Элизабет Хойт - Скандальные наслаждения

— Чертовски смешно. Ты почти не разговаривал со мной три года. И все потому, что ты меня ревновал. Господи, Томас! Ты богаче, старше и намного красивее меня. Чего еще тебе нужно?

Томас дернул плечом.

— Ты всегда нравился ей больше.

— Кому? Энн или матери?

— Обеим. — Томас уныло уставился в стакан. — Когда отец умер, я думал, что всем буду заниматься сам. В конце концов, маркиз — я. Но потом мы узнали об отцовских долгах. И мать вызвала тебя из Кембриджа.

— У меня мозги лучше соображают по части денег.

Томас сдержанно кивнул:

— Да, это так. Хотя тебе было всего двадцать — на два года меньше, чем мне, — ты немедленно занялся делами, что и спасло нас от краха.

— А ты предпочел бы, чтобы мы все отправились в долговую тюрьму? — сухо осведомился Гриффин.

— Нет. — Томас поднял лицо, посмотрел прямо ему прямо в глаза и честно признался: — Я предпочел бы, чтобы это я спас мать.

Гриффин с минуту молчал, думая о том, чего стоило Томасу допустить, что он в чем-то не преуспел.

Он наклонился, налил брату вина из графина.

— Каждый раз, когда ты произносил речь в парламенте, мать описывала мне в подробностях — страницу за страницей, — какие вопросы ты затрагивал и как на это реагировали лорды.

Томас от неожиданности открыл рот.

— На самом деле?

Гриффин кивнул.

— На самом деле. Разве ты ни разу не замечал ее на галерее для дам?

— Нет. — Томас был потрясен. — Я понятия не имел.

— Ну, теперь имеешь. — Гриффин поставил графин на стол и откинулся на спинку стула. — К тому же какой прок от двух финансовых гениев в семье?

Скрип двери в спальню разбудил Геро. Она зевнула и лениво потянулась, глядя, как Гриффин поставил свечу и сбросил парик.

Хотя это было совсем не модно, они решили спать в одной комнате… и в одной постели. Поэтому после свадьбы Геро обосновалась в его спальне, а гостиную рядом переделывали в туалетную комнату для нее.

— Ты поздно, — пробормотала она сонным голосом.

Гриффин повернулся к ней с полотенцем в руке — он умывался из таза.

— Томас захотел обсудить со мной дела в его поместьях.

Голос его звучал мягко — ничего похожего на то настроение, в каком он отправился в дом брата.

— Поговорили мирно?

— Да, вполне. Его весьма заинтересовала идея производства пряжи. — Гриффин бросил полотенце на туалетный столик и подошел к кровати. Взгляд заскользил по шелковому одеялу, которым была укрыта Геро.

— У тебя под одеялом что-то надето?

Она с притворной застенчивостью опустила глаза.

— Нет… Ну да.

Он изогнул бровь, скинул фрак и занялся галстуком.

— И что же это?

Она склонила голову набок, и он посмотрел на ее левое ухо.

— А! Бриллиантовая сережка. Где другая?

Геро высвободила голую руку из-под одеяла и молча указала на столик у кровати.

Он повесил галстук и жилет на спинку кресла и подошел к столику.

— Та самая, что ты в меня воткнула? — Он взял в руку серьгу.

— Да. — Геро откинулась на пуховые подушки.

— Понятно. — Гриффин снял башмаки и улегся на кровать, которая просела под его весом. — Можно?

Она облизала губы, чувствуя, как сильно забилось сердце.

— Да, конечно.

Тогда он вытянулся над ней, зажав ее коленями, и осторожно взял в теплые пальцы ухо. Она почувствовала, как золотой ободок проскользнул в мочку.

Геро вздрогнула.

Он с удовольствием лицезрел свою работу.

— Очень красивая, — сказал он и посмотрел на нее взглядом собственника. — Я не о сережках.

Она подняла брови.

— Разве?

— Нет. — Гриффин нагнулся и облизал ей горло.

У нее по коже пробежали мурашки, а соски закололо.

