Киран Крамер - Скажи герцогу «да»

— Вот было бы здорово, если бы герцог поцеловал вас так, как этот грум!

Дженис чуть не задохнулась от прямоты служанки.

— Очень тебя прошу: не говори никому, что я целовалась с грумом. Обещаешь?

Изобел взяла щетку и похлопала по скамеечке перед туалетным столиком, предлагая госпоже сесть. Пока трудилась, стараясь придать ее волосам некое подобие порядка, служанка не замолкала ни на минуту:

— Я никогда не выдам ваш секрет, миледи. Никогда. Даже своей матери. Или трем сестрам. Или бабушке, хотя до сих пор рассказывала ей все. Не скажу и Полли, горничной в Лондоне. Как и Джуду, моему другу детства, отец которого дрессирует тигров. Я встречаюсь с ним не слишком часто, но когда видимся, то болтаем обо всем.

— Никого не упустила? — вклинилась в этот словесный поток Дженис, обращаясь к отражению Изобел в зеркале.

— Никого, миледи, как можно?

Дженис рассмеялась:

— Рада, что могу на тебя рассчитывать.

Изобел небрежно повела плечом и, воткнув очередную шпильку в прическу хозяйки, заявила:

— Он самый красивый грум из всех, кого я когда‑либо видела. Думаю, мне нужно сходить в конюшню — ну, якобы посмотреть на щенков, конечно.

— Пожалуй, мы слишком много уделяем внимания какому‑то груму. Надо прекратить о нем всякие разговоры…

— Да, конечно… И все‑таки это самый красивый мужчина, пусть и грум! — выпалила Изобел. — Герцог тоже заслуживает восхищения, но вы ведь не можете вообразить, как он, например, ворочает камни. А мистера Каллахана можете, я уверена. Мне бы еще хотелось посмотреть, как он рубит дрова. А вам?

— Нет, Иззи, — как смогла невозмутимо ответила Дженис. — Я не хотела бы.

Что было отъявленной ложью. Ей отчаянно хотелось этого. И если подольше посмотреть из окна спальни, может, удастся увидеть его за работой? Южная стена конюшни была обращена к дому, и Дженис уже не терпелось выглянуть в окно в надежде мельком его увидеть.

Изобел прикусила губу и отступила на шаг назад.

— Простите, миледи, я не имела намерения обсуждать его.

Дженис виновато вздохнула, пощипывая щеки, чтобы придать им румянца.

— Все в порядке. Я знаю, как легко потерять голову из‑за мужчины. Со мной случилось такое однажды, и было ужасно неприятно, когда все закончилось. Так что я стараюсь больше не попадать подобные ситуации.

Глупец Финн. Слава богу, с ним давно покончено.

— Но ведь это случилось давным‑давно, не так ли, миледи?

— Достаточно давно, чтобы я сумела пережить этот удар. — Дженис снова встала. — Сердце довольно хрупкий предмет.

— Вы правы. — Изобел скромно опустила глаза. — Вот у меня такое хрупкое сердце. Я вообще девушка хрупкая.

— Да уж… — улыбнулась Дженис, вспомнив, как Изобел однажды подняла на вытянутых руках два битком набитых чемодана.

— А почему вы смеетесь? — Изобел повернула голову и с подозрением посмотрела на хозяйку.

— Все в порядке! Как обычно, тебе удалось поднять мне настроение без особых усилий. Нам и в самом деле пора прекратить всякие разговоры о событиях сегодняшнего утра, какими бы незабываемыми они ни были. Пора готовиться к ужину, если тебе не кажется, что у меня еще есть несколько минут, чтобы почитать.

Раздался стук в дверь, и Дженис с камеристкой переглянулись.

— Полагаю, следует открыть, — неуверенно проговорила Дженис.

— Я немедленно избавлюсь от любого, кто бы там ни был. — Решительно прищурившись, Изобел распахнула дверь, словно намеревалась противостоять льву.

За дверью стояла сиделка герцогини, сохраняя на лице все то же неприветливое выражение.

— Входите, миссис Пул, — пригласила Дженис, обеспокоившись: ей важно было все, что касалось герцогини.

— Миледи, у меня к вам пос‑с‑слание.

Изобел часто заморгала от неожиданности, услышав резкий свист.

— И какое же? — поторопила Дженис сиделку.

— Леди Холс‑си пробудилас‑сь и заявила, что не попрощалась с‑с вами.

— Герцогиня так быстро уснула, что у меня не было такой возможности, — в некотором недоумении проговорила девушка: неужели сиделка проделала столь долгий путь, только чтобы сказать ей это?

