– Да, – Корделия высоко вздернула подбородок, – должна.

– Моя дорогая, это же просто сказка, а в сказке можно делать все, что тебе вздумается.

– Да, конечно.

– Корделия. – Тетя долго внимательно всматривалась в нее. – Ты не обязана выходить замуж за мистера Синклера. Твой отец и прежде сталкивался с финансовыми трудностями и независимо от того, состоится или нет это деловое предприятие, в будущем снова столкнется с ними. Ты не просила моего совета, но если ты не уверена, что будешь вполне счастлива в этом браке, посоветую тебе рассказать все отцу.

– О, тетя Лавиния, я уже говорила с отцом. Ему нужен этот брак, отец уверен, что это замужество необходимо и мне тоже. Вероятно, он прав. Я хочу выйти замуж, и, возможно, это мой последний шанс на приличный брак. – Корделия изобразила веселую улыбку. – До возвращения семьи из Брайтона у меня есть неделя, потом я должна принять какое-то решение. Кто знает, что может случиться за это время.

– Может обнаружиться давно пропавшее сокровище, – усмехнулась тетя.

«И простолюдин может стать принцем».

– Можно только надеяться, – покачала головой Корделия.

– Что, моя дорогая, нелегко быть принцессой? – Тетя Лавиния накрыла рукой руку Корделии.

– Как вы сказали, тетя Лавиния, это всего лишь сказка.

– Я ничего другого и не думаю. – Тетя Лавиния взяла свою чашку. – Но все же мне кажется, если принцесса собирается сделать то, что обязана сделать, и пожертвовать собственным счастьем ради благополучия своей страны, ей нужно как можно дольше следовать велению своего сердца и наслаждаться обществом рыцаря. – Тетя Лавиния встретилась взглядом с Корделией. – Но так, чтобы не произошло ничего недопустимого для леди, скандального и непристойного. Вполне приемлемы встречи в королевском парке, на коронационных балах или в других публичных местах. Даже принцессам нужно немножко свободы и приятных воспоминаний. Но нельзя допустить, чтобы пострадала репутация нашей принцессы.

– Да, конечно, – кивнула Корделия.

– Что ж, давай теперь поговорим о книге. Ты не против? Твой отец сказал, что издатель проявляет к ней интерес. Как продвигаются у тебя дела? Корделия, не забывай о своем чае, он принесет тебе огромную пользу. – Тетя Лавиния бросила ей насмешливую улыбку.


– Возникает ли у вас ощущение, словно вы опять в Египте? – прозвучал позади нее голос Уоррена.

Но еще до того, как он произнес первое слово, Корделия необъяснимым образом почувствовала – он рядом.

Странно, как в огромной Египетской галерее Британского музея с множеством монументальных скульптур и фрагментов статуй, с незримым присутствием монархов и священнослужителей, высеченных из холодного камня, она прочувствовала реальное присутствие Уоррена. Что делает с ней этот мужчина?

– К сожалению, нет, хотя мне этого хотелось бы. Я люблю Египет, пожалуй, гораздо больше других мест, где побывала. Хотя… – Оглянувшись на Уоррена, она увидела, что он с улыбкой смотрит на нее темными глазами, и ее сердце подпрыгнуло. – Вы когда-нибудь слышали о Петре?

– Нет.

– Она в Аравии, и это самое замечательное место из всех, что я видела. Город состоит из могильников и дворцов, высеченных в стене розовой скальной породы. В определенное время дня, в зависимости от положения солнца, он по-настоящему светится. Туда трудно добраться, но в подобных местах веришь в волшебство.

– Вы верите в волшебство, Сара?

Господи, он называет ее Сарой так запросто и спокойно, словно на свете нет ничего более естественного. А почему бы и нет? Он ее целовал и просил разрешения увидеться с ней. И она сама думает о нем как об Уоррене – и думает о нем очень много.

– Волшебство, Уоррен, это больше чем способность видеть то, что ожидаешь увидеть, и не видеть того, чего не ждешь. Неправильное восприятие, так сказать. – Она не успела до конца договорить фразу, как ей уже захотелось взять свои слова обратно. Они прозвучали слишком чопорно, как из уст гувернантки. – И все же в мире существуют места, где волшебство не только возможно, но и неизбежно.

– Неизбежное волшебство – мне это нравится, – рассмеялся Дэниел. Немного помолчав, он спросил: – А что вы думаете о волшебстве в отношениях между людьми?

