Горничные сделали книксен и ушли, бросая на него любопытные взгляды.

Ему было наплевать, что они там подумали своим куриными мозгами.

– Чем ты занимаешься?

Лавиния вскинула голову:

– Укладываю вещи и уезжаю.

Сегодня на ней было строгое серое платье – совсем для нее необычное.

Его охватило звериное желание сорвать с нее это платье.

– Я подумал… – Томас замолчал, чтобы проглотить застрявший в горле ком. Его вдруг охватил ужас, что он может разрыдаться. – Я подумал, ты останешься со мной.

– Потому что я позволила тебе лечь со мной в постель?

– Да, черт тебя подери!

Лавиния вздохнула.

– Но я же тебе сказала, что я не стану твоей любовницей, пока ты женат на другой женщине, Томас. Я никогда не меняю своих решений.

Она отвернулась, однако он грубо схватил ее за руку.

– Ты любишь меня.

– Да, люблю. – Она подняла брови и, как ему показалось, печально на него посмотрела. – Но при чем здесь любовь?

– Черт тебя возьми, – прошептал он и в отчаянии прильнул к ее рту.

И она ему позволила, стояла молча и покорно, не сделав ни малейшего движения. А он страстно целовал ее губы со вкусом мяты и чая. Его возбуждение росло, он застонал. Она всегда так на него действовала, с самого первого момента, когда он увидел ее смеющейся с другим мужчиной в бальном зале. Лавиния Тейт будила в нем зверя, Мэндевилл забывал, что он пэр королевства, уважаемый член парламента и владелец обширных земель.

Она превратила его в обычного мужчину – всего лишь в мужчину. И раньше он ненавидел ее за это. За напоминание того, что под горностаевой мантией пэра Англии скрывается самый обычный человек, который борется за существование. Здесь, сейчас, Томасу было все равно. Он теряет ее раз и навсегда. Ярко-рыжая, она возьмет и уйдет, сводя его с ума своим смехом и этими карими – совсем обыкновенными – глазами, которые видят все его самые постыдные секреты и тем не менее смотрят на него с любовью.

Наконец, когда он отнял рот от ее губ, Лавиния посмотрела на него, отвернулась, подобрала чулок и стала аккуратно сворачивать.

– Прощай, Томас.

Он упал на колени на протертый ковер и произнес первое, что пришло ему в голову:

– Пожалуйста, выходи за меня, Лавиния.


– У вас такой вид, словно вы умерли, три дня пролежали в земле, а потом вас выкопали, – этими словами Дидл радушно приветствовал Гриффина в тот вечер в Сент-Джайлзе. Дидл склонил голову набок, внимательно всмотрелся в его лицо и добавил: – А еще перед этим вы побывали в аду.

– Спасибо, все так, – проворчал Гриффин, наполняя овсом торбу Бродяги.

Он не мог полностью доверять никому из работников винокурни, чтобы оставить кого-нибудь из них за старшего, поэтому был вынужден привлечь Дидла. Камердинер стоял, вооруженный подобно пирату, с двумя пистолетами за поясом и саблей. Гриффин взглянул на небо. День быстро клонился к закату, уже залегли длинные тени.

Дидл просунул язык в дырку между передними зубами.

– Милорд, что с вами случилось?

– Ничего особенного, не беспокойся. – Гриффин хотел покачать головой, но в висках так сильно стучало, что он замер.

Дидл хмыкнул:

– Ну, раз вы так говорите…

– Хочешь верь, хочешь нет. – Гриффин быстро вошел в винокурню, где царила полутьма. У него не было желания объясняться с Дидлом.

– Тогда я не поверю, – сказал Дидл, едва поспевая за ним.

– Что здесь произошло за это время? – спросил Гриффин.

Дидл вздохнул.

– Потеряли еще двоих за ночь. Теперь нас пятеро, помимо нас с вами.

– Ты увеличил им плату?

Дидл кивнул:

– Как вы и велели. Но это не помогло – те двое все-таки убежали.

– Теперь это уже не важно, – сказал Гриффин. Он бесстрастно наблюдал за тем, как оставшиеся работники наполняли дубовые бочки джином. – Сегодня ночью все закончится.

Дидл повернулся к нему:

– Так, значит, сегодня?

– Да. – Гриффин обвел взглядом большие медные котлы, бочки с джином, горящие печи и все огромное помещение винокурни. Все, что они с Ником с таким трудом создали. – Да, сегодня.

