Наступило молчание, но на этот раз она с легкостью прочла его мысли. Он был потрясен и ошеломлен.

— Вы не думаете, что это хорошая мысль, — кивнув, произнесла Дебора. У нее упало сердце, но она старалась не обращать внимания. — И вы правы. Она плохая. Мне стоило раньше об этом подумать, но я так хотела выполнить его просьбу. Ради продаж.

— Вы просите меня взять вас собой, чтобы включить этот эпизод в книгу?

Дебора поникла:

— Да, если вы так ставите вопрос.

— Уже включенная в книгу кража показалась вашему издателю такой привлекательной, что он хочет еще одну?

— Да.

— Но воображение вас подвело, и вы хотите, чтобы я, прошу прощения, Павлин заполнил пробелы. Я правильно понял?

Дебора безмолвно кивнула.

— И вы пишете книги, в первую очередь чтобы не брать причитающуюся вам долю из наследства мужа?

— Я не беру то, на что, по сути, не имею права.

— Почему?

Ей не стоило ему рассказывать, он слишком проницателен. Дебора смотрела на него широко раскрытыми глазами и боролась с отчаянным желанием убежать. На его лице больше не было гнева. Он не сверлил ее тяжелым взглядом, хотя губы все еще были мрачно сжаты. Она опустила взгляд на свои перчатки, совершенно испорченные.

— Дебора? — В его тоне явственно слышалось нетерпение.

— Я была не слишком хорошей женой, — сказала она.

Эллиот с трудом уловил ее слова, а когда понял, почти пожалел об этом. Такое признание тронуло его до глубины души. Не могло не тронуть. Он выпутал перчатки из ее рук, ледяных пальцев, взял их в ладони и стал согревать.

— Из того немногого, что вы рассказывали, — проговорил он, тщательно подбирая слова, — он сам был не слишком хорошим мужем.

— Нам не стоило жениться. Я уже говорила, его интересовали мои деньги.

— Но именно из них вы получаете свою долю наследства.

— Они больше не мои. Я не хочу их. Я их не заслуживаю. Вы не понимаете.

— Пытаюсь.

— Едва ли вы сможете. Я не могу говорить об этом. Извините. — И, вытащив руки, стала тереть глаза. — Спасибо, что потратили на меня время. Я забрала его слишком много, понимаю и ценю ваше внимание.

Она снова направилась к двери.

— Что вы собираетесь делать?

— Что-нибудь придумаю. — Дебора храбро улыбнулась. — Я писательница, это моя работа. Мне пора идти. — Она протянула руку для прощания.

Эллиот взял ее руку, удержал в своей, не выпустил. Перед лицом такой силы духа он чувствовал себя совершенным подлецом. В конце концов, разве она действительно так много просит? А если бы он выбрал более безопасное занятие, одно из тех, что сейчас ставит в самый конец списка по причине занудности? Что бы там ни произошло у нее с мужем, она явно страдала в браке. Разве можно винить ее за желание порвать все связи с его семьей? Можно ли не уважать ее стремление к независимости? Если он справляется с риском, так ли уж неправильно брать ее с собой, помогая добиться самой стоящей из всех целей? Она ведь уже показала свои способности, и он знает, на нее можно положиться. Неужели уж так неправильно ее взять?

— Эллиот?

— Для вас это действительно очень важно?

— Не в смысле денег. Для меня это свобода и возможность забыть прошлое. Во всяком случае, попытаться забыть. Но это мое прошлое, не ваше. И я не должна была…

— Я возьму вас с собой.

— Эллиот! — Улыбка Деборы тут же увяла. — Нет, я не могу этого допустить. Я была такой жалкой, и вы почувствовали себя виноватым.

— Вы не были жалкой, и это не имеет никакого отношения к чувству вины.

— Я не могу вам позволить.

— Но я хочу.

— Нет. Вы сами говорили, что это слишком опасно. А если я совершу какую-то глупость?

— Не совершите. Я этого не допущу, — сказал Эллиот, разозленный ее протестами. Он уже все для себя решил и страстно желал ей помочь.

— Но вдруг я что-то испорчу, вскрикну или уроню что-то, или…

— Бога ради, Дебора, я возьму вас! Я хочу взять вас! — воскликнул Эллиот.

Рассерженный тем, как сильно этого хочет, он потянул ее к себе. Дебора запнулась на неровном полу, и он машинально ее обнял, не дав упасть. От нее пахло лавандой. Теплые карие глаза, он только сейчас заметил, окружал золотистый ободок. На шее бешено пульсировала жилка. Неотразимо притягательные розовые губы. Он хотел ее поцеловать. И судя по ее взгляду, она этого ожидала. Не ради этого ли он откликнулся на ее просьбу? Ради поцелуев? Нет. Нет! У него другие причины. Множество причин, хотя сейчас их припомнить невозможно. Сейчас, когда он чувствовал на губах ее дыхание и к нему прижималась ее мягкая грудь.

