Но в этот день все было иначе. Марсель Георгиевич Суздальский явился домой под ночь с двумя вдрызг пьяными девицами. Они противно хихикали, от них воняло дешевыми духами и сигаретами, отчего в горле застрял прогорклый запах, отдающий чем-то горьким на языке.

— А это приблудишь, — мужчина пошатнулся, а его обрюзгшее от постоянных выпивок, нерегулярного питания и сидячего образа жизни лицо скривилось, превращаясь в отвратительную физиономию. Толстый палец ткнулся прямо во вздрогнувшего пятнадцатилетнего долговязого мальчика, все еще сонно щурящегося от яркого света лампы в коридоре. Пригладив светлые встопорщившиеся волосы, взглянул на ухмыльнувшихся девиц в коротких леопардовых юбках, сглотнув.

— Твой? — промурлыкала та, что постарше с волосами цвета желтой соломы, протянув руку, дабы коснуться Ярослава, но он отступил на шаг, ежась пугливо. — Хорошенький какой. Люблю хорошеньких.

Вторая хихикнула кокетливо, прижавшись к мужчине, скользнув ладонью по животу мужчины к ширинке.

— Мой, — сплюнул Марсель Георгиевич. — Нихера он не мой! Ты посмотри на него, на девку похож. Сколько я сил прикладываю, чтоб из него мужика сделать, а толку? Мелкий выбл*док все равно такой же жалкий, как его чокнутая мамаша, — он расхохотался, поманив парня пальцем. И Ярик знал, лучше всего безропотно подчинится, иначе есть шанс получить еще больше. Сжал кулаки, шагнув ближе, слыша подгоняющее рычание: «Ближе, бл*!». А затем в глазах помутилось от удара в солнечное сплетение, но в этот раз сдержался. Даже слез не было, только дыхание перехватило, да заныли старые раны.

— Как ты его строго!

— Марсик, ну ты чего, такой лапочка, — вздыхали девицы. Та сама желтоволосая оказалась подле него, приподнимая за подбородок лицо, вглядываясь в идеально красивые черты. Настолько ослепительно красивые, что даже Марсель не решался их уродовать, предпочитая оставлять следы побоев там, где их можно скрыть от зорких глаз учителей и одноклассников.

— Нравится что ли? — фыркнул Марсель, с отвращением наблюдая за тем, с каким восхищением трогает застывшего парня за лицо его новая пассия. В этом не было ничего такого, скорее на секунду в глазах проститутки мелькнуло нечто вроде жалости.

— Знаешь, давай-ка дорогой, Лада тебя сейчас обслужит, а я пока с мальчонкой побеседую, — подмигнула мужчине. На секунду промелькнула надежда. Особенно, когда под натиском рыжей Марсель сдался. Сделал два шага по направлению к спальне и Ярослав уже выдохнул от облегчения, как удар настиг его совершенно неожиданно сзади, заставляя пролететь пару метров по коридору.

— Мелкий уродец, на баб моих заришься!

— Марсель!

— Детка прекрати, ты его убьешь!

— Молчать суки, — заревел точно взбешенный носорог мужчина, в приступе стаскивая со своих штанов ремнем, хлестко ударяя по широкой ладони. — Я научу тебя покорности, как учил твою мать! Ты теперь мне принадлежишь, гаденыш! Твоя мамаша отдала тебя! Мне, слышал тварь?! Мне!

Подорвался в кровати, чувствуя головокружение и холодный пот, струящийся по широкой спине. Шелковые простыни, насквозь пропитанные влагой, влажные волосы и тяжелое, хриплое дыхание от испытанного ужаса во сне.

— Детка?

Вздрогнул от обращения, обратив взор голубых глаз на проснувшуюся рядом девицу. Точно кошка, Олеся потянулась, коснувшись его руки, чуть проведя кончиками пальцев по коже с притворным беспокойством спрашивая:

— Слава, что с тобой?

— Сколько раз говорить: меня зовут Ярослав, — огрызнулся вяло, отбрасывая одеяло, прошлепав голыми пятками по мягкому ворсу персидского ковра огромной спальни в элитной квартире в самом центре столицы. Огромные панорамные окна освещали ночной мегаполис, но сейчас больше всего на свете Ярику требовался холодный душ, сигарета, воздух и возможно бутылка водки. А значит, незапланированное свидание после вечера проведенного с друзьями сокращается по времени.

