– Мам, какая орава? Какая нянька? Я просто еду…

– Слышала уже – знакомиться с его мамой. А своей мамы тебе недостаточно?

Своей мамы Галочке было не просто достаточно, а даже через край.


Наташка, от нечего делать читавшая на работе все подряд, однажды огорошила подругу ценной мыслью, почерпнутой в очередной умной книжке:

– Твоя мама вампир!

– Очень смешно. – Галя не любила, когда маму обсуждал кто-то, кроме нее. Все-таки это была ее мама, а родителей не выбирают.

– Кроме шуток – она энергетический вампир, понимаешь? – округлила глаза Наталья, потрясая у Гали перед носом тощенькой книжечкой.

– Понимаю, отвяжись.

– Не отвяжусь. Ты чувствуешь после общения с ней головную боль, слабость, вялость?

– Я это все и после работы чувствую, у меня что, там тоже вампиры летают?

– Дети – самые сильные вампиры. А твоя мама досасывает то, что не съели дети.

В сочетании с вытаращенными глазами Натальи это заявление звучало более чем комично. Галочка не выдержала и расхохоталась:

– Тебе вредно читать. Как теперь жить-то будешь? Кругом сплошные вампиры!

– Я научусь их отсекать.

– Ну-ну.

У Галины имелось свое, земное объяснение энергетического вампиризма: в школе ее постоянно изводили придирками старшие коллеги, а дети невероятно громко орали на переменах, наверстывая упущенное, от чего закладывало уши и тупо молотило в висках. Она уставала от работы, как любой другой служащий. А мама действовала по принципу: сделал гадость – сердцу радость. Ей тоже нужна была разрядка. На службе на нее не обращали внимания, поэтому дома можно было выговориться и самоутвердиться. Слушая ее, Галочка расстраивалась не потому, что мама что-то там из нее тянула, а что частично Светлана Николаевна была права. Факты – вещь печальная, и какую бы базу мама ни подводила под свои измышления, спорить с тем, что Галочка являлась неудачницей, не получалось. Жизнь всякий раз доказывала обратное – к маминому удовольствию и Галининому разочарованию. И голова у нее болела от мыслей, пчелиным роем бившихся в сознании: Галина металась в поисках выхода из лабиринта неудач, а Светлана Николаевна всего лишь выполняла роль громкоговорителя, публично оповещавшего дочь об очередном тупике. Иногда слова ранят больнее, чем сами неудачи. Они звучат как приговор, растаптывая последнюю надежду и констатируя наступление финала. Мама не была злой, она просто любила быть правой. Она радовалась не Галиным ошибкам и падениям, а своей способности их предвидеть. У каждого в жизни свои радости. Но Гале тоже хотелось чему-то порадоваться. В конце концов, она уже давно стояла в очереди на это право…


– Перед соседями стыдно! – ударило в спину обычное мамино напутствие. Ей всегда было стыдно за Галю, будто дочь была щенком, писавшимся в лифте, или алкашом, выступавшим по ночам с дворовыми концертами. Иногда маму было жаль: жизнь не удалась, карьера тоже, но чувство жалости оказывалось слабым и кратким. Оно не успевало окрепнуть, поскольку перерывы между атаками Светланы Николаевны не позволяли распрямиться этому слабому ростку, всякий раз наезжая на него гусеницами танков и тяжелой артиллерией.

Галочка сбежала по ступенькам и вышла во двор. Пронзительно-голубое небо упало на нее, затопив прозрачным и невесомым ощущением счастья. Ласково шуршала метлой дворничиха, на проспекте гудели машины, первые пассажиры уже торопились к остановке. Хотелось смеяться, петь и плакать одновременно.

– Я невеста, невеста, – прошептала Галя, пробуя на вкус изящное и праздничное слово.

Оно распирало ее как воздушный шарик и маленькой короной нахлобучивалось на голову. Галочка чувствовала себя бабочкой, вылупившейся из кокона. Женя еще не приехал. Но ее даже не огорчила мысль, что он вытащил ее в такую рань, а сам… Вчера она испугалась бы и начала метаться, соображая, как лучше поступить: спрятаться в подъезде и выйти позже, кокетливо изображая опоздание, или бежать на проспект в надежде, что он ждет ее где-то там.

– Что? Нету его? – Мамин голос спланировал вороньим криком. В нем полыхало удовлетворение.

Голубое небо раскололось в мелкую крошку и осыпалось к Галочкиным ногам. Она еще пыталась удержать хорошее настроение, но боязнь, что мама может продолжить общение, перевесившись через подоконник и в очередной раз порадовав соседей подробностями личной жизни дочери, чудовищно гипертрофированными и по большей части надуманными, заставила ее быстро и по-деловому двинуться в сторону остановки.

