Бедно одетая, но, тем не менее, встретившая его с безрассудной смелостью, светившейся в ее глазах, она напомнила ему женщин, следовавших за их армиями. Испуганные, измученные существа, покорные, и в тоже время решительные, готовые сбросить свои юбки за полпенса и теплую кровать на ночь. Следовавшие за лагерем, готовые раздвинуть свои бедра ради гарантии пережить день.

Несмотря на свою злость на нее за то, что она не отвечала на письма Йена, то, что она напомнила ему тех жалких женщин, оставило неприятный вкус во рту. Несомненно, она пережила собственную битву.

— Сэр? — ее глаза наполнились голубым пламенем. — Кто вы?

Еще не готовый ответить, он пристально разглядывал ее, представляя ее без ее серого одеяния, как видел ее Йен — все гибкие линии и гладкую женскую плоть.

Откашлявшись, он попытался избавиться от внезапного напряжения. Конечно, ему нужна женщина. Он не утолял свою жажду неделями, скорбя по Йену и посвящая все свое время делам по продаже офицерского патента и возвращения домой.

Он вспомнил девушку-служанку в гостинице, где провел прошлую ночь — вспомнил приглашение в ее глазах. Он не должен был уезжать немедленно. Задержка на ночь не повредила бы. В конце концов, он не спешил в семейное поместье. Принять на себя обязанности. Войти в светское общество.

— Мисс Линни Косгроув? — уточнил он, слегка поклонившись, все еще изо всех сил пытаясь совместить земное, соблазнительное создание перед ним с идеалом, который он возвел на пьедестал. И это было очень непросто.

Она кивнула, ее лицо было мертвенно-бледным, бескровным.

— Кросс, — прошептала она. — Теперь я миссис Кросс.

Все верно. Она заявила о вдовстве, чтобы спасти свою репутацию. Это уловка. Он был в этом уверен.

Кивнув, он выпрямился, став еще выше. Сосредоточив свой внимательный взгляд поверх ее головы, он произнес то сообщение, ради которого сюда приехал.

— С тяжелым сердцем я с прискорбием сообщаю вам о смерти лейтенанта Йена Холкомба, — нервный тик возле глаза был единственным проявлением его эмоций.

Он продолжил, чувствуя боль, с которой он жил с тех пор, как похоронил кузена.

— Полагаю, вы были… знакомы.

Знакомая. Так теперь называется девушка, выносившая ублюдка его кузена. Если это правда. Он пока не выяснил этого. Ее отец не упомянул о ребенке, а он не был настолько наглым и безрассудным, чтобы спросить.

— Д-да, — она заикалась.

Он снова опустил взгляд на ее лицо. Ее холодная маска исчезла. Она выглядела так, словно сейчас упадет. Шагнув вперед, он поддержал ее за локоть. Прикоснувшись к ней, он почувствовал искру и нахмурился, не желая чувствовать ничего подобного.

Конечно, это не оставило ее равнодушной. Она задыхалась. Или, возможно, ее испугал его угрюмый вид. Одного его свирепого взгляда было достаточно, чтобы повергнуть обычного солдата в ужас.

Выругавшись про себя, он выпустил ее и двинулся к канапе. Последние пять лет его жизни прошли в служении Короне. Он забыл, как вести себя в светском обществе. Ему привили немного светского лоска, но на поле битвы это не понадобилось. Он едва мог вспомнить, когда последний раз стоял в гостиной леди.

Она со вздохом опустилась:

— Когда… как?

— Он погиб в битве при Балаклаве, — сказал Спенсер, выудив из кармана мешочек. Развязал его и достал грязный носовой платок. — Он хотел, чтобы это было у вас.

Она приняла его, проведя большим пальцем по Э.К., вышитым тусклой розовой ниткой в уголке.

— Я помню его, — едва слышно прошептала она.

Он поморщился на кровь.

— Я пытался убрать это, — он пожал плечами. — Он всегда носил его с собой, — в его голосе прозвучало обвинение. — Он никогда не забывал вас.

Сжав обрывок ткани, ее глаза сфокусировались на нем.

— Неужели?

Он заморгал, увидев настоящую ярость в ее глазах. Его поразило, что Йен, расхваливая другие ее черты, не упоминал глаза. Он никогда раньше не видел такого ясного голубого цвета. Как раскаленное балтийское солнце.

— Если он был так дорог ему, тогда почему он не позаботился о том, чтобы написать мне?

