– Томас, это ничего не решит.

– Возможно, – просипел он, облизывая ей шею. – Но уж точно мне станет лучше.

– Ох, Томас, – вздохнула она, и это не прозвучало как отказ, поэтому его было уже не остановить.

Он сделал то, чего желал не один месяц – любить Лавинию.


Гриффин дремал, сидя в кресле в доме брата, когда парадная дверь Мэндевилл-Хауса открылась и закрылась. Он проснулся и устало потер лицо.

Он пытался увидеться с Томасом накануне вечером – после встречи с герцогом Уэйкфилдом, – но Томаса не было. Ясно, что брат не вернется домой в ближайшее время, и поэтому Гриффин отправился в Сент-Джайлз.

Этим утром он приехал прямо к Томасу домой, чтобы застать его, прежде чем тот куда-нибудь уйдет.

Любопытно, что Томас – считающийся степенным холостяком – проводит ночи вне дома.

Гриффин выглянул в коридор.

Там стоял Томас, вид у него был рассерженный, а нос напоминал репу. Он сердито выговаривал дворецкому:

– Мне безразлично, кто пришел с визитом. Меня нет дома.

– Даже для кровных родственников? – осведомился Гриффин.

Томас резко обернулся и схватился за голову.

– Особенно для проклятых кровных родственников!

И направился к лестнице, давая понять, что разговаривать не намерен.

Гриффин в два шага нагнал его.

– Это никуда не годится, брат мой. Нам необходимо поговорить по душам.

– Пошел к черту, – сказал Томас.

– Нет. – Гриффин склонился к его лицу. – Если только ты не хочешь, чтобы я вывернул твое грязное белье сейчас и здесь перед слугами.

Томас с минуту угрюмо на него смотрел, потом жестом предложил подняться наверх.

Гриффин на такой прием и не рассчитывал, поэтому быстро последовал за ним.

Они вошли в кабинет. Гриффин топтался посередине комнаты, а Томас налил себе бренди из хрустального графина.

Гриффин удивленно поднял брови:

– Не слишком ли рано?

– Не для меня, – уныло заметил Томас.

Гриффин хмыкнул и стал рассматривать средневековую гравюру на стене.

– Это ведь отцовский кабинет?

– Да. А ты разве не узнаешь? – удивился Томас.

Гриффин пожал плечами:

– Я редко сюда заходил.

– Отец обычно призывал меня к себе по воскресеньям вечером, – задумчиво произнес Томас. – Это было до того, как я уехал учиться. А когда я приезжал домой, мы с ним уединялись здесь после обеда.

– И что вы делали? – спросил Гриффин.

– Разговаривали. – Томас пожал плечами. – Он расспрашивал меня о том, как продвигаются мои занятия. Когда я был младше, то проверял уроки латыни. Когда вырос, мы обсуждали политику.

Гриффин кивнул:

– Он готовил тебя к обязанностям маркиза.

– Да, думаю, что так. – Томас взглянул на него. – Разве с тобой он не занимался тем же самым?

– Нет. Меня он не приглашал, – спокойно произнес Гриффин.

Томас с минуту смотрел на него, словно сбитый с толку, потом опустил глаза.

– Чего ты от меня хочешь, Гриффин?

– Я хочу, чтобы ты порвал свою помолвку с Геро.

– Она уже со мной порвала.

Гриффин внимательно взглянул на него. Очевидно, брат еще не разговаривал с Уэйкфилдом.

– Ее брат хочет, чтобы свадьба состоялась в это воскресенье.

Томас сощурился:

– На самом деле?

– Да. – Гриффин сжал зубы. – Я хочу, чтобы ты отказался жениться на ней.

Томас злобно фыркнул:

– Разумеется, ты этого хочешь. Ты, полагаю, хочешь заполучить ее так же, как хотел мою первую жену.

– Это не имеет отношения к Энн, – как можно спокойнее произнес Гриффин.

– Разве? – глумливо улыбнулся Томас. – Бедняжка Энн! Что бы она подумала, узнав, как легко любовник забыл ее? Но ты ведь быстро расправляешься с женщинами. Зачем запоминать их имена, а тем более помнить их, раз они мертвы? Ты рассказал Геро про Энн?

– Да.

Томас не ожидал такого ответа и опешил.

– Что? – не сразу спросил он. – Ты рассказал о своей привычке – соблазнять женщин твоего брата?