– Господи, – вздохнул Дидл. – Вы уверены? У нас менее десятка людей, да и оружия не хватает. Милорд, это самоубийство.

Гриффин пристально посмотрел на Дидла. В голове продолжало болезненно стучать, во рту был соленый привкус крови. Он потерял Геро, он оставляет мать жить в Лондоне, он никогда не помирится с Томасом, а Ник, его ближайший друг, мертв и лежит в земле. Последнее, что он оставляет в Лондоне, эта проклятая винокурня.

– Сегодня или никогда. Я не могу больше ждать. Я хочу с этим покончить. – Он отвернулся, схватил одну из устрашающих сабель, которыми пользовались его работники, и грозно взглянул на Дидла.

– Ты со мной или нет?

Дидл судорожно сглотнул и сжал пистолет:

– Да, милорд, с вами.

Глава 18


Слезы заполнили глаза королевы Черновласки при виде такого незатейливого, но милого послания – крошечного зеркальца.

Она держала птичку в ладонях. «Что мне делать? – прошептала она прямо в пушистые перышки. – Кого мне взять в мужья?»

Она отпустила птичку, и та вспорхнула. Но не улетела на ночлег, как обычно, а через несколько минут вернулась. Она спустилась, открыла клюв и запела. «Пусть сердце само подскажет, что решить»… Из сказки «Королева с черными как вороново крыло волосами»

– Он загнан в угол, – с довольным видом произнес в тот вечер Фредди. – Думаю, Рединг живым оттуда не уйдет. Он потерял Ника Барнса, а почти все его работники сбежали.

Чарли кивнул, пощелкивая игральными костями и прислушиваясь, не раздадутся ли сверху звуки.

– Наш осведомитель сообщил Уэйкфилду, где находится винокурня Рединга?

– И рассказал, и покажет дорогу к винокурне, – заверил его Фредди. Так велико было его ликование, что он даже осмелился посмотреть в лицо Чарли.

Правда, не прямо, а искоса.

Чарли бросил кости на стол. Один и один. Два очка – чертовское невезение. С минуту он не мигая взирал на стол, словно загипнотизированный дурным предзнаменованием. Двойка предвещает смерть, но чью: его врага или собственную… или, возможно, женщины, которая лежит наверху?

– Мы выманим его, – прошептал Чарли, все еще не в силах оторвать глаз от несчастливого числа на костях. – Выманим его, убьем и сожжем винокурню.

Сгущалась темнота, когда Геро вышла из кареты, едва въехав в Сент-Джайлз.

– Не нравится мне это, миледи, – сказал лакей Джордж. Он поднял фонарь и потрогал один из пистолетов, которые она ему дала.

Группа мужчин спорили и ругались около перевернувшейся повозки на дороге. Из-за этого карета Геро не могла проехать – улица была слишком узкой.

– Я тебя прекрасно понимаю, – ответила Геро, – но я не могу ждать, когда эти люди освободят дорогу. На это уйдет не один час.

– Прошу прощения, миледи, но не могли бы мы послать кого-нибудь домой, чтобы сюда приехал еще лакей, а лучше двое?

– Говорю тебе, у меня нет времени. – Геро подобрала юбки и быстро пошла вперед.

– Но уже темно, – забеспокоился Джордж. – А что, если на нас нападут, миледи?

– У тебя есть пистолет, – подбодрила его Геро.

Джорджа это явно не убедило, но он тем не менее больше не возражал, хотя и с подозрением оглядывался.

Геро запахнулась в плащ. Как она может обвинять Джорджа в трусости? Эта поездка очень опасная. При обычных обстоятельствах ей и в голову не пришло бы бродить по улицам Сент-Джайлза с наступлением темноты, тем более пешком и с одним лакеем, пусть и вооруженным. Она очень хорошо себе представляла опасности, таившиеся в Сент-Джайлзе.

Но какой у нее выбор? Ей необходимо как можно скорее добраться до Гриффина. Если бы она взяла с собой нескольких лакеев, то возбудила бы подозрения у кузины Батильды. А ей этого не хотелось.

Геро посмотрела по сторонам. Улица, по которой они шли, выглядела пустынной. Казалось, все попрятались по домам, пока не наступила полная темнота. Ее пробрала дрожь. О боже. А что, если она опоздала и Максимус уже захватил винокурню? Представить себе Гриффина в оковах, брошенного в темницу… Она этого не вынесет. Он такой гордый! Самое ужасное – если он будет сопротивляться. А если его застрелят?

