Она ждала, все больше и больше осознавая, какой унизительной была ситуация.

Ее ночная сорочка сбилась на бедрах, ее нога была зажата между его ног. Слава Богу, он оставил брюки.

Его рука снова пришла в движении. Она втянула воздух, когда рука опустилась вниз, обхватив живот очень знакомым жестом. Низ живота полосонуло жаром. Он подтянул ее ближе, будто пытаясь устроится поудобнее.

Она подавила стон и заставила себя не двигаться. Замереть в его руках. Прижавшись лицом к его груди, пробуя его кожу на вкус.

Ее наэлектризованное тело вибрировало. Живое как никогда. Сердце тяжело билось в груди. Как он мог этого не слышать?

Боже, нужно отодвинуться, выпутаться из этой шокирующей ситуации. Нельзя оставаться в этом положении, когда его рука обнимает ее за попку, прижимая к невероятно твердому члену.

Все еще притворяясь спящей, она вздохнула и перевернулась, как ей казалось, незаметно высвобождаясь. Отвернувшись от него, она отодвинулась на приличное расстояние.

Ее тело было, наконец, свободно. Она ухватилась за подушку и ждала, прислушиваясь к потрескиванию поленьев в камине, наблюдая за вихрем снежинок за окном.

Проходили минуты. Постепенно ее затопило облегчение. И что-то еще. Возможно, сожаление? Сожаление, что она высвободилась из его объятий, что он спал, пока ее тело разрывалось от желания, что он не проснулся и не сделал выбор за них обоих.

Но сожаления испарились, когда его рука обняла ее за талию и подтащила обратно. Дрожь пробежала по телу от соприкосновения с горячим телом. Он обнял ее, устраивая напротив своего тела. Она прижималась спиной к его груди, ее попка уютно устроилась между его бедер.

Не стоит двигаться. Это положение было еще хуже. Кожу покалывало от приятного тепла. Намного хуже. Гораздо лучше.

Некоторое время они не двигались, она решила, что на этом все. Он спал, не осознавая, что обнимает ее. Ей придется мучиться в этом положении всю ночь. Затем он снова пошевелился.

Широкая ладонь сомкнулась на ее груди. Она не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. Сердце тяжело билось, как пойманная птичка в клетке, как раз напротив его руки.

Она ждала, широко распахнув глаза, с трудом оставаясь неподвижной.

Великолепно. Так ей не уснуть. Она просто сойдет с ума.

Она приготовилась освободиться, но тут его рука сжалась. Сосок напрягся под его рукой, предавая ее.

Его рука начала легкие поглаживания груди. Она прикусила губу, сдерживая рвущийся крик.

Он все это делает во сне? Неужели это бессознательно?

К ее ужасу, она выгнулась, толкая твердеющий сосок в его руку.

В этот момент не было никакого страха. Только сильная пульсация между бедер.

Не задумываясь, она начала двигаться, извиваясь, прижимая себя ближе к нему, вжимаясь в его пах, чувствуя спиной его возбуждение. Его пальцы нашли ее сосок и окружающее утратило всякое значение.

Его дыхание согревало изгиб ее шеи. Он дышал так же тяжело и учащенно.

Сорочка стала ненужной преградой, не давая ощутить его голую кожу. Она застонала, вжимаясь еще сильнее.

Другая рука Спенсера обвила ее тело, забираясь под сорочку. Она не удержалась от стона, когда его рука обхватила ее грудь, играя с сосками, доводя ее до безумия.

Ее бедра извивались, лихорадочно ища облегчение. Его рука безошибочно нашла низ ее живота, вторгаясь между бедер до того, как она смогла запротестовать.

Не то что бы она стала. Не то что бы она могла.

Все ее тело дрожало, пылало для него. Губы разошлись в крике при первом касании его руки, поглаживании пальцем ее створок. Она прикрыла глаза, забывшись в наслаждении. Вздрогнув, она покачнулась, не давая вырваться крику наслаждения из легких.

— Боже, Эви, — простонал он. Тревога. Просыпается. Просыпается.

Она замерла.

— Ты такая чудесная.

Глава 16

При звуке его голоса, подтвердившего, что Спенсер не спит и осознает свои действия, она словно превратилась в камень.

Если бы только Эви остановилась на мгновение и задумалась, то поняла бы, что он проснулся. Но потерявшись в его прикосновениях, в жажде, охватившей ее тело, она предпочла проигнорировать очевидное.

Его дыхание обожгло ей шею.

— Ты такая же сладкая на вкус, как и на ощупь?