– Широко шагаешь – штаны порвешь! – рявкнула мама. Больше она ничего сделать не могла.


Жених Светлане Николаевне абсолютно не нравился. Внешне он напоминал тощего таракана и выглядел как-то ненадежно. Конечно, Галя тоже не отличалась особыми внешними данными, но Светлана Николаевна заслуживала лучшего зятя, чем приведенный задохлик. Дочь своими руками гробила будущее: хлипкий, наверняка болезненный мужик, деревенская мама с кучей родни, которая теперь, как мухи на мед, потянется в город, сомнительный бизнес на трусах, убогая машина, на которой нельзя поехать в гости к Тате на дачу. Все в нем не так. А Галя, очумевшая от избытка женского тепла и ласки, кинулась на первого встречного. Разумеется, дочь слишком долго ждала у моря погоды, вместо того чтобы вместе с Натальей искать мужа, но раз уж столько времени терпела, то можно было бы теперь и повыбирать! У этого Жени даже имя не мужицкое. Как Светлана Николаевна ни анализировала, как ни крутила в голове предложенную в зятья кандидатуру, ничего хорошего в нем не находилось. Он напоминал фруктовый компот без ягод: жидкий и невкусный. Она попыталась посмотреть на него с позиций Таты и поняла, что вряд ли заклятой подруге можно доставить большее удовольствие, чем свадьба Гали с сельским чурбаном, без намека на воспитание, манеры и состоятельность. Даже не с чурбаном, а с каким-то кривым сучком, который, как яблоня-дичок, никогда не принесет нормальных плодов. В общем, дочь жаль. Себя еще жальче.


– Галина, ты куда? – Женя бибикнул, заставив Галю подпрыгнуть от неожиданности. Она шла, ускоряя шаг и норовя убежать как можно дальше, выйдя из маминого поля зрения.

Галочка обернулась и непроизвольно огляделась: хотелось, чтобы хоть кто-нибудь увидел, как она садится в машину к кавалеру. Нарочито медленно и с достоинством Галя заняла пассажирское место, благополучно прищемив подол дверцей и дежурно отломав прикрепленную на соплях ручку.

– Не стучи дверцей, там замок слабый, – терпеливо повторил Женя. Он говорил это из раза в раз, а Галя забывала и шандарахала так, что пешеходы невольно приседали, а с лобового стекла отваливался скелетик на присоске.

Повинуясь вздыбившейся в душе волне, Галя вдруг потянулась и поцеловала Женю в щеку, трогательно и по-детски чмокнув. В ответ он смущенно и благодарно улыбнулся, внезапно повеселев:

– Ну что? С ветерком?

– Ага, – бесшабашно кивнула Галочка. Ей хотелось хулиганить и быть естественной, не подавляя порывов привитым мамой воспитанием, которое как булыжник приплюснуло ее индивидуальность до такой степени, что Галя и сама начала сомневаться в ее наличии.

– Музыку включить? А то заскучаем в дороге. – Женя тоже был на подъеме. Он всячески хорохорился, геройски выпячивая грудь и молодцевато потряхивая не особо густыми волосами.

– Конечно. – Галочке хотелось, чтобы музыка не просто играла, а гремела. Это вполне соответствовало бы ее настроению.

Она впервые чувствовала себя не просто серой мышью, стремящейся забиться в щель от внимания окружающих, а значимой единицей. Хотелось быть объемной и весомой, как старая папина гиря, оставленная им вместе с остальными вещами после ухода. Гиря была неподъемной и вызывала смутное уважение, граничащее с подобострастием.

Первые хриплые аккорды вылетели из окна «четверки», народ начал оглядываться. Небрежно выставив локоток в открытое окно, Галина важно смотрела вперед, делая вид, будто чужие взгляды ей безразличны.

– Не очень громко? – заботливо поинтересовался водитель. Судя по тому, что у него была выставлена именно такая громкость, он привык к такому звуковому сопровождению.

– Нормально! – проорала Галя, перекрикивая разбитной мотив и блатной рык исполнителя.

Ехали они не совсем с ветерком. Женя оказался очень аккуратным и законопослушным водителем, чем вызывал резкое неприятие со стороны остальных участников движения. Ему сигналили и, обгоняя, демонстрировали свое отношение на пальцах. Изредка доносились плохо различимые вопли явно нелестного содержания.

– Сам ты… – бормотал Женя. – Тише едешь – дальше будешь.