– В отношениях между людьми? – Она постаралась, чтобы голос прозвучал как можно беспечнее. – Вы говорите о любви?

– Не совсем уверен, – растерянно ответил Дэниел, и по его взгляду Корделия поняла, что он, как и она, не знает, происходит ли между ними что-то или нет.

– Вы любите историю, Уоррен? – резко сменила она тему, чтобы избавиться от повисшей в воздухе напряженности.

– Нравится ли мне изучать имена тех, кто давно умер, и даты битв, оставшихся в далеком прошлом? Не особенно. Это довольно скучное занятие. Но это… – он обвел рукой окружавших их египетских королей и королев, – это совсем другое. Это… не знаю, как выразиться… живое, что ли.

– Думаю, поэтому я люблю путешествовать. Во многих частях света жизнь осталась такой же, какой была на протяжении многих столетий, и возникает ощущение, будто идешь сквозь историю.

– Значит, вы любите историю?

– Да. Я всегда увлекалась прошлым, даже до того, как впервые покинула Англию. – Корделия взглянула на него. – Вы же знаете, что у нашей страны впечатляющая история.

– Об этом я хорошо осведомлен. Не знать этого практически невозможно. Лондон древний город, и, несмотря на суматоху на современных улицах, у любого человека возникает ощущение, что он окружен историей. И этого нельзя не ценить.

– К сожалению, мистер Синклер смотрит на это по-другому, – сухо заметила Корделия. – Из его писем леди Корделии видно, что он не ценит ни историю, ни национальное наследие, не уважает ее мнение.

– Знаете, он притворяется, – после долгого молчания объявил Дэниел.

– Сомневаюсь.

– Вы должны понимать, что мистер Синклер напуган.

– Напуган? Чем? Конечно же, не леди Корделией.

– Сложившейся ситуацией, для него столь же неприятной, как и для леди Корделии.

– Ей предстоит брак с мужчиной, которого она никогда не видела, и еще необходимость покинуть родину, чтобы жить в чужой стране.

– Его положение не менее тягостное. Помимо всего прочего, он оказался на этом месте не по своей воле, а потому что его отец дал слово. Независимо от его собственных чувств, он не может изменить обещания, данного его отцом. Он чувствует примерно то же самое, что и она. Он боится – что еще мягко сказано – брака с женщиной, которую совсем не знает, боится привезти ее в страну, разительно отличающуюся от ее собственной, и еще он не уверен, сможет ли сделать счастливой будущую жену.

– Мистера Синклера волнует ее счастье?

– О да, очень. Он глубоко задумывается, может ли со временем возникнуть симпатия между ними, или они проведут остаток жизни, ненавидя друг друга. Это не слишком приятная перспектива и веская причина для беспокойства. У него нет желания ни самому быть несчастным до конца своих дней, ни видеть несчастной ее. Но он человек чести и ничего не может с этим поделать – я говорю о женитьбе. Решение в руках леди Корделии. Выбор за ней.

– Даже принцессы не могут иметь все, что захотят, – прошептала Корделия.

– Простите, вы что-то сказали?

– Нет, – со вздохом ответила Корделия. – У неё нет выбора. Пункты делового соглашения между ее отцом и старшим мистером Синклером плюс на карту поставлены семейные финансы. Все это означает, что она не может отказаться от этого брака. Разве можно пойти на это?

– А какие у нее желания?

– Ей хочется того же, что и любой другой женщине. Она мечтает выйти замуж по любви.

– Правда? Мне кажется, вы говорили, что в данной ситуации любовь не имеет особого значения?

– Не имеет, но по мере того, как неизбежная встреча между ними становится все ближе, леди Корделия осознает, что любовь все-таки чрезвычайно важна.

– А если из соглашения их отцов убрать условие брака… – после долгого молчания заговорил Дэниел.

– Она бы плясала на улицах от безмерной радости и невероятного облегчения, – не задумываясь, перебила его Корделия. – Разве мистер Синклер не был бы так же доволен?

– Не знаю, – задумчиво протянул он. – Мне кажется, она начинает ему нравиться.

– Нравиться? – В его письмах она не чувствует никакого восхищения.

– Иногда он бывает не таким красноречивым, как следовало бы.

– Только иногда?

– Он понимает, что оказался в трудном положении, и прилагает неимоверные усилия из него выбраться.

– Тогда они, пожалуй, вполне подходят друг другу, – отозвалась Корделия.

– А мы с вами? – Он встретился с ней взглядом. Его глаза… темные и бездонные. Корделия снова почувствовала себя так, словно она падает. Понимая, что поступает неправильно, она все же решила на этот раз не спасать себя. – Подходим ли мы друг другу?