— Да, но вскоре проснулась.

— Как… королева? — Дженис уловила некоторое колебание в ее тоне.

Изобел явно ничего не понимала — ведь хозяйка еще не рассказала ей, что мистер Каллахан был прав: вдовствующая герцогиня воображает себя королевой — во всяком случае, какое‑то время.

— Нет, как ее с‑светлость. Она справилась о внуке, и я с‑сказала, что он скоро навестит ее. Только она этим не удовольствовалась и даже немного поплакала.

— О господи! — Сердце Дженис болезненно сжалось. — А что же вы?

— Я… я предложила ей новый нос‑совой платок, а также раздвинула занавески, что, похоже, ее подбодрило.

— В самом деле? Очень любезно с вашей стороны, миссис Пул.

Сиделка растерянно взглянула на Дженис:

— Затем она чихнула, и… ну, вы знаете, что произошло.

— Она стала королевой.

Шляпная коробка, которую Изобел как раз несла в дальний угол комнаты, с грохотом упала на пол.

Сиделка молча хмуро посмотрела на служанку, и та беззаботно заявила:

— Не стоит обращать на меня внимание. — Хотя глаза ее выдавали, что ей страшно любопытно узнать как можно больше.

Взгляд миссис Пул снова обратился к Дженис.

— Ее величество приказала передать послание молодой леди, которая недавно посетила ее — «умной талантливой разочарованной леди», как она сказала, — немедленно.

— И вы полагаете, она имела в виду меня?

— Конечно, вас, миледи! — вмешалась Изобел. — Я ничего не знаю о разочаровании, но вы, безусловно, умны и талантливы.

— Спасибо за комплимент, Иззи, — улыбнулась Дженис. — А вы продолжайте, миссис Пул.

Сиделка сделала глубокий вдох.

— Ну и кроме того, вы единс‑ственная, кто навес‑стил ее за вс‑се время болезни.

Дженис ужаснулась:

— Вы хотите сказать, ни одна из этих молодых леди у нее не была? И мисс Бренсон тоже?

— Именно так. Как, впрочем, и все другие, кто побывал в поместье.

— И много таких? — полюбопытствовала Изобел.

— Дос‑статочно, — холодно ответила сиделка. — Но это с‑совершенно не ваше дело.

Изобел едва не вспылила, но хозяйка жестом ее остановила.

— Очень печально, что леди Холси мало с кем общается, кроме вас, миссис Пул. Но ведь герцог навещает ее регулярно, не так ли?

— Раз в день. Он приходит к трем часам, они с ней остаются наедине, а я в это время пью чай.

— Очень великодушно с его стороны. — Дженис прибыла как раз в это время, и теперь, когда узнала, почему он оставил ее, сочла его отсутствие за чаем весьма трогательным.

Миссис Пул согласно кивнула:

— Он очень ей предан.

Похоже, он действительно любит свою бабушку.

— Так что же все‑таки это за послание? — Дженис уже начинала терять терпение. — А то, наверное, мне пора спуститься к ужину.

— Я с‑сама ничего не поняла, но ее величество с‑сказала… — Сиделка мгновение поколебалась. — Она с‑сказала, что вы должны говорить «нет». И что ес‑сли проигнорируете ее с‑совет, то вы полная дура.

Дженис почувствовала, как у нее отвисла челюсть — видно, слишком долго общалась с Изобел, — и быстро закрыла рот.

— И это все?

Сиделка утвердительно кивнула:

— Причем очень на этом настаивала. Прежде чем снова заснуть, все твердила: «Нет, нет, нет».

Дженис едва не стало дурно, но она ухитрилась спокойно улыбнуться, прощаясь с миссис Пул.

Сиделка, разумеется, ее улыбку проигнорировала.

— Боже милостивый. — Изобел в изумлении уставилась на Дженис. — Она свистит, как птица, весь день напролет, а выглядит так, что вызывает оскому, как лимон. Вы хоть поняли, в чем суть ее послания, миледи?

— Думаю, да. — Дженис оперлась спиной о дверь. Все ее тело ныло от напряжения. — Вдовствующая герцогиня сказала, что есть только один способ завоевать герцога, но уснула, прежде чем открыла какой.

— Скажите ему «нет», — произнесла Изобел драматическим шепотом. — Как мудро с ее стороны. Все знают, что герцогу нужно говорить «да». Чего бы он ни пожелал, он это получит.