Услышав его громовой голос, Эви больше не стала себя обманывать. Глубокий хриплый голос Спенсера, его слова, переполненные желанием, заставили ее почувствовать себя дурочкой, которую обманули и использовали.

Он знал, что произойдет и планировал это — то самое соблазнение, которым ей пригрозил.

Злость поднялась в Эви, накрыла ее волной стыда, но ее тело ответило Спенсеру, выгибаясь навстречу его пальцам, играющим с ее влажной плотью, безошибочно нашедшим то самое место, о котором говорила Милли. Место, где женщина забывает себя и окружающий мир, растекаясь лужицей трепещущих, кричащих нервов.

Пока Милли ей об этом не сказала, Эви и не подозревала, что такое у нее есть. Спенсер нашел его. Прикоснулся к нему. Его пальцы скользнули по ней, и ее пронзило желание.

Он знал. Конечно, он знал.

И использовал свое знание, чтобы подвергнуть ее пыткам, поработить. Он обводил крошечный бугорок сильными, но небольшими круговыми движениями, пока сдавленный крик не вырвался из ее горла. Ненавидя его — ненавидя себя — она выгнулась, рванувшись вверх и разлетаясь на кусочки.

Спенсер ускорил движения рукой между ее ног, прижав Эви к кровати. Его приблизившееся лицо, которое она теперь могла рассмотреть до последней черточки, казалось суровым и непоколебимым в тусклом свете камина.

Застонав, она напряглась и выгнулась, вцепившись руками в простыню.

— Вот так, — с блестевшими животным удовлетворением глазами Спенсер продолжил свое чувственное наступление, медленно поглаживая ее пальцами.

Ее бедра раскрылись сами по себе, все шире раздвигаясь для него.

— Пожалуйста, — умоляла она, не задумываясь, о чем просит.

Но он знал и ответил на ее мольбу, войдя в нее пальцем, мучительно медленно наполняя ее. Скользящими движениями он проникал в нее, останавливаясь, чтобы погладить и потеребить маленький бугорок, и снова глубоко вонзаясь.

Поддавшись, наконец, растущему напряжению, она вскрикнула и взорвалась от ослепительно ярких нахлынувших ощущений, пронесшихся сквозь нее.

Тяжело дыша и дрожа, Эви свалилась обратно в постель, разжав кулаки и веря в то, что никогда она уже не будет прежней, правильной. Никогда больше не захочет ничего — кроме него. На всю оставшуюся жизнь.

Он шевельнулся, нависая над ней, накрыв своей огромной тенью, которая была темнее, чем спертый воздух, окружавший их.

Прохладный ветерок прошелся по ее бедрам, прикоснувшись к измученной обнаженной плоти. Она сжала ноги вместе. Волна стыда окрасила ее лицо при ощущении собственной влажности, при воспоминании, как она сдалась — его невеста, требовавшая времени и расстояния, поклявшаяся в любви и верности мертвецу. Какой слабой дурочкой она должна ему казаться.

Она крепко зажмурилась.

— Я не хотела, чтобы это произошло.

Его голос прогремел из темноты.

— Неужели? А мне показалось наоборот.

Ее щеки порозовели. Эви открыла глаза, уставившись на его черты, желая четче рассмотреть его лицо и прочитать мысли Спенсера в ледяной зелени его глаз.

— Ты обманул меня. Я спала…

— Ты знала, что происходит. Ты этого хотела.

— Прекрати так говорить!

— Прекрати так протестовать… и скажи спасибо, что я не довожу до конца то, чего мы так очевидно оба хотим. Несмотря на твои девичьи протесты.

— Доводишь до конца… — она нахмурилась, вызывающе тряся головой.

Он схватил ее за руку. Пока она соображала, что к чему, Спенсер просунул ее руку между их телами, прижав ее ладонь к твердому доказательству своего желания. Она вздрогнула, рука ее задрожала на твердых очертаниях под ее ладонью. Эви затрепетала, борясь с той предательской, любопытной частью самой себя, что так хотела пошевелить пальцами, пробежаться по его длине и форме.

— Вот это, — процедил Спенсер. Большой и пульсирующий, он растягивал бриджи.

— Будь благодарна, что ты достигла удовлетворения, в то время как я остался в стороне, — грубо и напряженно прорычал он, заставив ее поежиться, — Но, может быть, ты захочешь это исправить?

Она рванулась, высвобождая руку и потирая ее о свое обнаженное бедро, как будто обжегшись. Только осознав, что большая часть ее плоти до сих пор на виду, она одернула ночную рубашку вниз.

