– Что значит «зачем»? – Его вопрос явно привел ее в недоумение. – Чтобы встретиться с проблемой лицом к лицу. Дома все меня знают, они поймут, но тут не так. Пока они не увидят, что все это чушь, что я не какая-то там коварная соблазнительница, слухи не улягутся.

– А вы разве не соблазнительница, Верити? – Его глаза внезапно потемнели. – Как еще я должен это понимать?

– Что «это»?

– Для чего я здесь? Ваша тетушка знает, что делает. Я понятия не имею, усложняю я все или нет. Моими эмоциями правит мозг, так было всегда, так меня воспитали. Да, вы правы, наш союз был бы настоящей катастрофой, и все же я хочу этого.

– «Этого»? – повторила за ним Верити.

Каким-то чудесным образом она оказалась в его объятиях, и вот он уже целует ее. Жадно, со злостью, словно борется с самим собой. Его руки судорожно стиснули талию девушки, он прижал ее к себе, к своему восставшему естеству, и Верити поняла, что она тоже хочет этого.

Уилл взял в ладонь ее грудь и принялся водить большим пальцем по отвердевшему соску под тонкой тканью домашнего платья. Темнота под прикрытыми веками Верити взорвалась праздничным фейерверком, она словно попала в эпицентр торнадо. Голова Уилла дернулась, и она обнаружила, что ее нога поднята, колено на его бедре, юбки задрались. Его рука покоилась на ее подвязке, а ее рука прижималась к его чреслам…

Раздался громкий стук, Верити оторвалась от Уилла и тяжело опустилась на стул.

– Что… что это было? – Она поправила юбки и лиф.

Уилл огляделся, поднял с пола шляпу, перчатки и трость.

– Похоже, ваш дворецкий толкнул дверь. – Он дышал тяжело. – Это уже ни в какие ворота не лезет, полное безумие.

– Страсть, – уточнила Верити. Кто бы ни толкнул дверь, открывать снова он ее вроде бы не собирался. Пока. Верити не знала, куда смотреть – на Уилла или на дверь. – Мелисса говорит, это чисто животный инстинкт.

– Искренне надеюсь, что ей об этом ничего не известно. – Уилл все еще стоял с закрытыми глазами, привалившись спиной к двери.

– Теория, наверное, – прошептала Верити.

Уилл криво усмехнулся, выпрямился и поморщился.

Верити бросила взгляд ниже его пояса и тут же отвела глаза.

– Вам лучше уйти.

– Я должен принести свои извинения вашей тете.

– Господи, только не это! Это не важно, это ничего не значит. Нам просто нельзя оставаться наедине.

Она встала и пошла наверх – не побежала, не обернулась. Через несколько мгновений парадная дверь закрылась с легким щелчком.


Весь оставшийся день дамы потратили на модисток, выбор нарядов, аксессуаров и корсетов. Уже по дороге домой Верити случайно выглянула в окно кареты и увидела на улице двух молодых щеголей в высоких сияющих цилиндрах, обтягивающих панталонах бисквитного цвета и ботфортах с серебряными кисточками. Один из них, парень попроще, обронил перчатку, второй – высокий темноволосый красавец – ждал, помахивая тростью, когда приятель подберет ее. Он лениво проводил карету взглядом, и у Верити зашлось сердце.

Томас Харрингтон! Преподобный Томас Харрингтон, ныне викарий при церкви Святого Вольфрама, но однажды, в те времена, когда она была невинна и ужасно романтична, ее любовник.

Томас. Такой красивый, такой искренний, такой заботливый – и к ней, и к папаK. Очень скромный, но бесспорно умный и хорошо воспитанный, он был вторым сыном сельского баронета без связей в обществе и нужных кругах. Ему придется много трудиться, чтобы продвинуться по службе, говорил он. Но все это не для себя, сам-то он человек не амбициозный. Он хотел нести добро людям и найти приход, где своим личным примером самопожертвования сможет изменить мир к лучшему.

Непонятно, как ему это удалось, но мало-помалу Томас стал вхож в дом епископа, помогал папаK в его исследованиях, переписывал проповеди своим четким каллиграфическим почерком, выводил Верити на скромные и неожиданные общественные мероприятия. Он преданно заглядывал ей в глаза и неизменно восхищался ее красотой, чем вскружил голову бедной неопытной провинциалке.

Она сама не заметила, как привязалась к нему. Точнее, совсем потеряла голову. Куда подевалась вся ее рассудительность? – горько вопрошала она сама себя после всего случившегося. Но одним прекрасным вечером, когда в небе светила огромная луна, а соловьи изливали на землю свои задушевные трели, она позволила ему заняться с ней любовью в летнем домике. Он и прежде целовал ее в гостиной у тети Каролины – застенчиво, неуклюже, – но на этот раз все было иначе.