Галочка солидарно трясла головой и поддакивала. Конечно, она мечтала видеть будущего мужа этаким рубахой-парнем, суперменом, но не могла не признать, что для хозяйства и спокойной жизни подойдет именно такой рассудительно-медлительный парень.


К середине пути ее укачало. От запаха бензина, витавшего в салоне, и тряски, словно автомобиль ехал не по шоссе, а по ступенькам, Галочку начало подташнивать. Утренний кофе разделился на два лагеря, один из которых бурлил в районе солнечного сплетения, пытаясь вернуться тем же путем, что и попал в организм, а второй рвался покинуть хозяйку естественным путем, что было еще позорнее, поскольку в русском языке не находилось ни одного приличного слова, чтобы намекнуть кавалеру о возникших трудностях.

Когда «четверка» въехала в поселок и желтобокой лягушкой заскакала по ухабам, Галочке показалось, что все кончено. Она уже пожалела, что терпела столько времени. Страшная мысль, что сейчас ей предстоит знакомство с родственниками, при которых тоже будет неловко интересоваться, где у них тут удобства, буквально сводила ее с ума.


Пока Женя суетился, отволакивая в сторону косое сооружение, напоминавшее помесь лестницы с забором, Галя сидела не шевелясь и выпучив глаза. Борьба с физиологией была жестокой и неравной.

– Выходите, барышня, приехали! – Женя распахнул дверцу машины и подал Галочке руку.

Сжав зубы, губы и ноги, девушка вывалилась на свежий воздух.

– Ну-с, с чего начнем экскурсию? – Он явно гордился хозяйством и мечтал поскорее предъявить будущей жене свое имущество.

– С туалета, – шепнула Галя, заливаясь краской и тихо сходя с ума от радости, что никакая родня не высыпала их встречать.

– Не понял.

Она молча умоляюще подняла голову, и до Жени, наконец, дошло.

– Конечно, конечно, побежали.

Она была благодарна за понимание, но бежать не могла.

К удивлению гостьи, вожделенный закуток находился вовсе не на краю какого-нибудь обрыва, не в чистом поле и не за тридевять земель. Скромная будочка прилепилась прямо к дому.

– Не поскользнись, – напутствовал ее Женя.

Если бы Галя посетила этот укромный уголок в нормальном состоянии, то, возможно, была бы потрясена непрезентабельностью удобств, но теперь мелочи не бросались в глаза, а крупные недоработки не имели значения. Даже огромные изумрудные мухи и отсутствие туалетной бумаги не впечатляли. То же относилось и к отсутствию элементарной задвижки на двери.

Во двор она вышла невероятно счастливая. Легкость и радужное счастье буквально распирали, предстоящее знакомство с мамой не пугало, а Женя, несмотря на субтильное телостроение, казался крепко стоящим на ногах хозяином.

– Мамки нет, – развел он руками. – В дом не попасть. Наверное, в магазин ушла. Пошли ее встретим.

Он мягко взял Галочкину лапку и зацепил ее за свой оттопыренный локоть.

Ей почему-то вспомнился фильм «Девчата». На душе было светло и чисто, как у ребенка, который идет с санками по первому снегу. Деревенские звуки навевали умиротворение и умиление. Стрекот кузнечиков, веселое жужжание снующих туда-сюда пчел, крики петухов, мычание коров – все выглядело лубочно-летним. Казалось, нет в мире никаких проблем. Даже время здесь текло размеренно и чинно.

Повиснув на Жене, Галочка выплыла со двора, зачерпывая босоножками песок.

Он откровенно гордился ею и собирался показать односельчанам. Во всяком случае, Гале так казалось. А зачем еще водить ее по деревне, как слона на ярмарке? Она поступила бы именно так – провела жениха по местам наибольшего скопления знакомых.

Улицы поселка были пустынны, если не считать бродивших по траве овец, коз и нервно кудахтавших кур.

– А люди где? – робко поинтересовалась Галя. Ей хотелось блеснуть и не опозорить Женю, но долго гулять, выпятив грудь, втянув живот и изображая походку от бедра, она бы не смогла. Песок в босоножках натирал ноги, а плечи ныли от напряжения.

– Работают все или в магазине.

Варианты были настолько разительно противоречивыми, что Галина даже переспросила:

– В магазине? А что там?

– Автолавка.

Женя полагал, что дал исчерпывающий ответ, а Галочка поняла, что если продолжит допрос, то рискует вселить в жениха мысль об их несоответствии друг другу. Слово «автолавка» вызывало в сознании причудливый образ скамьи на колесах. В конце концов, не так уж и принципиально, куда сгинули местные жители. Придет время – все выяснится.