Луиза Аллен - Скандальное сватовство герцога

Least Likely to Marry a Duke Copyright © 2019 by Melanie Hilton

«Скандальное сватовство герцога» © «Центрполиграф», 2020

© Перевод и издание на русском языке, «Центрполиграф», 2020

© Художественное оформление, «Центрполиграф», 2020

Грейт-Стейнинг, Дорсет – 1 мая 1814 г.

Уильям Ксавье Космо де Уитам Калторп, четвертый герцог Айлшамский – Уильям для недавно почившего деда, Уилл для себя самого и его светлость для всего остального мира – шагал по пологому склону своих новых владений, наслаждаясь чувством уверенности, что все идет как положено, своим чередом.

Дома царил небольшой кавардак, но он разберется с этим позже, когда вернется к завтраку. Терпение и дисциплина – это все, что им нужно. Море терпения.

Сейчас же он занимался тем, что проделывает любой ответственный землевладелец первым делом поутру, – обходил свои владения. Теперь он герцог и прекрасно знает свои обязанности – будь то абсолютно недисциплинированные сводные братья и сестры, превратившие его нынешнюю жизнь в ад, или арендаторы и многочисленные владения, за которые он в ответе.

Настоящим родовым гнездом герцогов Айлшамских был замок Оултон, расположившийся в двадцати милях отсюда, но, поскольку там полным ходом шла реконструкция, перевозить туда свое недавно обретенное огромное боевое семейство было неблагоразумно. Это поместье, Стейн-Холл, долгие годы находилось в руках великолепных арендаторов, однако благодаря улучшенному дренажу, пустующему Дауэр-Хаус и отсутствию опасного рва, высоких средневековых стен и развешанного по стенам коридоров древнего оружия здесь было гораздо удобнее и, главное, безопаснее. Оставалось только сказать спасибо, что арендатор не стал возражать и с готовностью удалился в Уортинг.

Уилл отмел одолевающие его мысли и окинул взором окрестности. Это был седьмой день, как он прибыл в поместье, и первое утро, когда ему удалось пройтись по округе.

Впереди лежала северная граница его владений.

Он достал из кармана карту и сверился с ней. Да, все верно – вот она, цепочка из шести возвышений, похожих на бусы, показанная стилизованной штриховкой и помеченная как «древние (друидские) курганы». Судя по всему, граница идет прямо по их вершинам. В утреннем солнце холмы отбрасывают длинные тени. И ни следа от забора.

Это плохо. Ограда – наиважнейшая деталь идеального поместья, а он намеревался сделать Стейн-Холл идеальным. Герцоги не приемлют ничего второсортного, ни в окружающих их людях, ни в землях, ни в себе самих. Это один из первых уроков, который преподал ему дед, третий герцог Айлшамский, вызволивший Уилла из рук его эксцентричного отца Георга, маркиза Бромхилла, ныне покойного.

Все попытки старого герцога воспитать достойного преемника пошли прахом, как только его овдовевший сын Георг положил глаз на прелестную мисс Клаудию Эдвардс, писательницу и страстного теоретика образования. Безалаберная жизнь этой парочки закончилась тем, что маркиз нашел свою смерть, упав с крыши, где он подтверждал собственным примером теорию, согласно которой джентльмен должен уметь выполнять любую работу, в том числе ту, что требует ручного труда.

Три месяца спустя Уилл все еще пытался пересилить злость на отца, коего он едва знал. Ну почему этот человек не мог понять и принять простого факта, что в его обязанности входит обеспечить работой как можно больше местных жителей, а не менять самому черепицу, оставляя тем самым без денег настоящего мастера. К тому же Уилл подозревал, что со смертью сына старый герцог наконец-то вздохнул с облегчением и перестал бороться с болезнью сердца, ведь теперь он мог быть спокойным и передать свой титул добропорядочному внуку.

Вот этого простить отцу Уилл не мог. Он пробыл маркизом Бромхиллом всего пять недель и внезапно стал герцогом Айлшамским. С тех пор прошло одиннадцать – нет, двенадцать недель, поправил он себя. Боль от потери родного человека, с которым он прожил четырнадцать лет, не стихала. Но Уилл не переставал повторять себе, что, несмотря на внешние проявления траура, герцоги не говорят вслух о своих утратах, о чувстве одиночества и, конечно же, не боятся показаться неумелыми господами. Интересно, как ощущал себя сам дед, когда вступил в права наследника? Старик ни за что бы не открыл ему правду, с горечью подумал Уилл.

