Он затаил дыхание, когда Эви встала на цыпочки, потянувшись за стоявшим на книжной полке тонким томиком. Он никогда не видел ее распущенных волос и упивался видом волнистых прядей, касавшихся кончиками округлых изгибов ее ягодиц. В неярком свете ее волосы мерцали, словно мед под лучами солнца. Ладони Спенсера горели от непреодолимого желания зарыться в эти густые локоны. Отблески тлеющих угольков в камине прекрасно обрисовывали ее силуэт. Он пожирал взглядом высокую грудь, просвечивавшуюся сквозь пеньюар. Изящный вид ее грушевидной попки был и подавно соблазнительным. Ладони ныли от возбуждения — вот бы самому потрогать эти формы.

Спенсер шевельнулся, поглаживая себя через халат. Это уже ни в какие ворота не лезет: тверд как камень. И от того, что он почти голый, никакого толку. Стоит лишь дернуть за пояс халата, и он освободится от него. Стоит сделать всего один шаг, и он окажется прямо позади нее, отделяемый от нее лишь тонким хлопковым пеньюаром. А приподняв подол, он мог бы прижаться к ней всем телом и потереться об ее очаровательно-круглую попку.

Держа книгу в руках, Эви опустилась на пятки, перелистывая страницы. Ее ягодицы подрагивали — невероятно чувственно. Решительно кивнув, она повернулась, намереваясь уйти.

Этого Спенсер был не в силах вынести. Ну, уж нет!

— Не спится?

Она слегка вздрогнула от неожиданности и выронила книгу себе под ноги.

— Спенсер. Я тебя здесь не заметила.

Пламя камина осветило ее лицо. С распущенными волосами она выглядела по-другому. Моложе. Свежее лицо казалось нежным и куда менее чопорным.

— Тебе давно следовало быть в постели, — проворчал он. — Завтра нам предстоит долгий день.

— Я могла бы тебе сказать то же самое.

Спенсер поднес бокал к губам и сделал щедрый глоток, наслаждаясь обжигающим прикосновением спиртного к глотке. Эви с опаской посмотрела на него, ее взгляд блуждал вдоль его вытянутых перед собой ног.

— Я скоро лягу, — он жестом указал на стоявший подле него маленький палисандровый столик[9]. — Хочешь выпить?

Спенсер перегнулся через подлокотник и наполнил стоявший на подносе пустой бокал.

— Может, это поможет тебе заснуть.

Она открыла рот, чтобы, как он предположил, отказаться, но потом притихла. Удивив его, она только пожала плечами и шагнула вперед, чтобы принять бокал. Их пальцы соприкоснулись, между ними словно искра проскочила.

Шумно вздохнув, она опустилась в кресло напротив него, стиснув бокал обеими руками, и осторожно отпила глоток.

— Когда ты рассчитываешь прибыть на место?

— Гретна-Грин в двух шагах от границы.

Она кивала головой, а ее взгляд задумчиво блуждал по комнате, вдоль книжных полок у стен, потом добрался до куполообразного потолка красного дерева.

— Тебе повезло получить этот дом в наследство от матери. Куда удобнее, чем постоялый двор.

— По мнению моего отца, она была одной из его величайших ошибок, — его губы искривились. — А ошибался он частенько.

— Отчего же твоя мать была величайшей?

— Он утверждал, что она ему не пара. Отец отчасти стыдился ее. В семье матери водились кое-какие деньги — им принадлежала фабрика в Морпете, но ее провинциальность и неспособность принять его многочисленные любовные интрижки… — Спенсер пожал плечами.

Эви притихла и сделала еще один глоток.

— Должно быть, твой отец когда-то очень ее любил. Поначалу, — пробормотала она.

Спенсер расхохотался, тихо и неприятно, словно ему было не до смеха.

— Да уж! И ее и всех остальных жен. Он их всех любил поначалу. Поначалу он замечал лишь их красивые личики.

Ее глаза удивленно распахнулись.

— Сколько же жен было у твоего от…

— Четыре. Моя теперешняя мачеха Камилла была четвертой и последней. Она продержалась дольше всех. Она лучше других понимала его… привычки, его бесконечную ложь.

— Ложь, — необычно тихо повторила Эви.

— Да, он был искусным лжецом — ему не было равных в умении убедить женщину, что он любит лишь ее одну.

Спенсер невольно презрительно скривил губы.

— Он был способен кого угодно в чем угодно убедить. Даже меня. Иногда я даже воображал, что небезразличен ему.