— Мне кажется, что я в тебя влюбился в тот момент, когда ты воткнула в меня эту сережку, — прошептали его губы.

— Каким образом? — Она хотела вытащить руки из-под простыней, но он своим телом мешал ей. — Ты же предавался любовным утехам с другой женщиной.

— Никаких любовных утех не было, — возразил он. — И никакой любви не было, пока я не встретил тебя. И вообще это не важно. Я забыл ту женщину, стоило мне увидеть тебя.

Геро засмеялась.

— И ты ждешь, что я поверю в подобный вздор?

— Да, жду, — пробормотал он и стал стягивать у нее с груди простыню. — Поверь мне и подари в ответ свою любовь.

Он поднял голову, и она увидела, что его глаза смотрят серьезно.

— Я верю. И я тебя люблю.

У него дрогнули уголки рта.

— И когда ты это узнала?

Ей хотелось, чтобы он снова ее поцеловал и чтобы его поцелуи длились бесконечно.

— Ты напрашиваешься на комплимент.

— А если и так? — Он взял одеяло зубами и стянул с ее груди. Его горячее дыхание коснулось ее соска.

— Думаю, это случилось, когда ты поцеловал меня в Театре Харта, — прошептала она.

Он фыркнул:

— Ты подумала, что я — Томас.

Она засмеялась:

— Ничего подобного! Я просто дразнила тебя, притворилась, будто подумала, что ты — это он. Я никогда не спутаю тебя с… Ой!

Гриффин нагнулся и осторожно зажал ее сосок между зубами. Язык прикоснулся к кончику, и он начал с силой сосать.

Геро стонала, издавая низкие, почти животные звуки.

Он отпустил сосок и спросил:

— Так что ты говорила?

— Я никогда не могла спутать тебя с другим, — зашептала она, глядя на него сквозь полуприкрытые веки. — В ту первую ночь мы говорили о подлинной любви. Ты помнишь?

— Как я мог забыть? — Он спустил одеяло еще чуть-чуть ниже, обнажил полностью грудь и с нежностью теребил соски. — Даже тогда у меня было какое-то неясное чувство, что ты предназначена мне.

Геро сглотнула слюну. Как трудно выразить все словами, когда его руки ласкают ее.

— Ты — моя истинная любовь, Гриффин, сейчас и навсегда. Порой, когда я думаю о том, как едва не отвернулась от тебя из-за своей трусости, то мне хочется рыдать.

— Тише, — пробормотал он, осыпая ее поцелуями и пощипывая соски. — Ты же не отвернулась, и мы остались вместе. Навсегда.

— Обещаешь? — прошептала она ему в губы.

— Обещаю. — Он крепко поцеловал ее.

Геро уже вся горела, но Гриффин не спешил.

— Ты собираешься отпустить меня? — спросила она, не в состоянии пошевелиться под его весом.

— Нет, — сказал он с довольным видом. — Мне нравится, когда ты лежишь вот так и не можешь двинуться и сопротивляться тому, что я хочу с тобой сделать.

Геро попыталась извернуться под гладкими шелковыми простынями.

— Мне это тоже нравится, но тут есть один недостаток.

— Какой же? — рассеянно спросил он, продолжая рисовать узоры на ее груди.

— Мне будет трудно поцеловать тебя.

— Ты о чем? Это совсем легко… — Гриффин не договорил, поняв, что она имеет в виду.

— Не здесь, — промурлыкала она. Господи, она и не представляла, что может издать такой звук.

Зеленые глаза ярко сверкнули. Он мгновенно вскочил и быстро сорвал с себя одежду.

Геро откинула простыни. Она лежала, подперев одной рукой голову, и смотрела на своего мужа, обнаженного и восхитительного в своей наготе. Он готов соединиться с ней.

Гриффин окинул взглядом ее тело. Глаза задержались на покрасневших щеках.

— Я люблю тебя.

— И я тебя тоже люблю, — выдохнула она и поманила его согнутым пальцем — как же это неприлично! — Иди сюда, и я поцелую тебя так, что ты никогда этого не забудешь.

