– А что случилось?

Галочка была настолько ошарашена реакцией, никоим образом не подразумевавшей хотя бы минимальный сексуальный интерес супруга к ней как к женщине, что торопливо запахнула на груди тонкую кружевную ткань и пробормотала нечто невразумительное, скрывшись в комнате.


Стрелки часов, неумолимо подталкивающих день к вечеру, хотелось удержать. Но даже если бы китайские ходики остановились, это уже ничего не смогло бы изменить. Светлана Николаевна, подрагивая от волнения, приперлась на пару часов раньше и изводила Галочку рассказами об отце-подлеце и о своей всегдашней правоте. Упиваясь прозорливостью, она металась по квартире вслед за Галиной и требовала немедленного подтверждения заслуг. Дочь мрачно кивала, находясь уже в полуобморочном состоянии. Ее колотило крупной дрожью и мутило: от маминого голоса, от гула машин на улице, от вялых мыслей, заторможенно проползавших по сознанию, словно недотравленные тараканы. Достигнув апогея, монолог вдруг прервался душераздирающим криком: «Я не твоя сестра, я твой брат! Прости, Леонсио!»

На негнущихся ногах Галочка вернулась в комнату, где застала Светлану Николаевну перед голубым экраном.

– Мама…

– Тихо, сейчас он признается, – зашипела Светлана Николаевна и замахала руками.

В телевизоре холеный красавчик с тонкими усиками заламывал руки и незамысловато изображал лицом трагедию. Галины проблемы могли подождать, а сериал повторяли в очень неудобное время. Пропускать не хотелось. Обрадовавшись временной передышке, Галина ушла в кухню и села на подоконник. Серый асфальт внизу манил и притягивал, обещая решение всех проблем. Действительно, как просто – взмахнуть руками и улететь от сложных вопросов, лживых слов и горьких откровений. Ей вдруг стало жаль себя. Представился гроб, усыпанный цветами, зареванная Наташка, мама. Наверное, она тоже будет плакать и даже поймет, что потеряла единственного близкого человека. Поседевший Женя. Но даже в видениях угрюмая действительность никак не могла отвязаться от измотанной Галочки. Рядом с Женей, повиснув на его руке, болтался расплывчатый образ белобрысой незнакомки, обещавшей утешить, как только закончатся поминки.

– Щас тебе! – злобно выплюнула Галя и решительно задернула штору. – Мама, хватит всякую муть смотреть, пошли!

– Рано еще, – попыталась сопротивляться Светлана Николаевна, но дочь уже дергаными движениями застегивала босоножки и яростно бормотала что-то под нос. Пропустить такое событие Светлана Николаевна никак не могла, поэтому с сожалением выключила телевизор и присоединилась к Галочке.

Всю дорогу до гнездышка они ехали молча. Мама, правда, попыталась развить тему мужской неверности, заинтересовав припозднившихся пассажиров, но Галя, взглянув на нее исподлобья, отчеканила:

– Или ты замолчишь, или я выйду!

Она никогда не позволяла себе разговаривать с матерью в подобном тоне. Но, судя по отсутствию адекватных реакций, заниматься сейчас ее воспитанием было бессмысленно. Светлана Николаевна замолчала: без Гали мероприятие теряло смысл.


За окнами плыл городской пейзаж – серый и банальный. Такой обыденный и привычный, что предстоящее событие напрочь выпадало из общего логического ряда. Оно казалось нелепой выдумкой, но почему-то мысль о счастливом исходе никак не укладывалась в смятение, царившее в Галочкиной голове. Счастье было кусочком из другой, чужой головоломки, который не мог быть встроен в мозаику происходящего с ней.


Указанный в адресе дом оказался высокой новостройкой с предсказуемо неработающим лифтом.

– Седьмой этаж, – злобно выдохнула Светлана Николаевна. – Да уж – если гадить людям, то по полной! Не мог пониже поселить свою чувырлу!

– Поселить? – эхом повторила Галя.

– Поселить, поселить! Он квартирку снял для удобства процесса! – с горьким сарказмом пояснила мама и двинулась в сторону лестницы. – Удобрил, так сказать, почву, чтобы твои рога веселее росли и кустились.

Галочка непроизвольно провела по волосам, будто проверяя наличие вышеупомянутых образований, и раздраженно отдернула руку. Семерка являлась ее счастливым числом. Сейчас они поднимутся, и все выяснится. Ничего там нет! Это была первая позитивная мысль за долгие часы ожидания.