– Честно говоря, я об этом совсем не думала.

– Полагаю, у нас много общего.

– Вот как?

– Мне кажется, я влюблен в вас.

У Корделии перехватило дыхание.

– Более того, думаю, и вы влюблены в меня.

– Мистер Льюис, с вашей стороны это весьма… самоуверенное предположение.

– Или точное? – усмехнулся он.

– А если и так? – Корделия вздернула подбородок.

– Тогда нам следует об этом поговорить. Вы так не думаете?

– Говорить вовсе не о чем.

– Тем не менее я не слышу, чтобы вы меня опровергли.

Ей следовало опровергнуть, но почему-то нужные слова не приходили на ум.

– На самом деле мы ничего не знаем друг о друге.

– Знаем вполне достаточно, – объявил он с видом человека, уже сделавшего для себя необходимые выводы.

– Я понятия не имею, что вы любите, что не любите и все такое прочее, – продолжала Корделия, оставив без внимания его замечание.

– Отлично! Я люблю сладости, хорошие сигары, отборный коньяк. Люблю историю, когда она меня окружает, но значительно меньше, когда я ее читаю.

– Это я знаю, – улыбнулась Корделия.

– Люблю путешествовать, но всегда готов вернуться домой. Я родился в маленьком городке Сент-Деннисе, и дом моей семьи еще там. Но теперь, много лет живя в Балтиморе, я понял, что скучаю по тому дому. Люблю театр и по-настоящему восхищаюсь Шекспиром. Меня можно уговорить пойти в оперу, но она меня не увлекает. Правда, я мог бы изменить свое мнение. Люблю большие семьи и огромных собак. По-моему, маленькие собаки – это пустая трата времени.

Корделия рассмеялась.

– Мне нравится, как складывается моя жизнь, нравится мое представление о будущем. Мне нравится думать о вагонах, о своих вагонах, соединенных вместе, чтобы быстро, легко и с удобствами доставлять людей и грузы из одной точки в другую. Даже вы должны согласиться со мной, что один из самых неприятных моментов посещения новых мест – трудность добраться туда.

– Да, хотя это тоже может быть своеобразным приключением.

– Кто-то путешествует для развлечения, но если человек едет по делам, то приключений должно быть меньше, а удобств больше.

– Могу согласиться с вами, – кивнула она.

– Мне нравится… – сосредоточенно нахмурившись, он устремил взгляд в дальний конец галереи, – нравится, как пахнет воздух перед тем, как начнется снегопад. Снег такой чистый и свежий, кажется, его можно попробовать на вкус. И мне нравятся штормы в океане, похожие на гнев Бога. Мне нравятся… – он поймал взгляд Корделии, – зеленые глаза цвета морской воды перед штормом, губы, выглядящие так, словно не знают, надуться им или раскрыться.

Она едва справилась с сильным желанием закусить губу.

– Мне нравится, как нелепые шляпки, которые выглядели бы смешно на любой другой женщине, совсем не кажутся смешными на вас. Мне нравится ваша прическа. – Он протянул руку и заправил Корделии за ухо выбившуюся прядь волос. – Кажется, они хотят убежать из-под этой шляпы, но нельзя их за это винить.

– Она по самой последней моде, – в оправдание себе пояснила Корделия.

– Мне нравится, как вы решительно расправляете плечи и дерзко вздергиваете подбородок. Нравится упрямое выражение ваших глаз. – Он снова наклонился к ней и тихо продолжил: – И мне очень понравилось вас целовать, вы оказались в моих объятиях, словно именно там и должны быть.

Корделия ошеломленно смотрела на него.

– А что любите вы, мисс Палмер?

– Я люблю… люблю… – Она с трудом перевела дыхание. Это нелепость. Какая разница, что она любит и чего не любит? – Путешествия, конечно. И историю, а еще… м-м… шляпы. – Боже правый, Корделия с трудом могла мыслить здраво. Сейчас ей больше всего на свете хотелось броситься к Уоррену в объятия, не обращая внимания ни на туристов в галерее, ни на Осириса, Хора и всех остальных египетских богов, возможно, наблюдавших за ней. Но ей следовало сделать одно – уйти. Прямо сейчас повернуться и, промчавшись по священным залам музея мимо всего великолепия Древнего Египта, не останавливаясь бежать, пока не окажется далеко-далеко от темных глаз пирата и обещаний, светившихся в них.