– Нет. Я сказал ей, что не касался Энн. – Гриффин мрачно смотрел в налившиеся кровью глаза брата.

У Томаса вырвался хриплый смех.

– Ты лжешь.

– Нет, я не лгу. – Гриффина охватил гнев. Господи! Он не один год жил с этой клеветой. – Я не спал с Энн, не обольщал ее, никогда не имел намерения сделать это. Если она сказала тебе, что это было не так, то, значит, она лгала.

– Энн сказала мне на смертном одре, что ты был ее любовником. – Томас с размаху поставил бокал на стол. – Она сказала мне, что ребенок – твой. Она сказала, что вы были любовниками не один месяц, что ты пытался соблазнить ее еще до нашей свадьбы.

– А я сказал тебе на похоронах, что она лгала!

– И ты действительно ждешь, что я поверю известному распутнику, а не своей жене?

– Я жду, что ты поверишь своему брату! – заорал Гриффин. Его крик разнесся по комнате. Он ухватился за спинку кресла, пытаясь сохранить самообладание. – Господи, Томас. Как ты мог? Как ты мог поверить, что я соблазню твою жену? Я твой брат. Ты даже и не думал поверить мне. Ты поверил истеричной женщине, умиравшей от родов. Ты словно давно ждал этого, а ее слова лишь подтвердили твои подозрения.

– Да, я ждал этого. – Томас схватил бокал и сделал большой глоток виски. – Ты флиртовал с Энн, признайся.

– Не более любого другого джентльмена, флиртующего с дамой на балу. – Гриффин развел руками. – Но больше ничего не было. Все закончилось ничего не значащими словами, сказанными в общественном месте. Я никогда не имел в виду ничего другого.

– Она любила тебя.

Гриффин с трудом перевел дух:

– Возможно, и любила, но я ее не поощрял. И ты это знаешь, Томас. Как только вы поженились, как только я понял, что она, возможно, принимает всерьез наш флирт на балах, я уехал на север Англии.

Но Томас, не веря ему, затряс головой.

– Ты знал, что она питает к тебе нежные чувства, и ты этим воспользовался.

– Зачем, черт возьми, мне так поступать? – с отчаянием спросил Гриффин.

– Ревность. – Томас махнул рукой с бокалом. – Ты сам это сказал – отец не приглашал тебя к себе в кабинет. Ты не был наследником.

Гриффин не удержался от смеха.

– Ты считаешь меня настолько жалким человеком, что я соблазнил жену брата из ревности?

– Да. – Томас залпом допил содержимое бокала.

Гриффин прикрыл глаза. Будь это не Томас, а кто-то другой, он вызвал бы его на дуэль. Оскорбление нанесено его чести, его честности да и вообще его человеческой сущности… Это невыносимо. Но перед ним Томас. Его брат.

И тем не менее ему необходимо получить от Томаса кое-что.

Гриффин медленно выдохнул:

– Я думаю, что в глубине души, несмотря на свое дурацкое упрямство, ты знаешь, что я невиновен в этом отвратительном поступке.

Томас открыл было рот, но Гриффин не дал ему говорить:

– Позволь мне продолжить.

Томас нехотя кивнул:

– Спасибо. Ты не любишь Геро. Она призналась в том, что она моя любовница. Я не думаю, что ты хочешь на ней жениться. Уступи ее мне, Томас.

– Нет.

Отчаяние сжало Гриффину грудь, но он не показал своей слабости.

– Ты же ее не хочешь. А я хочу. Не будь собакой на сене.

Томас рассмеялся:

– Роли поменялись? И мы уже не столь самоуверенны и дерзки?

– Не надо. Не надо, Томас. – Гриффин закрыл глаза.

– Если Уэйкфилд решил, что мы поженимся в воскресенье, я намерен с этим согласиться.

– Я люблю ее.

Произнеся эти слова, Гриффин открыл глаза и понял – это правда. Но он не был потрясен. Нет, он чувствовал, что так оно и есть, что это правильно.

Он смотрел на брата без какой-либо надежды, но и без страха.

Томас, кажется, был удивлен. Затем отвернулся со словами:

– Ну и дурак.

И вышел из комнаты.