— Я хочу вас. — Она не отстранилась. И не сделала попытки высвободиться. — Я имею в виду, хочу взять вас с собой, — прерывисто выдохнул он. — Если это действительно так много для вас значит.

— Да. — Сердце Деборы билось с безумной скоростью. Она хотела его поцелуя, уверенная, что он так и поступит. Она коснулась рассекавшего бровь шрама. Эллиот дышал мужественностью, это лишь усиливало ее собственное ощущение женственности. С Джереми она такого никогда не чувствовала, но Эллиот — не Джереми. — Хорошо, если вы уверены. Я вас не подведу.

— Я знаю, что не подведете. — И он все-таки поцеловал ее, коснувшись губами и тотчас отстранившись. — Я не хочу, чтобы между нами оставалось какое-то недопонимание, — сказал он. — Я согласился вам помогать не в обмен на поцелуи. — Его губ коснулась плутовская улыбка. — Я действительно их хочу, но лишь в том случае, когда вы будете готовы их предложить.

Дебору пронзила дрожь. Она хотела поцеловать его, но боялась, понимала, ей недостает чего-то существенного, что делает женщину желанной. Она неохотно высвободилась из объятий Эллиота.

— Я понимаю, — натянуто произнесла она.

— Хорошо.

До знакомства с Деборой он считал, что отлично понимает женщин. Покуда другие мужчины прямо заявляли, что хотят от них простого выражения своих желаний, Эллиот смаковал все тонкости и нюансы, сложности и многозначности языка женщин, так сильно отличавшегося от мужского. Но Дебору прочесть нелегко. Хочет она его поцелуя или нет? А его самого?

— Вы, как в прошлый раз, пришлете мне записку с указаниями? — спросила она, прерывая его не слишком приятную мысленную цепочку.

Эллиот кивнул:

— Через неделю или около того. Я еще ничего не спланировал, на это нужно время.

— Я могла бы помочь вам и с предварительной разведкой, и вашим… тем, что вы планируете.

— Чтобы вставить в книгу? — усмехнулся он.

О книге она не думала.

— Да. — Дебора прикусила губу. — Нет. С вашего разрешения. Но предлагаю помощь не поэтому. Я хочу… участвовать вместе с вами. Просто потому, что хочу.

Она произнесла это, гордо вздернув подбородок, и с таким вызовом, что Эллиот засмеялся.

— Тогда я тоже хочу этого, — сказал он.

— Значит… как там говорят джентльмены? По рукам?

— По рукам, — согласился Эллиот и поцеловал протянутую руку, вместо того чтобы ее пожать.

Глядя вслед ее грохочущему по булыжной мостовой кебу, он внезапно осознал, что сопровождавшая его, как промокший мешок, скука теперь отступила вместе с горьким привкусом отказа. И уже не было нужды решать вопрос будущего. Дебора с лихвой предоставила ему занятие для мысли.

Она так смущалась своего ремесла. Жаль, не нашла в себе силы ему довериться, правда, вполне можно и подождать. Он налил себе мадеры, взял немного в рот и покатал языком, наслаждаясь насыщенным сладковатым вкусом. И словно вернулся в ночной Лиссабон: королевский дворец, бал, смуглая красотка, аромат бугенвиллеи. Казалось, все было настолько давно, он чувствовал, будто воспоминания принадлежат кому-то другому.

Эллиот сделал еще глоток. С тех пор как закончилась война, он много раз желал вернуться в то время, однако настоящее выглядело куда более интересным. Прошлое постепенно исчезало из памяти, тускнело по сравнению с многообещающим будущим. Он допил свой бокал. Протянул руку к графину, желая налить еще, но передумал. Ему надо кое в чем покопаться, а для этого необходима ясная голова.

Глава 6

Эллиот счел слишком рискованным идти на разведку вдвоем. Сама подготовительная работа несложная, но в основном ею занимался Эллиот, а Дебора смотрела и училась.

Они сидели за большим полированным столом с кучей разных бумаг и сосредоточенно изучали наброски дома и окрестностей, когда в их маленькую столовую случайно заглянула Лиззи.