— Да что с тобой? — возмутилась Олеся, отбрасывая длинную темную прядь за плечо, накинула на бронзовые от загара плечи пеньюар, пока сам Тасманов в спешке собирал вещи. Двинувшись в сторону ванной комнаты и захлопывая дверь светлого помещения, кинул их на специальную полку. Несколько минут под ледяным душем разогнали туман в голове, а также смыли липкий страх с тела, пришлось усилить напор горячей воды, стоило начать подмерзать. Игнорировал стук в дверь, не слушая истерические вскрики за ней, вытираясь и собираясь.

— Ярик! — возмутилась девушка, когда он вышел из ванной, игнорируя ее, двигаясь в коридор. Галстук нашелся где-то подле широкой кровати, сброшенный туда после их сексуальных игрищ. Повязал вокруг запястья, натянув рукава пиджака, на секунду замерев, разглядывая подарок Раисы. И точно по команде воскресил в памяти печальный взгляд, заставивший его бежать из ресторана быстрее ветра. Игнорируя любые муки совести.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


— Знаешь, это вообще-то невежливо, — ворчала Олеся, пока он собирался. Натянул пальто, не застегивая и накинув шарф, улыбнулся привычной очаровательной улыбкой, шагнув вперед, обхватывая затылок. Притянул к себе, шлепнув по заду.

— Ну, ты же знала, на что подписывалась, — подмигнул, замечая надутые губки, и щелкнул ее по кончику курносого носа. — Не дуйся, тебе не идут морщины, солнышко.

— Мог бы поцеловать на прощание! — крикнула она уже на пороге, когда Ярик вышел в спешке. Обернувшись на лестнице, послал ей воздушный поцелуй, громко ответив:

— Я не целуюсь!

И вновь соврал в этом, потому что только сегодня не знал, как оторваться от манящих губ совершенно другой девушки.

Несмотря на отчаянное желание напиться, закон запрещающий продажу алкогольных напитков после одиннадцати вечера ограничивал его возможности. Можно было бы, конечно, заехать в клуб, но лишь сев в теплый салон такси, поймал себя на том, что назвал адрес своей квартиры. В конце концов. Выпить он мог и дома, благо бар всегда стоял забитый до отказа. Водка, тишина и здоровый сон — три составляющие идеального антидепрессанта после пережитого стресса. И почему он вспомнил отца? Мудак давно почил в землю, когда Ярик учился на первом курсе университета. На тот свет ему была заказана дорога. Никаких чувств от известия о смерти нерадивого родителя, от которого у него осталось только имя в свидетельстве о рождении да отчество — не было. Даже на похороны не приехал, переложив это дело на плечи государства и в права наследования квартиры, давным-давно обросшей долгами за свет, отопление и воду, вступать тоже не стал. Ничего не хотел от этого человека, разве что выпил, вздохнув от облегчения в тот день на студенческой вечеринке.

Собаке собачья смерть, да простит его Пуся.

Вот сейчас он представлял, как придет домой, обратно в холодную пустую дорогую квартиру, подаренную ему Ноной. Снова напьется и забудется до самого утра. А там еще дожить нужно.

— Спокойной ночи, — пожелал ему таксист и Ярик ответил взаимностью почти не думая, выходя из салона в прохладу зимнего двора, скрытого за воротами элитной многоэтажки. Сюда не так просто попасть: ключи, охрана, вахтерша в подъезде, которая сейчас безбожно похрапывала в своей коморке. Хмыкнув, не стал будить пожилую женщину, взбегая по лестнице вверх на свой этаж, не желая пользоваться лифтом. Ставшая за много лет привычной, чистота в доме так резко контрастировала с той помойкой, в которой он жил все детство, что порой вот любил подниматься, вдыхая аромат средства для мытья полов, которым пользовалась уборщица в их подъезде. У самой двери остановился, с минуту медитируя, а затем потянулся к карману, бренча связкой ключей, открывая двери с шумом, ожидая недовольного лая проснувшейся собаки. И…

— Че за… — выдохнул ошарашено, уставившись на женские вещи, аккуратно расставленные по полочкам. Зимние сапоги помытые, стоят, где им и положено, в ящике, дабы собака не добралась. Сумка Раиса да связка ключей с брелком снежинкой от его квартиры, которые сам ей отдал когда-то. В голове мелькнуло воспоминание, как он просил ее проведать Пусю и Ярик вздохнул.

— И почему ты такая дурочка? — спросил сам себя, входя в гостиную, застав не менее забавную картину. Среди маленьких декоративных подушек на толстом ковре развалившись на спине, спала Пуся, изредка подергивая задней лапой во сне на каждый посторонний звук, а рядом с ней Рая, уснувшая с книгой Казимира Малевича «Черный квадрат. Мир как беспредметность» прямо на лице. Вздохнув, сбросил ботинки, убирая в ящик, а следом пальто и пиджак, небрежно бросив его на диван, оказавшись подле спящей девушки. Судя по наряду, она успела переодеться прежде, чем приехала к нему. В простых джинсах да толстовке с котиком и волосами, завязанными в не тугую косу, выглядела невероятно манящей, теплой, домашней, отчего рука дрогнула в желании прикоснуться к ней.