И поцеловала.

— Маму-у! — визжала Мэри Дарлинг, опрокидывая жестяные кружки, которые Сайленс сложила для нее на полу в кухне.

Кружки падали и звенели, а маленькая девочка в восторге хлопала в ладоши.

— Господи, как громко, — сказала Сайленс, с любовью глядя, как малышка подпрыгивает, сидя на полу.

— Исё! Исё!

— Хорошо, мы сложим их еще раз, а потом, юная леди, вам пора немного поспать. — Сайленс знала, что, хотя Мэри Дарлинг очень не любила спать днем и всячески сопротивлялась, сон шел ей на пользу.

— Ты сегодня выглядишь повеселее, сестра. — На кухне появился Уинтер и положил на стол стопку книг.

— Разве? — Сайленс чувствовала, что с тех пор, как умер Уильям, Уинтер пристально за ней наблюдает.

— Да. — Уинтер вдруг скорчил Мэри страшную рожицу, на что девочка залилась смехом. — Тебе идет этот чепчик.

Сайленс печально улыбнулась. Она знала, что дело не в чепчике, а в маленькой Мэри Дарлинг. Нельзя позволить себе окунуться в горе, когда у тебя на руках такой резвый ребенок. Наверное, это и к лучшему. Она погладила пальцем атласную щечку Мэри. В конце концов, жизнь должна продолжаться.

— Опять жаркое? — Уинтер заглянул в котелок на плите.

— Мясо с капустой, — ответила Сайленс.

— Хорошо. — Хотя Уинтер вроде и не замечал, какое перед ним ставят блюдо, но подобно всем мужчинам очень ценил вкусную еду. — Пойду умоюсь до обеда.

— Поторопись, — крикнула она ему вслед. — Мне еще надо уложить Мэри.

Он махнул рукой, показывая, что услышал ее.

— Будем надеяться, что дядя Уинтер не зачитается книжкой, — сказала Сайленс, глядя на Мэри.

Девочка в ответ громко засмеялась и опрокинула жестяную кружку.

— Миссис Холлингбрук! — На кухню вбежал Джозеф Тинбокс, один из старших мальчиков. — Посмотрите, что я нашел на ступенях.

И протянул маленькую деревянную коробочку.

Сайленс уставилась на принесенную вещицу, словно на гадюку. С того утра, когда произошли беспорядки, на пороге приюта, к счастью, больше не находилось подношений. Сайленс надеялась, что даритель забыл о них.

— Я открою? — с нетерпением спросил Джозеф.

— Нет, — ответила Сайленс, как ей показалось излишне строго. — Разве ты не должен быть на уроке? — И выразительно на него посмотрела.

Мальчик скорчил недовольную гримасу, но послушно поковылял на урок.

Сайленс дрожащими пальцами взяла коробку и подняла крышку. Внутри лежал локон волос, перевязанный алой ленточкой. Она двумя пальцами подняла локон, но никакой записки под ним не было.

— Чей же это? — прошептала она, глядя на девочку.

Иссиня-черный локон был очень похож на волосы Мэри Дарлинг, густые кудряшки которой тоже были чернильно-черными.

Сайленс поднесла локон к головке девочки, пока Мэри, наклонившись, играла с жестяными кружками.

Волосы были определенно одного цвета.

Но этот локон не с головы Мэри Дарлинг. Сайленс знала бы, если кто-нибудь срезал бы его, да и волосы у Мэри еще короткие. Нет, этот локон — длинный, красиво завивающийся. Женщина с такими волосами…

Сайленс вдруг в ужасе выронила локон.

А если это мужчина? Она знала одного мужчину с длинными вьющимися, чернильно-черными волосами. Сайленс, потрясенная, смотрела на девочку, игравшую у ее ног. Девочку, за которой вот уже семь месяцев ухаживала, с которой играла и которой пела песни, словно собственному ребенку. Ребенку, к которому она прикипела всем сердцем.

Волосы Мэри были в точности такими же, как у красавчика Микки.