— Я тоже поздравляю вас с Новым годом, миссис Фиц, но, ради Бога, что все это значит?

— Традиция, ритуал, — сказала миссис Фиц.

По ее словам, без этого год не мог быть счастливым. Сейчас Скарлетт могла сделать только несколько глотков чая. А первым блюдом, съеденным в доме, должно было быть специальное дрожжевое тесто. Три кусочка нужно съесть во имя Святой Троицы.

— Однако перед тем, как сделать это, — сказала миссис Фиц, — пройдите в комнату, которую я приготовила. Потому что после того, как вы съедите «троицкое тесто», вы должны будете бросить пирог об стену со всей силы так, чтобы он разлетелся на кусочки. Я вчера специально вымыла стену и пол.

— Это самая большая нелепость, о которой я когда-либо слышала. С какой стати я должна портить такой прекрасный пирог? И почему обязательно на завтрак надо его есть?

— Потому, что так принято. Выполните свой долг, наша О'Хара, пока все в этом доме еще не умерли от голода. Никто не может приступить к еде, пока не будет разбит «троицкий пирог».

Скарлетт закуталась в шерстяную накидку и повиновалась. Она сделала глоток чая, чтобы освежить рот, а затем постучала три раза по краю богато украшенного фруктами пирога, как велела миссис Фиц. Скарлетт пришлось держать его двумя руками: такой он был большой. Потом она прочла молитву и бросила пирог об стену. Он разлетелся на кусочки.

Скарлетт рассмеялась:

— Какой ужасный обычай! Но кидать было довольно забавно.

— Я рада, что вам понравилось, — сказала экономка. — Но у вас есть еще и другие новогодние обязанности. Каждый мужчина, женщина и ребенок в Баллихарс должен получить кусочек на счастье. Все они ждут на улице. Служанки потом уберут остатки.

— Тогда мне следовало бы сделать побольше кусочков, — улыбнулась Скарлетт.

После завтрака она поехала в город в сопровождении Колума для выполнения следующего ритуала. Считалось, что если в первый день Нового года дом посетит человек с черными волосами, то весь год этой семье будет сопутствовать удача. По традиции этот человек входил, потом выходил из дома и его приглашали войти еще раз.

— И не вздумай смеяться, — сказал Колум. — Любой черноволосый человек приносит счастье, а глава общины — в десять раз больше.

Когда это все закончилось, у Скарлетт подкашивались ноги.

— Слава Богу, что в городе заселены еще не все дома, — с трудом проговорила она. — У меня просто распух живот от чая и пирогов. Нам действительно необходимо было есть и пить в каждом доме?

— Скарлетт, дорогая, как можно называть это визитом, если не оказан должный прием? Если бы ты была мужчиной, тебе пришлось бы пить виски, а не чай.

— Кэт, возможно, это бы понравилось, — усмехнулась Скарлетт.

В Ирландии считалось, что первое февраля — начало работы на земле. Сопровождаемая всеми, кто жил и работал в Баллихаре, Скарлетт встала посреди огромного поля и, прочитав молитву к урожаю, копнула лопатой землю. Вот теперь начался сельскохозяйственный год, но и то лишь после яблочного пирога с молоком. Ведь первое февраля было также днем святой Бриджид, еще одной святой покровительницы Ирландии.

Когда после этой церемонии все угощались и разговаривали, Скарлетт опустилась на колени и взяла пригоршню чернозема.

— Это во имя тебя, отец, — прошептала она. — Ты видишь, Кэти-Скарлетт не забыла, что ты говорил ей. Земля графства Мит — самая лучшая на свете, лучше, чем Тара или земля в Джорджии. Я буду ухаживать за ней и любить, как ты учил меня, отец. Это земля О'Хара, и она опять наша.

Древний процесс распахивания поля вызывал у Скарлетт искреннее восхищение и уважение к тем, кто жил за счет земли. Она чувствовала это, когда жила в доме Дэниэла, и сейчас, наблюдая за работой фермеров Баллихары, она даже начала уважать себя, потому что в какой-то мере была одной из них. У нее не хватило бы сил идти за плугом, но ведь это она дала его фермеру, и лошадь, тащившую плуг, и семена, которые он бросал в землю…

Контора управляющего теперь была ее домом даже в большей мере, чем комнаты в Бит Хаусе. Возле рабочего стола Скарлетт стояла колыбель для Кэт, такая же, как и в ее спальне, и она могла укачивать ее ногой, работая со своими бухгалтерскими книгами и счетами. Вопросы, в которых миссис Фицпатрик упорствовала, теперь решались очень просто, особенно, если ты — О'Хара и твое слово — закон. Скарлетт всегда приходилось уговаривать людей делать то, что она хотела; теперь же ей стоило только спокойно сказать, и никто не спорил. Она очень полюбила первое воскресенье каждого месяца. Скарлетт начала понимать, что к мнению других людей тоже стоит прислушиваться. Действительно, фермеры знали о земледелии гораздо больше, чем она, и ей было чему у них учиться. Триста акров земли Баллихары были ее собственностью, а эти люди только обрабатывали ее и платили Скарлетт половинную ренту за арендованную землю. На Юге землей владели сообща, и хозяйствовать единолично было для Скарлетт непривычно. Она хотела стать лучшим землевладельцем в Ирландии.