— Знаешь, изучать искусство во сне — это очень интересный подход, — потянул насмешливо, тронув девушку за плечо. Рая взвизгнула, подорвавшись под хохот Ярослава, сбрасывая подальше книгу, ошарашено хлопая глазами. А вот Пуся наоборот, недовольно заворчала, перевернувшись, покосилась на хозяина, а после поднялась на лапы, двинувшись к своей лежанке.

— Помни, чей это дом, комок шерсти! — крикнул ей вслед Ярик, провожая приподнятый белый хвост, а затем обернулся к потиравшей глаза, пытавшейся проснуться Рае.

— Я что, уснула? — пробормотала, пытаясь сообразить, сколько времени и охнула, увидев, что уже середина ночи. — Вот черт! Хотела подождать тебя, Пуся все время скулила, не желала отпускать, — пробормотала, отчаянно краснея. Со стороны коридора раздался возмущенный лай, а Ярик хмыкнул, делая вид, что поверил. Невольно Рая поддалась вперед, улавливая аромат чужих духов, поджимая губы, нервно мечась на месте, пытаясь поднять. — Знаешь, пойду я, наверное…

— Зачем тебе Малевич? — сам не зная зачем, спросил, остановив девушку на полпути. Рая пробежалась взглядом от него к валяющейся вверх обложкой книге, рассеяно пожимая плечами.

— Хотела понять искусство.

— И начала с самого спорного, — усмехнулся Тасманов, садясь на ковер, опирая локтем в мягкий кожаный диван, подбирая ладонью подбородок. Раиса поднялась на ноги, оттряхивая невидимые пылинки, вздохнув.

— Было любопытно. Правда не особо преуспела. Кажется, мир изобразительного искусства совсем не мое, — пожала плечами, стараясь не смотреть в его сторону. Ощущая, как больно сжимается сердце. Все же, он был с другой. Не говорил прямо, но она это чувствовала, как тогда на вечере, уловил: «Буду через час» и слыша высокий неприятный голос на том конце провода. На что надеялась, приходя сюда — сама не знала. Видимо глупая женская черта — верить. Хотела обойти, как внезапно почувствовала сильную хватку на запястье, затем падение в объятия, отчего дыхание перехватила. Толстый ворс ковра смягчил удар, а сама Раиса оказалась меж ног Ярослава, прижатая к крепко груди, обхваченная руками, чувствуя, как кружит голову одеколон, смешанный с сигаретным дымом. Словно чужой запах духов исчез по щелчку пальца или собственное воображение прогнало, кто знает.

— Закрой глаза, — снова этот хриплый шепот, от которого сердце буквально подпрыгнуло. Девушка резко зажмурилась до ярких вспышек в сознании, пытаясь дышать ровно, ощущая, как Ярик взял одну ее руку, сплетая их пальцы, чувствуя шершавый бинт на той самой пострадавшей ладони. Невольно по телу прокатилось предвкушающее возбуждение, вытеснившее любые мысли и обиды напрочь, захватившее разум в свои тиски.

— А теперь попробуй нарисовать в своем воображении черный квадрат и повтори тоже самое пальцем в воздухе. Не открывая глаз, — предупредил, поднимая с ней руку, рисуя воображаемый рисунок. Первые пару секунд ничего, затем картинка стала появляться из подсознания. Ровные линии на белом полотне соединялись в знакомую с детства фигуру. Закрашивая ее в черный, ощущая теплоту мужских пальцев, погрузилась в процесс, словно стала участницей создания великого шедевра, о котором спустя столетия продолжают спорить люди, пытаясь понять истинный смысл, вложенный в данную картину.

— Что видишь? — губы коснулись уха, задевая нервные окончания, заставляя вздрагивать от каждой буквы.

— Квадрат? — затаила дыхание, не открывая глаз, смотря внутренним зрением на нарисованный воображением рисунок.

— А еще? — мурлыкнул Ярик, скользнув ладонью на плоский живот, чувствуя. Как напряглись мышцы под пальцами. — Смотри дальше, внимательнее.

Напряглась, пытаясь абстрагироваться от осторожных поглаживаний подушечек, коснувшихся кожи, стоило ловкой руке забраться под толстовку, вновь заставляя вздрогнуть от холода. Квадрат затягивал, будто бы черная дыра, зовущая в пустоту. Не самое приятное ощущение, словно тонешь в темноте.