Недоверие пронзило его, отрывая рану, появившуюся в его сердце от горя. Он ударил кулаком себя в бок.

— Вы должно быть шутите! Йен писал вам. Постоянно, — он тряхнул головой, прорычав: — Несомненно, вы решили жить дальше, забыли Йена, — он яростно кивнул. — Самое меньшее, что вы должны были сделать, — хотя бы написать письмо с объяснением. Он писал вам каждую неделю. До самой смерти, — говорил он так резко, как ножом полоснул. — Даже когда он не получал ни строчки, он продолжал писать.

Ее лицо покрылось пятнами гнева. Она закрыла глаза и тряхнула головой усталым движением.

— Ну конечно. Они… сделали это.

— Кто они? — потребовал он.

— Мои родители.

— Что сделали ваши родители…

— Не отдавали его письма мне, конечно. Они считали его худшим мерзавцем и желали порвать все мои связи с ним.

Его губы сжались в жесткую линию.

Она продолжила:

— Он слал корреспонденцию по адресу моих родителей, — от этого заявления она внезапно нахмурилась. — Как вы нашли меня?

— Я заходил к вашим родителям в Суррее. Они направили меня сюда, — его губы сжались. — Ваш отец всего минуту говорил со мной в своем кабинете, прежде чем сообщить, где вас искать. Кажется, он жаждал, чтобы я ушел.

Она прикусила нижнюю губу, пока она не стала глубокого соблазнительного розового цвета. Внезапное желание охватило его от этого безобидного жеста, он резко отвел взгляд и глубоко вздохнул, с трудом слушая ее бормотание.

— Да. Он чувствовал себя неуютно в вашем присутствии.

Он оглянулся на нее, наблюдая, как она дрожащими пальцами сворачивает носовой платок в крошечный квадратик.

— Я должен знать. Вы родили ребенка Йена?

Она отвела плечи назад. В глазах замерцал воинственный свет.

— Кажется, Йен много сказал вам. Как красиво с его стороны сплетничать с солдатами своего полка…

— Йен, — разразился он, его голос упал с резкого командного тона, которым он привык пользоваться с солдатами, — был моим кузеном. Умирая, он просил позаботиться о его ребенке.

Она побледнела.

— Кузеном?

— Со стороны моей матери. Йен купил офицерский патент в моем полку, поэтому мы могли служить вместе, — он вскинул голову. — Он никогда не упоминал меня?

Она снова прикусила губу.

— М-м. Вроде бы нет.

Он, прищурившись, посмотрел на ее бледное лицо. Зная Йена, тот был очень занят, пытаясь залезть ей под юбки. Отбросив вольные мысли, он сосредоточился на единственной вещи, которая имела значение, одной вещи, из-за которой он появился в ее гостиной.

— Ребенок. Вы родили ребенка моего кузена?

— Да, — хриплые слова быстро потекли из нее. — В апреле Николасу будет четыре.

— И я так понимаю, что в действительности вы не вдова.

Она подняла подбородок, глаза засверкали так ярко, что заставили его напрячься.

— Что еще я должна была сделать? Мир жесток к шлюхам и ублюдкам.

Он вздрогнул.

— Вы не шлюха.

— Но все считали бы меня именно такой.

Он коротко кивнул.

— Я не осуждаю ваши действия.

Она вцепилась в маленький свернутый носовой платок и довольно безжалостно улыбнулась.

— Как любезно с вашей стороны одобрить мое решение.

Нахальная девчонка.

Они долго смотрели друг на друга. Воздух между ними накалился от странного напряжения. Он страстно желал стереть края этой неприкрытой насмешки на ее губах. И чем дольше он смотрел, тем сильнее чувствовал этот порыв… и жар в своей крови.

Глубоко вдохнув, он приказал себе опомниться и постарался охладить все места, где бушевал жар.

— Я хотел бы увидеть мальчика. Я уверен, вы понимаете, что у меня есть интерес…

— Нет.

— Я увижу его.

Она сделала глубокий вздох. Он смотрел, как поднялась ее грудь, и решил, что не всё ее тело было таким уж худым. Ее груди казались довольно пышными под этим ужасным, прямым платьем. Именно это он, в самом деле, одобрял.

Она яростно тряхнула головой.