Поднимались они долго. Уже стоя на площадке нужного этажа, Светлана Николаевна, не имея сил что-либо произнести, молча отняла Галину руку от звонка и покачала головой.

– Что? – раздраженно поинтересовалась отдышавшаяся дочь. – Только не говори, что мы зашли не в тот подъезд!

Попыхтев и постонав у стены, мама, наконец, выговорила:

– Сначала надо прийти в себя, чтобы напасть со свежими силами.

Фраза была глупой до невозможности. Видимо, соскучившаяся по экстриму Светлана Николаевна мнила себя партизаном, пускающим под откос вражеские поезда или добывающим языка. У Галочки опять мелькнула жизнеутверждающая мысль, что мама все придумала от недостатка впечатлений. Вот сейчас они позвонят, им откроют незнакомые люди…

Мама едва не раздавила кнопку звонка, навалившись на нее всем своим немалым весом. Внутри была тишина.

– Затаился, паразит, – прошипела теща и пнула косяк. – А ну, открывай! Мы отсюда все равно не уйдем.


Женя изумленно таращился в темный потолок и на замершую Валю.

– Пришел кто-то, – осторожно прошептала она.

В этом свистящем шепоте ему послышалось то ли облегчение, то ли удовлетворение. В любом случае, тон был странным. Да и сама она сегодня на себя не походила.

– К тебе? – спросил Евгений, почему-то злясь. Он чувствовал себя рыбаком, который вытянул сеть с огромадной дырой вместо улова.

Валя поспешно отодвинулась от него и прижалась к стене.

– Ко мне, кроме тебя, никто не ходит. Я этот адрес никому не давала!

– А кто тогда приперся?

Валентина нервничала как человек, знавший о ситуации больше, чем говорил. Это только в фильмах наличие врага в собственном тылу интригует. В темной комнате на съемной квартире неизвестные гости, оторвавшие Женю в самый ответственный момент от любимой девушки, которая что-то явно знала, но старательно изображала полнейшее неведение, никаких положительных эмоций не вызывали.

– Ты откроешь? – пошевелила его ногой Валентина. Так трогают какую-нибудь дохлую зверушку: со смесью опаски и брезгливости.

– Может, уйдут?

– Вряд ли, – резонно заметила Валентина, прислушиваясь к глухим ударам по двери и воплям.

– С чего это ты решила? – Между влюбленными голубками назревала первая ссора. Женя нехорошо прищурился и предложил: – Иди, сама открой.

– Я?

– Ты!

– А почему не ты? – Вале ужасно не хотелось встретиться лицом к лицу с разъяренной теткой. Пусть первый удар достанется не ей. В конце концов, это же не она изменяла этой Галине, а муж!

– Потому! – посуровел Женя. Вспомнились предостережения Толика по поводу денег и излишней доверчивости.

Вздохнув, Валентина слезла с дивана и двинулась в прихожую. А Женя, не зная, чего ждать от визитера, накинул халат и схватил тапку, мимоходом отметив, что Валя пошла открывать двери в полупрозрачной сорочке. Никаких выводов из данного факта он не успел сделать, нырнув за занавеску и затаившись там.

Галочкиным надеждам не суждено было оправдаться. Двери открылись. Но на пороге стояла вовсе не блондинка, а жгучая брюнетка. Судорожно вздохнув, Галя отвела взгляд от ее бесстыдно выпадавших и вылезавших отовсюду прелестей. Девица была на голову выше ее и симпатичнее. Но если Галочка смогла оценить хозяйку квартиры вполне адекватно, то Светлана Николаевна до таких мелочей не снисходила.

– Фу-ты, гадость какая, – сморщилась она и брезгливо протиснулась в прихожую, словно в проеме возвышалась не высоченная фигуристая красавица, а ведро, доверху наполненное отходами, которые от малейшего колебания могли выплеснуться на ее лаковые туфли. – Галя, не разувайся, тут свинарник.

– Здравствуйте, – произнесла Галя и тоже вошла.

Участок мозга, ответственный за эмоции, предусмотрительно отключился, и она действовала словно во сне. Догадка и осознание сути происходящего ломились в сознание, но оно лишь податливо прогибалось ленивой периной, не пропуская внутрь.