В первый момент они ее не заметили. Лиззи жестом отказалась от предложения слуги объявить о ней. Она осталась в дверях, разглядывая белокурую незнакомку и брата, помолодевшего и словно сбросившего какой-то груз. Она уже очень давно не видела его таким. Рука Эллиота лежала на столе, почти касаясь руки женщины. Та что-то читала, изредка озадаченно поднимая бровь, и явно не замечала, каким взглядом Эллиот на нее смотрит. Лиззи вскинула брови. И должно быть, что-то сказала, поскольку брат сразу же оглянулся, сгреб со стола бумаги и вскочил на ноги.

— Лиззи. Я не ждал тебя.

— Очевидно не ждал, — лукаво заявила сестра. — Я вам помешала?

— Ты же отлично знаешь, что да, иначе позволила бы слуге проводить тебя в гостиную. Дебора, позвольте представить вам мою сестру, миссис Алекс Мюррей. Лиззи, это леди Кинсейл, вдовствующая леди Кинсейл.

— Очень приятно. — Лиззи вежливо сделала реверанс. «Вдова, — подумала она. — Кинсейл. Кажется, с ними был какой-то скандал. Надо будет спросить Алекса. А она не юная барышня. Лет двадцать шесть — двадцать семь? Не красавица, но такое лицо трудно забыть». — Я и не знала, что вы знакомы с моим братом. Он так редко бывает в обществе, удивлена тем, как ваши пути могли пересечься.

— И мне тоже. Я сразу поняла, что вы сестра Эллиота — мистера Марчмонта — даже без представления. Вы очень похожи. — Дебора с завистью оглядела ее дорожный костюм: вишнево-красное платье, отделанное по краям черным бисером, короткий бархатный жакет с облегающими рукавами и такой же отделкой. Очень элегантный костюм. «Его обладательница проницательная женщина», — подумала Дебора. Чувствуя на себе острый взгляд Лиззи, вскинула голову.

— Мы с Эллиотом познакомились через кузена моего покойного мужа, — сказала она. — Лорду Кинсейлу — последнему лорду Кинсейлу — понадобилась небольшая помощь относительно армейских дел. — Она шаловливо оглянулась через плечо на Эллиота, сопровождавшего дам в гостиную, но тут же пожалела об этом, ибо ее взгляд тут же перехватила его сестра. Очевидно, проницательность — их фамильная черта.

— Понимаю.

— Сильно в этом сомневаюсь, — сухо сказал Эллиот. — Полагаю, ты хочешь чаю? Пойду, распоряжусь.

— Было бы замечательно, — сказала Лиззи. Она опустилась на свою любимую софу и приглашающе похлопала по ней. Деборе ничего не оставалось, как сесть рядом. — Не знаю, сказал ли вам Эллиот, но я жду ребенка, и со мной творятся ужасные вещи. У меня распухли лодыжки. У вас есть дети, леди Кинсейл?

— Нет. Нет, я не… мы не… нет.

— Извините. Я не хотела вас расстраивать.

— Не беспокойтесь. И пожалуйста, зовите меня Дебора.

— Боже, надеюсь, я не превращусь со временем в клушу. Ну, знаете, они говорят только о своих малютках. — Лиззи бросила шляпку с небрежностью женщины, у которой их много. — Я не интересовалась детьми, пока не стала раздаваться в ширину, и теперь проявляю некоторый интерес. Хорошо, что в следующем месяце я уезжаю в Шотландию, а то моя репутация может оказаться под угрозой, ведь я известна своей сообразительностью. Итак, что вы с моим братом так стремились от меня скрыть?

Дебора улыбнулась:

— Ваша сообразительность ушла не так далеко, как вам кажется. Почему бы вам не спросить Эллиота?

— Так ведь он посоветует не лезть не в свое дело, правда, не так вежливо, как вы. Вы давно с ним знакомы?

— Не очень давно.

— Он никогда о вас не упоминал.

— Вероятно, ему нечего было сказать.

Лиззи фыркнула от смеха:

— Ну, как знаете. Я бы тоже не потерпела, чтобы кто-то вмешивался, когда за мной ухаживают.

— Миссис Мюррей…

— Лиззи.

— Мы с Эллиотом… у нас не такие отношения. Мы просто заняты одним деловым предприятием.

— Вы действительно так думаете? Нет, конечно, вы покраснели. Тогда вот что я вам скажу — это превосходные новости. Теперь я могу скрыться в дебрях Шотландии и больше не волноваться за своего брата.

— Не надо думать, что мы…

— О, не волнуйтесь, я больше ничего не скажу, — легко откликнулась Лиззи, мысленно обращая в пепел свой список подходящих невест, который уже начала набрасывать. — Я не горю желанием сватать Эллиота, — добавила она, заметно погрешив против истины.