— Фермеры тоже у меня учатся, — как-то сказала она Кэт. — Они никогда даже не слышали об удобрении фосфатами, пока я не показала, как это делается. Если бы у нас был хороший урожай, мы, пожалуй, смогли бы вернуть Ретту его деньги.

Она никогда не называла его отцом в присутствии Кэт. Кто знает, вдруг малышка запомнила бы это. Особенно ребенок, который был умнее всех детей на свете.

Шли дни, и дожди перестали, а ветры стали теплее. Кэт О'Хара становилась все очаровательнее.

— Я абсолютно правильно назвала тебя, — сказала ей Скарлетт. — Ты — самая прекрасная малышка из всех, кого я видела.

Когда мать говорила, большие зеленые глаза Кэт внимательно ее изучали, а потом взгляд перемещался на собственные пальчики. Малышка никогда не шумела, у нее была удивительная способность занять саму себя. Скарлетт перестала кормить ее грудью, это было тяжело для самой матери, но не для Кэт. Она развлекалась тем, что макала палец в кашу и облизывала его. Казалось, это доставляет ей огромное удовольствие. Она была крепким ребенком, держала спину прямо и ходила с высоко поднятой головой. Скарлетт обожала ее. И что особенно важно, уважала. Она любила целовать мягкие волосы и щеки Кэт, держать ее на руках и убаюкивать. Но малышка выдерживала эти нежности только несколько минут, а потом старалась высвободиться с помощью кулачков. И при этом на смуглом личике было написано такое возмущение, что Скарлетт не могла удержаться от смеха, несмотря на то, что была отвергнута.

Самое счастливое время наступало для них обеих в конце дня, когда Скарлетт разрешала Кэт вместе с ней принимать ванну. Кэт шлепала по воде и хохотала, увидев брызги. Скарлетт купала ее и напевала детскую песенку. Для нее было наслаждением мыть и припудривать шелковистую нежную кожу дочурки.

Когда Скарлетт было двадцать лет, война вынудила ее отказаться от ежедневного туалета. Закалились не только ее воля и характер, но и ее лицо. Весной 1876 года, когда ей исполнился тридцать один год, надежда и нежность юности вернулись к ней. Но Скарлетт не заметила этого. Все ее мысли были целиком поглощены фермой и ребенком, несмотря на то, что она стала более тщеславной.

— Вам необходимо новое платье, — сказала однажды миссис Фиц. — Я слышала, что есть портниха, которая хочет арендовать дом, где вы жили раньше, если вы его отремонтируете. Она вдова, но достаточно обеспечена, чтобы платить ренту. Женщинам в городе это понравится, да и вам не помешало бы обновить гардероб.

— Чем вам не нравится мой внешний вид? Как и подобает вдове, я ношу черное, а мои нижние юбки вообще не видны.

— Вы носите не черное платье, а пыльную серую крестьянскую робу, а ведь вы — хозяйка Бит Хауса.

— Вздор! Как бы я смогла ездить верхом на поля, чтобы посмотреть, как всходит пшеница, если бы была в шикарном платье «хозяйки дома»? Кроме того, я люблю, чтобы мне было удобно. Как только я смогу носить нормальную одежду, я и начну следить за ней. Я всегда ненавидела траур. Не понимаю, зачем пытаться сделать черное привлекательнее — что бы с ним ни делал, оно все равно останется черным.

— Значит, вас не интересует портниха?

— Конечно, интересует. Меня всегда интересует лишний источник ренты. И на днях я закажу несколько платьев. Но только после посева: надо подготовить землю на этой неделе.

— Есть еще один возможный источник ренты, — сказала экономка. Она удивилась неожиданной уступчивости Скарлетт. — Брендан Кеннеди полагает, что он бы преуспел, если бы к своему бару присоединил гостиницу. Рядом с ним есть постройка, которая для этого вполне подойдет.

— Ну кто приедет в Баллихару, чтобы останавливаться в гостинице? Это безумие. Кроме того, если Брендан Кеннеди хочет арендовать у меня помещение, ему бы следовало самому прийти ко мне и поговорить, а не подсылать вас.

— Ну, хорошо, это не так важно. — Миссис Фиц отдала Скарлетт книгу с отчетом о ведении хозяйства и перевела разговор на другую тему.