— Конечно, нет, — прошипела она. — Допустим, мое тело отвечает тебе, но я не просила, чтобы меня брали против воли!

— Нет? Что, ты думаешь, происходит, когда ты дразнишь мужчину, пока у него член не отвердеет?

Она дернулась, словно от пощечины.

— Я ничего подобного не делала!

Неожиданно он шевельнулся. Эви напряглась, полустрашась, полунадеясь, что он до нее дотронется.

Гибким движением Спенсер спрыгнул с кровати, которая тут же распрямилась.

— То, как ты терлась своим сладким маленьким телом об меня, я бы точно охарактеризовал, как попытку раздразнить мой член.

Ее передернуло от вульгарных слов. Вскочив на колени в кровати, она ткнула в его грудь пальцем.

— Все, что я делала, было ненамеренным… пока я спала, — огрызнулась Эви. — То, что мы оказались вынуждены делить одну постель, совсем не помогло. В будущем, этого можно избежать. Когда мы вернемся…

— Эви, ты теперь моя жена, — предостерегающе прорычал он. — И не дрожащая девственница, — Спенсер поднял руку. — Не пойми меня неправильно. Это все очень впечатляюще. Блестящая игра. Роль застенчивой-девицы-с-пробуждающимся-желанием несомненно меня возбуждает.

Эви задохнулась, кровь прилила к ее лицу. Что она могла на это ответить? Она едва ли могла известить его, что это никак не игра!

— Может быть, тебе просто стоит признаться, что у тебя есть зуд, требующий удовлетворения, и прекратить свои игры, — сердито пробурчал он, судорожно натягивая одежду.

— Игры! Да я никогда…

— Да, — он отрезал. — В один момент ты умоляешь дать тебе немного времени из-за того, что до сих пор привязана к Йену, в другой — дразнишь меня как жадная уличная девка, — он судорожно выдохнул. — Однако у тебя ничего не выйдет, голубушка. Если Йен за тобой наблюдает, то он знает.

— Знает что?

— Можешь ты это принять или нет, но ты желаешь другого мужчину — желаешь меня, — отрезал он, от чего у нее заныло в животе. — Ты страстно желаешь почувствовать меня глубоко внутри себя.

От возмущения у Эви сдавило грудь, она смотрела, как его большая тень двигается по комнате и подхватывает сапоги и жакет. Все еще на коленях, она неловко подползла к краю кровати, поближе к нему.

— Т-ты — чудовище!

— Действительно? — он ткнул в ее сторону пальцем. — Тогда в следующий раз не жди, что чудовище остановит то, что начинаешь ты.

Его размытая тень двинулась, скользнув к ней в тусклом свете комнаты.

Обвив ее рукой за шею, Спенсер притянул Эви к себе, обрушившись на ее губы в безжалостном поцелуе.

Оказавшись приплюснутой к его телу, она заколотила кулачками по его твердым плечам, горячо сыпля бессвязными возражениями. Спенсер воспользовался преимуществом и скользнул языком ей в рот.

Эви оказалась в плену его рук, удерживающих ее затылок и лицо.

Как тлеющие угли, подхватившие пламя, ноющая боль между ее ногами возобновилась с удвоенной силой. Его рот обжег ей губы. Ласка его языка украла остатки ее воли.

Эви осела мертвым грузом в его объятиях, сдавливая пальцами его плечи, ненавидя тонкий батист его рубашки, желая снова ощутить его гладкую плоть. Простонав ему в рот, она вернула поцелуй, наслаждаясь его жадными губами, его голодным языком.

Также быстро, как все началось, его руки отпустили ее.

Спенсер оторвался от нее. Тяжело дыша, Эви упала на кровать, ее руки взлетели к опухшим и саднившим губам.

Ее глаза горели от яростных слез, в этот момент она его ненавидела. И ненавидела себя еще больше. Потому что все, что он сказал, оказалось правдой.

Она желала его. Сгорала по нему.

Глаза Спенсера, смотревшего на нее, заблестели.

— Это тот поцелуй, в котором ты отказала мне ранее. Теперь мы муж и жена.

И он ушел, с силой захлопнув деревянную дверь, задрожавшую от удара.

В пустоте и одиночестве она упала на кровать. Схватив подушку, она обняла ее обеими руками и прижала к себе, спрашивая себя, не совершила ли она самую большую ошибку в своей жизни.

Подняв руку, Эви легонько потрогала свои губы и повернулась лицом к окну, слепо уставившись на снег, проносящийся мимо. И поняла.