— Вот именно. — Дженис судорожно сглотнула, пытаясь подавить тревожный спазм в желудке. — Не то чтобы это имело значение… Я не стремлюсь завоевать герцога. Я здесь ради вдовствующей герцогини.

— Но, миледи, почему бы вам все же не попытаться покорить герцога? Только представьте себе… вы можете стать герцогиней.

Дженис оттолкнулась от двери и принялась выписывать круги по роскошному красному обюссонскому ковру перед камином.

— Я уже говорила тебе, Иззи, что выйду замуж только по любви… если вообще выйду.

— Но подумайте, каково это будет, — настаивала Изобел, — когда все эти завистливые курицы, которые считали вас неприметной этакой серой мышью, лопнут от злости. Им придется изображать радость, а вы будете им лишь снисходительно кланяться, если захотите.

Дженис вздохнула:

— Должна признать, кое‑что мне действительно принесло бы удовлетворение на несколько мимолетных секунд, но мелкая месть подобного рода не слишком веская причина провести всю жизнь с мужчиной, которого не любишь.

— Даже если он богат?

— Да, Иззи, даже в этом случае. — Дженис похлопала служанку по руке. — Я знаю, ты желаешь мне добра, но поверь: не все решают деньги.

— В самом деле? — с недоверием взглянула Изобел на хозяйку.

— Уверена. Мне кажется, что только любовь может по‑настоящему все исправить.

— Ну, если так, — коротко рассмеялась Изобел, — тогда я никогда не стану богатой.

— Неизвестно, кому что готовит будущее. Кроме того, я не способна отказать, если кому‑то нужна помощь. Думаю, это из‑за того, что я жила в большой семье, где всегда приходилось искать компромисс.

— Вы и вправду очень покладисты, миледи, — согласилась Изобел. — Возможно, слишком отзывчивы и добры.

— Нельзя быть слишком доброй.

— Не знаю, мисс. Я помню, как дрессировщики в цирке хлестали тигров кнутами. Если бы звери их слегка не побаивались, то могли бы и сожрать.

— Я не собираюсь никого хлестать кнутом, но и проглотить меня никому не позволю. Обещаю.

Они обменялись мечтательными улыбками.

— Ну ладно, пора идти. — Дженис еще раз взглянула в зеркало, но не увидела никаких скрытых амбиций, хотя вдовствующая герцогиня — в образе королевы — была, похоже, уверена, что они есть. — Пожелай мне удачи.

— Она вам не понадобится: вы знаете секрет.

— Ты права, — кивнула Дженис. — Полагаю, что знаю.

«Скажи «нет»».

Сказать «нет», и если вдова права, то весь мир скоро будет принадлежать Дженис. Расцветет ли дочь швеи чудесным образом здесь, в деревне — как мечтала ее мать, — покажет время.

По дороге в красную гостиную Дженис заблудилась. Ей казалось, что коридор, по которому она шла, ведет к лестнице, но вместо этого очутилась в просторном зале — портретной галерее. И тут же ее внимание привлек потрясающий портрет. Это было изображение прекрасной леди с совершенно необыкновенными глазами — они так сияли, что казались живыми.

«Она наверняка влюблена», — подумала Дженис. Такой же взгляд, полный любви и света, она видела у Марши. И у мамы.

Девушка задумалась: может, это портрет вдовствующей герцогини в молодости? Платье вроде бы примерно тех времен.

Дженис повернула назад с твердым намерением отыскать путь к лестнице — просто, видимо, пропустила нужный поворот, — как вдруг обнаружила восхитительную маленькую гостиную с огромными окнами, перед которыми располагались три мягких кресла с подголовниками. Обогнув кресла, девушка подошла вплотную к окну, и ее обдало волной холодного воздуха, когда взглянула на засыпанный снегом сад.

Она еще раз порадовалась за Эсмеральду, которой больше не придется трястись от холода там, снаружи, да еще и со щенками.

«И это все благодаря мистеру Каллахану», — невольно подумалось Дженис, и она попыталась представить себе, чем он сейчас занимается: беседует с Оскаром, присматривает за Эсмеральдой или… вспоминает о ней?

Нет. Следует держать в узде свое слишком живое воображение. Этот грум ей даже не нравится. Да и как может нравиться мужчина, который предупреждает, что следует держаться от него подальше? И она ему тоже совсем не понравилась: он ясно дал это понять, — а Эсмеральде помог вовсе не ради Дженис. Разве необходимо лишний раз говорить об этом?

Нет. И это доказывает, что ему совершенно на нее наплевать: просто нравится с ней целоваться. Как и ей с ним.