При этой кошмарной мысли рыдания подступили к горлу. Всего прошлой ночью она отвергла его и так логично и гладко все изложила. А сейчас несется по закоулкам Сент-Джайлза, опасаясь за его жизнь.

Может, она сошла с ума? Или просто совершает ужасную ошибку?

Почему она отвергла его? Где все те обдуманные доводы, которые она ему сообщила, где все разумные причины? Все, что Геро знала сейчас, это то сокровенное, что лежало у нее на сердце: она хочет Гриффина. Невзирая на его дикие поступки, невзирая на сомнительное прошлое, невзирая на то, что ее брат собирается арестовать его за перегонку джина.

Она хочет Гриффина. Она умрет, если с ним что-нибудь случится, и она очень боялась, что ее жизнь без него будет долгим, скучным испытанием на выносливость. Она хочет его, он ей необходим. И, да – она любит его, сейчас она это признаёт, хотя, возможно, уже и поздно. Она любит его.

И только это важно.


– С ума сойти, – процедил сквозь зубы Дидл.

Гриффин через плечо оглянулся на него. Наступила ночь, и проулок за винокурней не просматривался из-за темноты. Темнота всегда на руку ночным хищникам, темнота прячет от любого притаившегося убийцы.

Конечно, тени скрывают и тех, кто охотится на хищников. Этой ночью ими стали Гриффин и Дидл.

Гриффин проверил пальцами, взведен ли курок.

– Может, мы и сумасшедшие, но это наш единственный шанс.

Дидл ухмыльнулся:

– Викарий и его банда нас не ждут – это точно. Не будут же они сидеть здесь в темноте.

Послышался шорох. Гриффин повернул голову на звук. Проулок пересекла чья-та тень.

– Кошка, – прошептал Дидл. – Думаете, Викарий нападет сегодня ночью?

– Он выжидал с тех пор, как они убили Ника, – пробурчал Гриффин. – Он рассчитывает, что почти все мои люди разбежались – что они и сделали, черт возьми, – и он думает, будто я испугался. Сегодня ночью – самая подходящая возможность.

Дидл схватил Гриффина за плечо, но Гриффин и сам увидел движущиеся тени. По переулку крались трое мужчин. Один из них подпрыгнул и уцепился за стену винокурни. Если Гриффин не ошибался, они собираются сначала заткнуть трубы перед атакой.

Гриффин, пригнувшись, бросился вперед. Он ухватил первого налетчика за волосы и оглушил рукояткой ружья. Тот упал как поваленное дерево. Второй закричал, но Дидл его пристрелил. Гриффин прицелился в третьего – тот лез на стену, – нажал на курок и увидел, как он упал. Его охватило животное ликование.

Тут кто-то ударил его сбоку. Ружье вылетело из руки, и он был с силой отброшен к стене. Нападавший был исполинского роста с огромными кулаками. Он колотил по лицу Гриффина, по животу. Гриффин, задыхаясь и почти теряя сознание, все же сумел вытащить пистолет и выстрелить прямо в лицо гиганта.

Лицо опалило порохом, что-то мокрое и липкое брызнуло ему на щеку, уши заложило. Откинув в сторону упавшее тело, Гриффин поднял голову. С дальнего конца переулка прямо на них с Дидлом бежали люди. Их было никак не меньше двадцати, а может, и больше.

Это ловушка, подумал он почему-то спокойно. Викарий ждал, когда они выйдут со двора винокурни. И дождался.

Гриффин встал посередине узкого переулка и вытащил саблю перед лицом надвигавшейся резни.

– Милорд, – тяжело дыша, прохрипел Дидл. – А это еще что, черт возьми?

Гриффин оглянулся через плечо и увидел, что вторая группа людей заполонила собой другой конец улицы – они шли строем, и шли они прямо на него. За их спинами возвышались всадники.

– Солдаты. – Гриффин сплюнул кровь себе под ноги. – Если не ошибаюсь, прибыл герцог Уэйкфилд, чтобы арестовать меня.

– Великий боже, – пробормотал Дидл. – Нам конец, милорд. Конец!

А Гриффин запрокинул голову и расхохотался. Его смех эхом отскочил от грязных кирпичных стен домов и прокатился по улице, где ему суждено умереть.


Сайленс торопливо шла домой по темным улицам Сент-Джайлза.