Верити не слишком понравилось. Все прошло в спешке, было больно, душно и, честно говоря, постыдно. Оглядываясь назад, Верити могла со всей уверенностью утверждать: поцелуи Уилла возбуждали ее гораздо больше, чем занятие любовью с Томасом. Но Томас так искренне извинялся, говорил, что от страсти утратил контроль над собой. И обещал жениться. Немедленно отправиться к отцу Верити и попросить ее руки.

Но несколькими днями ранее папаK сказал ей, что, прежде чем выбрать себе мужа, его дочь должна непременно отправиться в Лондон, провести там сезон и осмотреться. Поэтому Верити уговорила Томаса повременить недельку, чтобы она могла заронить в голову папаK мысль о том, что любовь уже настигла ее. Спешить тут не следует, как бы папаK не отказал Томасу, но что он может иметь против такого многообещающего кюре?

И слава богу, что она отложила свое объявление на потом. Ее ангел-хранитель явно проспал соблазнение своей невинной подопечной, но два вечера спустя, на вечеринке у леди Хесткит, он с лихвой компенсировал свой промах. Прибыв как положено, Томаса она не нашла, в зале было слишком душно, музыка играла излишне громко, и девушка решила прогуляться. Недалеко от дома, у реки, росла плакучая ива, и там, на скамеечке, можно было посидеть и помечтать о своей будущей замужней жизни.

Не успела она присесть, как до нее донесся запах манильских сигар и голоса двух мужчин. Верити хотела было тихонечко удалиться, но узнала в одном из собеседников Томаса.

– Это настоящий триумф, старина. Она скромна, как монахиня, и влюблена в меня как кошка. С тестем-епископом моя жизнь, считай, уже устроена: богатство, роскошь, приход, а потом – кто знает, на какие вершины я взлечу? И ведь она вполне себе ничего. Немного практики, и будет хороша в постели, а если нет… ну так что ж, не беда, правда?

Естественно, Верити должна была поступить, как полагается хорошо воспитанной девушке, – уйти, послать негодяю краткую записку, уведомив эту свинью, что больше не желает видеть его, и молча залечивать свои сердечные раны.

Но она поступила иначе, и это до сих пор греет ей душу – поднырнула под свисающие ветви, подошла к сладкой парочке и столкнула своего обидчика в воду.

И пока тот ковырялся в прибрежном иле, пытаясь встать на ноги, сказала его приятелю:

– Вытащите его оттуда, сэр. Если он утонет, то отравит реку. И еще, будьте любезны передать ему мое послание: я не монахиня и не одержимая. Я очень мстительна. Мистер Харрингтон может забыть о своем продвижении.

Через пару дней она получила записку:

«Если решишь мне мстить, сначала подумай о том, каких сказок я могу наплести о тебе и о милом родимом пятне на твоем правом бедре. Т. Х.».

Она попала в тупик, кроме того, у нее случилась задержка, и, только когда месячные наконец-то пришли, Верити осознала, что была на волосок от гибели. Единственным утешением стало то, что Томас Харрингтон нашел себе место тьютора в доме графа в Северной Англии и исчез из виду. Отец назначил своим капелланом мистера Хоскинса и лишь изредка упоминал бывшего временного помощника Томаса.

Урок был горьким. Верити больше не доверяла ни разуму, ни своему сердцу. Оба они не подсказали девушке, какой человек втирается к ней в доверие. Да и папаK ничего не заподозрил.

И вот теперь Томас Харрингтон снова в Лондоне, да еще в самый неподходящий момент! Остается надеяться, что он слишком занят в своей церкви, чтобы собирать светские сплетни, и она не встретится с ним.

Глава 17

– В чем дело, дорогая? – На следующее утро за завтраком тетя Каролина бросила пристальный взгляд на племянницу. – У тебя появятся морщины, если будешь так хмуриться.

– Ничего, тетушка. Просто задумалась о всякой ерунде.

На самом деле Верити уже давно размышляла над своими проблемами, причем вовсе не ерундовыми. Во-первых, что делать с Уиллом? Попытаться не оставаться с ним наедине. А как насчет Томаса Харрингтона? Избегать его любой ценой. А теперь еще и третий мужчина свалился на ее бедную голову.

– Я же говорила вам о том, что лорд Седжли предложил мне покататься нынче днем?

– Да, я помню. Полагаю, в этом нет ничего страшного, если вы не покинете парка и грум никуда не отлучится. Хотя репутация у лорда не слишком хорошая.