— Я благодарна вам, что вы приехали сюда. Вы оказали мне честь, совершив такую дальнюю поездку, чтобы сообщить новости, но вы должны знать, что своим присутствием ставите меня в рискованное положение. Ставите Николаса в рискованное положение. У вас с ним поразительное сходство. А последнее, в чем я сейчас нуждаюсь, это в предположениях о…

— Не волнуйтесь. У меня нет никакого желания ставить вас под удар. Но, как я сказал, мне нужен парень, и я не уеду, пока не увижу его.

Она облизала губы и стала постукивать пальцами по ручке кресла, размышляя над его словами.

Он выжидающе выгнул бровь.

— Очень хорошо. Могу я хотя бы попросить вас нанести визит позже? Мне нужно время, чтобы соответствующим образом подготовить его.

— Подготовить его?

— Он будет задавать вопросы, когда я вас познакомлю. Я должна продумать, что говорить ему…

— Почему бы не правду? Я родственник его отца. Это может уменьшить кривотолки…

— Или дать им пищу.

— Риск невелик.

— И, тем не менее, риск.

Он снова пожал плечами.

— Мальчик моя родня. Я возьму на себя любой риск, чтобы убедиться в его благополучии.

Она ощетинилась и покраснела.

— Мой сын не обделен любовью.

— Есть вещи поважнее любви.

Ее ноздри слегка расширились.

— Полагаю, человек, которому можно доверять.

Он почувствовал, как угол рта приподнялся в усмешке. И прежде, чем смог себя остановить, он выпалил:

— Да уж, такая совершенно скомпрометированная особа рассуждает о любви, забывая о практической стороне жизни.

Потрясенный вздох сорвался с ее губ. Рука на коленях дернулась, словно она хотела его ударить.

Конечно, он не намеревался провоцировать ее, однако только что сделал это. Он больше ничего не сказал, просто выдержал ее яркий непокорный пристальный взгляд… и старался не слишком уделять внимание тому, насколько соблазнительно эти темные ресницы оттеняют слегка раскосые глаза.

Спустя несколько мгновений, она сухо кивнула.

— Отлично.

Он коротко кивнул.

— Я нанесу вам визит на следующий день.

— Завтра, — ответила она.

Он чувствовал нечто большее в ее согласии. Что-то скрывалось за бесхитростной голубизной ее глаз.

Если он не ошибся, то, наверное, это был страх.

Глава 4

Сперва запаниковав, Эви подумывала забрать семью с вещами и сбежать. Затем вернулось благоразумие и с ним холодное напоминание о том, что она не располагала никакими денежными средствами, и идти ей было некуда. Несомненно, полагаться на помощь отца она не могла. После смерти Линни он едва мог содержать себя.

Вскочив с канапе, она бросилась к окну гостиной, чтобы посмотреть, как уезжает чертовски привлекательный джентльмен, который заполнил собою ее гостиную и потряс ее чувства.

Спенсер Локхарт. Кузен Йена. Кузен Николаса. Ее живот скрутило узлом, она затряслась как ветка дерева, укутанная холодным снежным покровом.

Если правда всплывет — что никакая она не вдова, что она не мать Николаса…

Эта мысль потрясла ее. Внезапно она почувствовала слабость и дрожь в коленях. Эви снова присела, прижимая руку к напряженному животу.

Изгой общества и бедная как церковная мышь. Судья сочтет более целесообразным передать Николаса Спенсеру Локхарту. От этой простой мысли пульс заколотился у ее горла.

Расслабься, Эви. Ты даже не знаешь, что он хочет мальчика. Он только хочет его увидеть. Встретиться с ним. Понять. Глубоко вдохнув, она постаралась успокоиться и не паниковать.

— Эви? — в комнату вошла Маргарит. — Твой гость уехал?

Она молча кивнула, когда подруга села рядом с ней.

— Я видела, как он шел. Красивый мужчина.

Красивый? Горький смех вырвался из нее.

— В самом деле, — задохнулась она. Хотя чему удивляться, он же родственник Йена? Ее сестра часто сетовала, что просто не могла устоять перед лицом Йена Холкомба. Теперь, сама будучи свидетельницей такой мужской красоты, она почти могла понять, почему Линни поддалась. Эви нахмурилась. Ее лишали сил не только красивое лицо Локхарта и его широкие плечи. Он смотрел на нее так, как никогда не смотрел другой мужчина. Словно хорошо знал ее или хотел узнать. Его глаза гипнотизировали.

Маргарит накрыла своими теплыми руками одну из ее крепко сжатых в кулаки рук.

— Кто это был?

Она напряженно сжала губы, боясь говорить, боясь, что, открыв рот, она сломается, развалится на части.