Лучше бы Колум завел этот разговор, он имел большее влияние на Скарлетт.

— По-моему, у нас больше прислуги, чем у английской королевы, — сказала Скарлетт. Она говорила это каждую неделю.

— Если вы собираетесь разводить коров, вам понадобятся рабочие руки, — сказала экономка, а Скарлетт продолжила:

— …чтобы доить их и сбивать масло — я знаю. А масло можно продавать. Но я просто не люблю коров. Вернемся к этому позже, миссис Фиц. Я сейчас хочу показать Кэт, как срезают торф на болоте.

— Вам бы лучше заняться этим сейчас. У нас нет денег, а завтра надо заплатить кухаркам.

— О, Боже! Мне придется взять деньги в банке. Я поеду в Трим.

— На месте банкира я ни за что бы не выдала деньги созданию, одетому, как вы.

Скарлетт рассмеялась:

— Ну-ну-ну. Скажите портнихе, что я распоряжусь, чтобы дом побелили.

«Но не чтобы открыли гостиницу», — подумала миссис Фицпатрик. Сегодня вечером ей опять придется говорить с Колумом.

Фениев становилось все больше, эта организация крепла. В Баллихаре они теперь нашли все, что им необходимо: удобное место, где руководители от разных округов могли собираться и обсуждать планы совместных действий и где человек, не желавший встречаться с полицией, мог чувствовать себя в безопасности. Тем более, что в городе, который был едва больше деревни, чужаки сразу бросались в глаза. Полицейских и констеблей из Трима было немного, но и одного человека с колючими глазками было достаточно, чтобы расстроить самые хитроумные планы.

— Нам просто необходима гостиница, — решительно сказала Розалин Фицпатрик. — Очевидно, что человек, работающий в Триме, может снять здесь комнату: и недалеко, и дешевле, чем в городе.

— Вы правы, Розалин, — согласился Колум, — и я поговорю со Скарлетт.

Но не теперь. Она принимает слишком поспешные решения. Пусть это немного забудется, тогда она не заподозрит неладного в том, что мы оба давим на нее.

— Но, Колум, нам нельзя терять времени.

— Но Нам нельзя и спешить. Я выберу для этого подходящий момент.

Миссис Фицпатрик пришлось согласиться: здесь распоряжался Колум.

Она успокоила себя тем, что ей удалось устроить хотя бы Маргарет Сканлон, не сочиняя никаких небылиц. Скарлетт действительно нужна была новая одежда. Просто неприлично было жить так, как она, — самая дешевая одежда и две комнаты из двадцати. Если бы не Колум, миссис Фицпатрик ни за что бы не поверила, что не так давно Скарлетт была светской дамой.

«Если в медь превратится бриллиант, мама купит тебе шоколад», — напевала Скарлетт.

Кэт радостно шлепала по пенистой воде в ванной.

— А еще мама купит тебе симпатичные юбочки и платьица. И мы поедем на большом корабле.

Не было причины откладывать это. Ей необходимо было ехать в Америку.

Сели бы она уехала сразу после Пасхи, то успела бы вернуться к началу сбора урожая.

Так решила Скарлетт в тот самый день, когда увидела нежные зеленые всходы на лугу, где бросила первое зерно. От счастья и гордости ей захотелось крикнуть: «Это мое, моя земля, мои ожившие зерна!» Она взглянула на едва заметные молодые побеги и представила себе, как они наливаются, становятся выше, сильнее и зацветают, наполняя воздух дивным ароматом, опьяняющим даже пчел. Потом человек скосил бы их и собрала золотые копны. Из года в год этот цикл повторялся бы — посев и жатва — ежегодный процесс рождения и взросления. Овес вырастет и станет пищей. Кэт вырастет и будет говорить, ходить, есть овес и хлеб, прыгать в стог сена, как когда-то это делала Скарлетт. Баллихара — ее дом.

Скарлетт взглянула на солнце, увидела набежавшие облака и поняла, что скоро начнется дождь, а потом небо опять прояснится, и солнце будет согревать поля до следующего дождя, за которым опять последует теплый солнечный свет.

«Я еще почувствую обжигающее тепло солнца Джорджии, — решила она, — я имею право на это. Мне иногда так его не хватает. Но все-таки Тара — скорее мечта, чем память. Она принадлежит прошлому, как и прежняя Скарлетт. Та жизнь не имеет больше ничего общего со мной. Я сделала свой выбор. Для Кэт Баллихара — то же, что для меня — Тара. И теперь это мой дом. Тару я оставлю в наследство Уэйду и Элле, но продам все имущество в Атланте и обрежу нити прошлого. Баллихара теперь мой дом. Здесь наши корни: мои, Кэт, отца. Я возьму с собой немного земли О'Хара и отнесу ее к могиле Джералда О'Хара».