* * *

В ту ночь Геро лежала в постели без сна, мысли ее роились в голове. Вдруг она услышала какой-то звук в окне, словно кто-то поскреб по стеклу. Если бы она спала, то ничего бы и не услышала. Может, кошка влезла к ней на балкон? Она приподнялась на локте и посмотрела на высокие окна. В комнате было темно, лунный свет почти не проникал внутрь. Она присмотрелась и…

Большая тень неясно вырисовывалась в окне, приобретая формы человеческого силуэта.

У Геро перехватило дыхание, крик застрял в горле.

Тень двинулась, окно открылось, и в спальню спокойно ступил Гриффин.

Сердце у нее радостно подпрыгнуло при виде него, и она обрела дар речи:

– Что вы себе позволяете?

– Тихо! – Его голос прозвучал как у недовольного учителя, а не полуночного взломщика. – Вы хотите перебудить весь дом?

– Я собираюсь сделать именно это, – ответила она, хотя оба, несомненно, знали, что это неправда. Геро села в кровати и аккуратно подоткнула простыни под мышки. Она не хочет, чтобы он думал о ней как о доступной женщине. Даже если на ней только ночная рубашка.

Ну, более доступной, чем она уже стала.

Гриффин ничего на это не ответил и приблизился к ней. В комнате было темно, и его тень не выделялась на пологе кровати. Геро протянула руку и откинула полог. Он стоял у туалетного столика и рассматривал безделушки на нем. Неужели он может видеть в темноте?

– Я говорил с вашим братом.

Она замерла.

– Да?

– Он сказал, что вы выйдете за Томаса в воскресенье, – сказал Гриффин. – Боюсь, что наш… разговор закончился не очень миролюбиво.

Геро молчала.

– Вы выйдете за Томаса?

Она скосила глаза, но не могла разобрать выражения его лица.

– Именно этого ждет от меня Максимус.

– А чего хотите вы?

Она хочет Гриффина, но все не так просто. Если она откажется выйти за Томаса, то ничто не остановит Максимуса выступить против Гриффина. Ничто не остановит брата от ареста Гриффина и его повешения. Но даже если этого не произойдет, сможет ли она выйти за Рединга, зная, что ей придется отказаться от семьи? Никогда, возможно, не видеть Фебу и кузину Батильду, и Максимуса? При одной только мысли об этом к горлу подступил удушающий ужас.

– Вы приняли решение отказаться от винокурни? – с отчаянием в голосе спросила Геро.

– Я не могу, – твердо ответил Гриффин. – Ник умер, защищая наше общее дело. Я не могу вот так взять и предать его.

– Тогда мне придется выйти за Томаса, – беспомощно произнесла Геро и опустила полог, чтобы не видеть его. – Наверное, так будет лучше.

– Вы так не думаете. – Его голос был низким и хриплым и звучал совсем близко.

– Почему? – устало спросила она. Сердце у нее уже давно ныло, так давно, что она перестала замечать эту боль. – Я не могу выйти за вас. Мы с вами абсолютно не похожи.

– Правильно, – прошептал он совсем близко от нее – на расстоянии дыхания. Их отделял лишь тонкий полог. – Вы и я, у нас с вами ничего общего. Вы больше похожи на Томаса: уравновешенная, осторожная в своих решениях и поступках.

– Звучит как ужасная зануда.

Он засмеялся. Такой интимный смех…

– Я сказал, что вы похожи на Томаса, но вы не такая, как он. Я никогда не замечал, чтобы вы были скучной.

– Спасибо. – Она коснулась кончиком пальца полога и почувствовала сквозь ткань его щеку.

– Я считаю, что наши очевидные различия являются залогом идеального брака, – сказал он, двигая скулой под ее пальцами. – Вы умрете от скуки с Томасом уже через год. А если я встречу леди с таким же характером, как у меня, то мы разорвем друг друга на части через месяц. Вы и я – мы подобно хлебу и маслу.

– Звучит романтично.

– Тише. – В его голосе, дрожащем от смеха, прорывались торжественные нотки. Геро погладила его по щеке. – Хлеб и масло, – повторил Гриффин. – Хлеб придает прочность маслу, а масло придает хлебу вкус. Вместе мы единое целое, – заявил он.

Геро сдвинула брови.

– Выходит, я хлеб.

– Иногда. – Каждое произнесенное им слово она ощущала у себя под ладонью. – А иногда хлеб – я, а вы – масло. Но мы неразделимы. Понимаете?

– Я… – Она хотела сказать «да». Она хотела сказать, что согласна выйти за него и отбросить сомнения, которые роились у нее в душе. – Я не знаю.