Ну ничего, он твердо усвоил все уроки третьего герцога и станет таким же безупречным дворянином. С подходящей женой сделать это будет легче. В этом дед был непреклонен: супругу нужно выбирать тщательно, и данный пункт стоит первым в списке его нынешних дел. Неподобающий брак ведет к трагическим последствиям, как показал пример отца.

Подходящая – означает хорошо воспитанная, привлекательная, плодовитая, с идеальными манерами. Приятный нрав, адекватный уровень образования и интеллект в разумных пределах также приветствуются. Необычные идеи и эксцентричность отметаются сразу – как показала практика, это до добра не доводит. Чего стоит его мачеха, которая, несмотря на вполне понятные проявления горя, наотрез отказывается соблюдать общепринятые обычаи траура, полагающиеся ее полу и статусу.

В любом случае с браком, как ни прискорбно, придется подождать – траур продлится еще сорок недель. Лучше подумать об ограждении границ.

За этими мыслями Уилл не заметил, как очутился у подножия самого большого кургана. Одет он был, само собой разумеется, в полном соответствии с требованиями загородной прогулки – надежные ботинки, неновые бриджи, – и ему ничто не мешало подняться на холм.

Добравшись до вершины, он обернулся в сторону своих владений. Отсюда открывался потрясающий вид на парк, вдали мерцало озеро, в одном из перелесков паслись лани. Теплый ветерок нес с собой запах свежей зелени и полевых цветов с легким намеком на кучу навоза, ожидающую, когда ее разбросают по ближнему полю.

Уилл сделал шаг назад и наклонился в сторону, пытаясь понять, можно ли разглядеть отсюда дом. Земля внезапно ушла у него из-под ног, и он поехал вниз вместе с осыпью камней и почвы.

Герцог весьма болезненно приземлился на копчик. Бобровая шляпа слетела и покатилась прямо к коленям сидевшей перед ним молодой женщины. Странной девы с перекинутой через плечо распущенной косой карамельного цвета, широко распахнутыми карими глазами – и прижатым к груди человеческим черепом. В этот момент что-то острое вонзилось ему в левую ягодицу.

Ничто не предвещало беды, лишь мелькнула мимолетная тень, и в ее раскоп посыпалась грязь и галька. Верити успела схватить череп и откинуться назад, когда вслед за осыпью прямо перед ней рухнул мужчина, издавший короткое, но весьма емкое англосаксонское ругательство.

Засим последовала тишина. Это был не удар молнии и не падший ангел, с этими явлениями Верити справилась бы гораздо лучше. Когда пыль улеглась, она поняла, что пялится на светловолосого мужчину с голубыми прищуренными глазами и губами, перекошенными то ли от боли, то ли от ярости. Возможно, и от того и от другого. Одежда на нем была дорогой, простой и идеально подходящей для села, вот только теперь далеко не чистой.

«Идеально подходящая. О нет! Я знаю, кто вы…»

Его лицо перекосило от боли, и она поняла почему. Беда не приходит одна.

– Сэр, вы, должно быть, сели на зуб.

«Не совсем верная форма обращения, но так как нас никто не представил…»

Его голубые глаза превратились в узкие щелочки. Он перенес вес тела на правое бедро, забрался рукой под фалды костюма и извлек на свет человеческую челюсть.

– Зуб? В единственном числе? – возмутился он. И тут его взгляд упал на вещь, которую она прижимала к груди. – Мадам, вы, кажется, держите череп. Человеческий череп. – Причем слово «кажется» было произнесено с сарказмом. Такое ни с чем не спутаешь.

– Да, – подтвердила Верити. – Держу, и именно череп. Челюсть не сломали? То есть сами не поранились?

Этикет явно не предусматривал подобной ситуации. В каких выражениях леди должна поинтересоваться у герцога, не нанес ли древний бритт ему рану в левую ягодицу? Было немыслимо вырвать у него кость и проверить, все ли с ней в порядке.

«С костью, конечно же, не с ягодицей!»

– Уверен, что ничего серьезного, мадам. Прошу прощения за свой язык.

Было бы проще, если бы он взорвался от ярости. Или хотя бы застонал. А так их беседа напоминала светскую болтовню в «Олмаке».

Герцог поерзал, намереваясь встать.