— Судя по твоим словам, он был неприятным человеком.

Спенсер замолчал, закашлявшись.

— Когда мне было шесть, я застал своего отца с помощницей повитухи[10]. Незадолго до этого моя мать разрешилась мертворожденным сыном.

Эви задохнулась от ужаса.

— После этого она недолго прожила. Две недели. Потом появилась Камилла. К счастью для нее он первым отправился на тот свет.

Вытаращив глаза, она отхлебнула бренди из своего бокала и сморщилась.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что твой отец…

— Был убийцей?

Она молча кивнула, несомненно шокированная перспективой выйти замуж за человека, чей отец убивал своих жен и насаждал вокруг себя лишь ложь да злобу.

— Нет. Просто обстоятельства складывались так неудачно. Его первая жена скончалась в горячке. Вторая — из-за несчастного случая с каретой. Третья…, — при этих словах его горло сжалось, — моя мать так и не оправилась от родов.

А его отец тем временем совокуплялся в соседней комнате с другой женщиной.

— Я сожалею.

Спенсер хмыкнул.

— А он нет. Ее смерть позволила отцу жениться на Камилле.

Эви откашлялась и сделала еще глоток. Спенсеру хотелось знать: приняла ли она во внимание все им рассказанное. Этот брак приведет Эви в его мир — в мир, о котором ей ничего не известно. В мир, о котором она сочла целесообразным немного расспросить.

— Ты выглядишь испуганной.

Она метнула на него пристальный взгляд.

— Передумала?

— Конечно, нет. Каждый обитатель Литтл-Биллингс видел тебя и, похоже, пришел к тому же заключению, что и Питер. Тут не над чем раздумывать.

— Может, мне стоило убедить Шеффилда, что я не отец Николаса, а всего лишь похожий на него родственник.

Ее глаза удивленно расширились.

— Так ты передумал?

— Я? Нет.

Она облизнула губы.

— Вот именно. Это для Николаса самый лучший выход. И не похоже, что предстоящий брак слишком сильно изменит нашу жизнь.

Она улыбнулась, ее губы подрагивали.

— Ты так думаешь?

Она закрыла глаза, улыбка ее таяла на глазах. Она со звоном поставила стакан рядом с собой на стол.

— Не похоже, что это будет настоящий брак. Это скорее напоминает партнерство. Деловое сотрудничество.

— Ах, вот как ты это понимаешь?!

Эвелина кивнула.

— Безусловно. Или мне следует воспринимать это как-то иначе?

— Х-м-м, — пробормотал он. Спенсер тотчас же вспомнил тот поцелуй в саду, такой недолгий, но пылкий. Он, разумеется, не думал, что их взаимоотношения можно будет охарактеризовать как деловые. — Обстоятельства-то изменятся.

Спенсер понял, что ему придется объяснять прописные истины.

Эви сцепила пальцы лежащих на коленях рук.

— Как это?

— Например, — он жестом обвел близлежащее пространство, — ты станешь спать со мной. Занятия любовью все меняют.

В ответ на это заявление она злобно вскинула голову. От такой тупости щеки Эви очаровательно покраснели.

— Это не навсегда.

Спенсер склонил голову.

— Но надолго.

Возможно, если она окажется такой же страстной, как он подозревал, они вполне могли бы и дальше встречаться время от времени…

Она закашлялась.

— Что касается этого…

— Да?

— По-моему, нам будет не совсем благоразумно тотчас же вступать в супружеские отношения.

— Не совсем благоразумно? — он подался вперед. — Ты хочешь, чтобы мы повременили?

Он не в состоянии ждать. Спенсер с трудом мог спать по ночам — так сильно мучили его мысли о ней.

— До тех пор пока мы не узнаем друг друга получше.

— Я достаточно хорошо тебя знаю.

— Да неужели?! — в ее голосе зазвенело что-то похожее на гнев.

— Достаточно хорошо, чтобы понять: несколько недель ничего не изменят. Мне нужен наследник, — он поставил свой стакан — тот угрожающе зазвенел — и уставился на нее с неприкрыто-плотоядным выражением. — И ты будешь со мной спать.

Она закрыла глаза.

— Ты говорил, что никогда не стал бы принуждать женщину…

Он фыркнул.

— Ты полагаешь, мне нужно будет прибегать к принуждению? — Спенсер неспешно окинул ее оценивающим взглядом. — Насиловать тебя?

Ее пробрал легкий озноб.

— Ты сама охотно согласишься.

