костюм. Прошу вас, когда окажетесь поблизости от Хейзелвуда, зайдите к нам и передайте от меня поклоны графу и графине.

И, дружески похлопав Николь по руке, она удалилась.

Николь пришла в ярость. Маркиза пригласила ее в Хейзелвуд только потому, что о ней одобрительно отозвался герцог. В противном случае здесь мог бы разразиться скандал из-за ее костюма.

Николь выпила еще бокал шампанского, походила по залу, надеясь наткнуться на герцога.