– Нет! – Она выдохнула и понизила тон. – Прошу вас, оставайтесь на месте, или вы разрушите стенки. Просто позвольте мне прежде доделать работу.

Верити осторожно уложила череп в приготовленную заранее коробку с сеном и протянула руку за челюстью. Когда и та оказалась в безопасности, она подобрала юбки вокруг лодыжек и встала.

Герцог, будучи джентльменом, отвел глаза. В любом случае он был слишком зол, чтобы разглядывать ее. Верити подавила в себе желание спровоцировать его на недостойный поступок и просто подождала, пока он поднимется.

«Это самый молодой герцог Англии, ему еще и тридцати нет, и фигура у него что надо».

Кузен Родерик успел рассказать ей об этом мужчине, который теперь стал герцогом Айлшамским. Долгие годы он выстраивал себе безукоризненную репутацию в качестве лорда Калторпа и теперь явно намеревался вести себя идеально при любых обстоятельствах.

«Ему даже прозвище дали – Лорд Безупречность».

Родди написал это месяцев восемнадцать тому назад в одном из своих писем, полных всяких сплетен.

«Его отец, маркиз, – человек, мягко говоря, эксцентричный, а мачеха – настоящий синий чулок, так что ему еще повезло попасть к деду; он забрал Калторпа к себе, когда тот был еще ребенком.

Старый герцог – ярый приверженец всего того, что прилагается к титулу, но Калторп, похоже, перещеголял даже его. В один прекрасный день он превратится в самого чванливого герцога королевства. Он даже дуэли проводит с педантичной корректностью: леди оскорбили, он бросает вызов, отказывается стрелять, пожимает руку противнику, хотя тот стрелял, но промахнулся, и после этого молчок. Никаких сплетен.

Не человек, а машина – вот как я это называю».

Похоже, она была в ответе за то, что этот человек-машина изверг абсолютно неподобающее статусу ругательство, испачкал изысканно поношенную одежду, поцарапал дорогую обувь и, ко всему прочему, был укушен черепом за священный герцогский зад.

«Видимо, тоже безукоризненный. Эти бедра…»

По крайней мере, он способен стоять и ничего не сломал. Верити велела себе подождать, пока герцог удалится, прежде чем снова приступить к раскопкам кургана.

– Вы, вероятно, задаетесь вопросом, что я тут делаю? – сказала она.

Судя по тому, как он старательно отводил взгляд от ее простенькой юбки, сапог со шнуровкой и твидового жакета, он явно был в шоке от увиденного. Знатная дама не должна разгуливать в таком наряде. К тому же одному богу известно, куда подевалась ее соломенная шляпка.

– Должен признаться, я был удивлен, увидев, что мой курган времен друидов разрезан пополам, – ответил он явно из вежливости и без тени улыбки. – Еще большее удивление вызывает тот факт, что разделала его леди.

Верити открыла рот, потом закрыла его, обуреваемая желанием встряхнуть этого человека. Он был вежлив. И к тому же являлся, мягко говоря, ярким представителем своего пола. Но все, чего ей хотелось, – это вытрясти из него еще одно бранное слово, или улыбку, или признание, что он все же увидел ее лодыжки, когда она поднималась. Его манеры были безупречны, однако он всем своим видом показывал, что не одобряет ее поведение и считает ее занятие странным и неслыханным.

«О, какой ужас! Женщина занята интеллектуальными изысканиями, которые к тому же предполагают использование мозгов и марание рук! Куда катится наш мир!»

– Прошу прощения, сэр, но это не ваш курган, это наш общий курган. Я очень тщательно выбирала место для раскопа и заложила его со своей стороны. Я не уверена, что данный памятник имеет отношение к друидам, и, уж конечно, я его не разделывала. Это научные работы, проходящие согласно последним антикварным принципам. Если желаете, могу одолжить вам соответствующие документы по этому вопросу. – Она улыбнулась ему самой милой, очаровательной улыбкой, которую приберегала для вечеринок во дворце епископа до того, как папаK удалился от дел. Герцог человек умный. Он сумеет понять, к чему она клонит.

Контраст между словами и улыбкой был настолько разительным, что незваный гость машинально прищурился, выражая свое неудовольствие.

– С вашей стороны? Это ваша земля?

Верити указала на столб, одиноко торчащий на вершине кургана в двенадцати тщательно отмеренных дюймах от края раскопа.