— Самонадеянный…

— Разве тебя никогда не соблазняли? Когда ты встретила Йена, ты была просто невинной девушкой … Я уверен, тут не обошлось без некого ласкового убеждения.

Эви сжала руки в кулаки, вцепившись в пеньюар. Голубые глаза смотрели на Спенсера почти затравленно, как-то обиженно.

— Это было так давно.

— Я буду более чем счастлив вновь познакомить тебя с радостями обольщения.

Эви облизнула губы и, как ни в чем не бывало, продолжила гнуть свое. Лишь яркие пятна на ее щеках свидетельствовали об обратном.

— Стоит ли так спешить? Если немного поразмыслить…

Спенсер наклонился вперед в своем кресле, свободно свесив руки с коленей.

— Я четко дал понять, какие у нас будут отношения.

Ее ноздри раздулись.

— Все распланировать нельзя.

Он покачал головой, пристально глядя на ее упрямый острый подбородок:

— Ты так и не осознала, зачем нужен брак, верно? В этом же нет ничего сложного.

Ярость переполняла его, пока он изучал ее непроницаемое лицо. На нем было ясно написано несомненное отвращение к идее стать его настоящей женой. Это раздражало Спенсера. Этой женщине следовало бы млеть от восторга, что хоть как-то отодвинула нависший над ее головой, словно лавина, скандал, который разразится и похоронит ее, если обнаружится, что она выдумала себе мужа.

Вместо этого она выглядела так, словно ее вели на виселицу.

— Мы же договорились. Если только ты не передумала. В этом случае нам нужно обсудить, что делать с Николасом.

Она нахмурилась:

— С Николасом?

— Я намерен участвовать в его жизни, независимо от того станешь ты моей женой или нет. Мы уже обсудили все преимущества, которые я могу ему обеспечить. Он может жить со мной некоторое…

— Ты не отберешь у меня сына!

В глазах Эвелины вспыхивали искры. Ее затрясло от ярости. Он разгорячился, представив, как же она будет выглядеть в его постели: потерявшая голову от страсти, обнаженная, извивающаяся под ним.

— Я этого не предлагаю. Определенно, нет.

Эви свирепо посмотрела на него, ее голубые глаза лихорадочно блестели.

— Судя по твоим словам, мой сын страдал от нужды, живя со мной, тогда как…

— Ты любишь его. Ты его мать. Он нуждается в тебе. Не надо это сбрасывать со счетов. Но что будет, когда он станет старше? Когда ему настанет время измениться? Когда он захочет отправиться в университет? Я могу ему это обеспечить. Дать наставления и предоставить своего рода возможности, в которых нуждается мальчик, чтобы превратиться в подающего надежды мужчину. Даже твой дом…

— А что насчет моего дома?

Он махнул рукой.

— Может и не стоит переоценивать то, в каком доме ты живешь, но для большинства людей это имеет значение. Важно, что думают о нем остальные… это определяет, какие двери откроются перед Николасом.

Эви вскочила.

— Ты самонадеянный… осёл!

Спенсер не сводил с нее глаз, его губы подергивались.

— Неужели ты только что навала меня ослом?

Она яростно закивала; ее волосы неистово метались по плечам.

Он ничего не мог с собой поделать. Спенсер улыбнулся, пребывая в твердой уверенности, что еще ни одна женщина не разговаривала с ним подобным образом. Он хохотнул. Спенсер даже не смог бы припомнить, чтобы женщина хоть когда-нибудь теряла в его присутствии свое самообладание. В этом было… что-то новенькое.

Она пристально посмотрела на него, будто он сошел с ума. Он встал вслед за Эвелиной.

— Так значит, я осел?

— Да. Так точно.

— Потому что я стараюсь сделать как лучше для Николаса?

Он шагнул к ней, вопросительно изогнув бровь.

Эви топнула ногой, ее щеки очаровательно запылали.

— Я его мать. Я растила его с тех пор как…

— Ты обесчестила себя, — напрямик заявил он. — Чудо, что тебе так долго удавалось держать это в тайне.

Она замолчала и нахмурилась, крепко стиснув руки.

— Ничего удивительного. Бедная деревенская вдова не привлекает особого внимания.

— Бесчестье, — продолжал Спенсер, не собираясь отставать от нее, — следует за тобой по пятам, выжидая лишь удобного момента, чтобы запятнать и Николаса. Наш брак вовсе не означает, что твой маленький обман так и останется нераскрытым, но если все выйдет наружу, людям на это будет, скорее всего, наплевать.