– Я буду аккуратна, – пообещала Верити.

– В таком случае нет проблем. В Гайд-парке всегда полно народу – убедись, что вы поедете именно туда, а не в Грин-парк и не в парк Святого Джеймса. А вечером мы ужинаем у герцога Айлшамского. Надеюсь, никто не запамятовал? – Тетя многозначительно посмотрела на мужа.

– Вечером? У герцога? Да, дорогая, конечно, дорогая. Я не мог такое забыть!


«По крайней мере, у меня хватило ума прихватить с собой большую шляпную булавку», – подумала Верити.

Похоже, она недооценила лорда Седжли. За светской болтовней он незаметно заехал на довольно пустынную аллею. А до этого отослал грума по каким-то неотложным делам, что уже было нехорошим знаком.

– Вон за теми деревьями открывается прекрасный вид на сады Кенсингтонского дворца, – махнул он рукой в сторону густых зарослей.

Непринужденный тон ловеласа не ввел Верити в заблуждение. Она сделала вид, что поправляет шляпку, а сама достала булавку и спрятала ее в складках юбки.

Они свернули с дорожки.

– Наконец-то мы одни! – притормозил он коней.

– Я не вижу никаких садов. Поедемте дальше.

– Видимо, я ошибся местом. Но это не важно. Зато у нас появилась возможность узнать друг друга поближе, вам так не кажется?

Не успела она и слова вымолвить, как его рука уже легла на ее талию, а губы коснулись щеки. Верити отстранилась, достала булавку и всадила негодяю в бедро. Седжли вскрикнул, дернулся и случайно задел вожжи.

Четверка серых всхрапнула и попятилась назад, фаэтон качнулся, Верити потеряла равновесие и выпала через низкий поручень.

Слава богу, ударилась она не сильно, но не испытывала малейшего желания ни вставать, ни открывать глаза, особенно когда почувствовала, как ее подняли и прижали к мускулистой груди, а мужской голос стал нашептывать ей слова утешения.

«Уилл… ему не все равно… как это чудесно!»

Чудесно? Верити стряхнула с себя теплую дрему и вернулась в реальность. Кто бы ни держал ее сейчас в своих объятиях, пах он не как Уилл, голос был не его, да и какого черта она возжелала, чтобы это был Уилл?

Она открыла глаза и застыла от ужаса.

– Томас Харрингтон?

– Будьте любезны, положите даму обратно!

«А вот теперь это точно Уилл!»

– Я друг семьи и позабочусь о ней.

– Я также знаком с мисс Вингейт, – начал было Томас, – и как церковный человек…

Верити резко села.

– Это было давно, мистер Харрингтон, – как можно более холодно произнесла она, стараясь не поддаваться панике. За спиной у Томаса раздался стон – лорд Седжли пытался подняться с земли, опираясь на колесо фаэтона. – Что с виконтом?

– Я его ударил, – сообщил Уилл.

– Хорошо. – Она одернула юбки и прикрыла ноги. – Спасибо.

Уилл опустился рядом с ней на одно колено, не обращая внимания на Томаса, который в той же позе стоял по другую сторону от пострадавшей.

– Вы сильно поранились, мисс Вингейт?

– Отделалась синяками. К счастью, я упала не на дорожку, а на траву. И сознания я не теряла. Просто немного закружилась голова.

– Отдохните, Верити – мисс Вингейт, – вмешался Томас. – Как только почувствуете себя лучше, я отвезу вас домой на своей лошади.

Верити и Уилл ответили одновременно.

– Определенно нет, – сказала девушка.

– Вы не сделаете ничего подобного, – произнес герцог.

– Я Томас Харрингтон, слуга Господа нашего. – Викарий встал и угрожающе навис над соперником, но тот и бровью не повел.

– Мне все равно, будь вы даже архиепископом Кентерберийским, – сказал герцог таким тоном, что, вывеси Томас у себя над головой плакат «Она моя!», это бы ничего не изменило.

– Похоже, у вас есть какие-то преимущества передо мной, сэр? – На этот раз в голосе Томаса прозвучали нотки сомнения и чего-то еще – возможно, интереса?

«Только не говорите ему, кто вы!» – чуть не крикнула Верити.

Уилл поднялся.

– Я герцог Айлшамский.

– Герцог?

– Других не знаю.

Она не поняла, хотел ли Уилл спровоцировать Томаса на драку или просто запугать, но, как бы то ни было, он вложил в голову этого бессовестного человека, что Верити дорога ему, и теперь викарий не преминет использовать данный факт в своей грязной игре.