– Вы кто? Вам чего? – бестолково и ненатурально удивилась Валентина.

Она старательно держалась на недосягаемом расстоянии от Светланы Николаевны, понимая, что бить ее могут начать только после обнаружения Евгения. И то, по логике, его должны бить первым. Недоумение вызывала парность визита: Валя не ожидала, что эта соперница притащит с собой группу поддержки. Более того, она рассчитывала на слезы, упреки и моральную подавленность жены своего будущего мужа, поскольку согласно законам арифметики тетка должна была оказаться в меньшинстве. Кто из двоих толстух являлся Галей, Валентина догадалась не сразу. Но, опираясь на личный опыт, можно было предположить, что рогатой супругой должна оказаться самая активная и громче всех вопящая особа.

– Так, и что здесь происходит? – прогремела Светлана Николаевна из спальни.

Валя трусливо замерла в коридоре.

– Галина, иди сюда! – Мамин голос дрожал от восторженной ярости. Наверное, с таким букетом эмоций древние охотники прыгали на туше убитого мамонта.

Идти не хотелось. К горлу опять подкралась дурнота, а ноги онемели, перестав сгибаться и потеряв чувствительность. Зато появилось стойкое желание немедленно телепортироваться из этой душной квартиры куда-нибудь подальше. Где-то недалеко сопела брюнетка, от нее исходил сладковатый аромат духов и здорового женского тела. Такого тела, которого у Галочки не будет никогда. И если сейчас окажется, что в темной комнате, откуда доносились трубные призывы мамы, сидит Женя, то его можно понять. Можно, но не хочется. Ведь он сам утверждал, что главное – душа, а не тело. Наверное, в тот момент мужа потянуло на демагогию, и рассуждения, которые Галя приняла за чистую монету, он на себя не проецировал.

Молча выскочив в прихожую, мама злобно схватила Галю за руку и потащила в глубь квартиры.

– Полюбуйся! – выдохнула Светлана Николаевна. – Сюрприз!

В темной комнате, освещаемой лишь светом уличных фонарей, было пусто. На кровати белели смятые простыни, хранившие в своих складках и изгибах нечто постыдное, что обычно скрывается от посторонних глаз. За тонкой занавеской на фоне окна высилась тощая фигура с угрожающе поднятой рукой, в которой было что-то зажато.


Услышав голос незабвенной Светланы Николаевны, Женя оцепенел, перестав ощущать холодивший спину сквозняк. Он замер, сконцентрировавшись на внутренней жизни своего обмершего организма. В животе трусливо булькал ужин, уши заложило, а дыхание съежилось и застряло в горле плотным угловатым кубиком. Мысли агонизировали, заранее сдаваясь на милость победителя. А в том, что теща выйдет из словесной – и хорошо, если только словесной, – перепалки победителем, Женя не сомневался.


Со всей силы долбанув по выключателю, Светлана Николаевна зажгла свет и решительно шагнула к окну, отдернув занавеску. Женя продолжал стоять, жалобно вытаращив маленькие водянистые глазки и нелепо замахиваясь тапкой. Халат болтался на нем как на вешалке, топорщась острыми углами на выпирающих костлявых плечах и оголяя жилистые волосатые конечности.

– Ну, здравствуй, зять! – глухо и страшно произнесла Светлана Николаевна, глядя не на него, а на прислонившуюся к стене Галину. Но ее пафоса и выдержки надолго не хватило. Недотянув паузу, она со всхлипом выдрала занавеску из жалобно звякнувших зажимов и заголосила: – Ах ты, подлюга! Ах ты, шнурок жеваный! Я тебе отдала самое дорогое, а ты мне чем отплатил?

Судя по изумленному выражению лица зятя, намек Светланы Николаевны на Галочку в цель не попал. То ли Женя не считал ее самым дорогим, то ли не видел необходимости компенсировать сомнительные моральные жертвы ненавистной тещи, но реакция последовала довольно обидная для обеих интервенток.

– Вы на отступной намекаете? – Он дрыгнул кадыком и приосанился. – Без проблем.

Галочка смотрела на мужчину, который еще вчера был самым дорогим и близким для нее человеком. Сейчас перед ней стоял натуральный сморчок, вызывавший жалость пополам с брезгливостью, причем второй ингредиент эмоционального коктейля, плескавшегося в Галининой душе, был намного объемнее первого. Но просто презирать его не получалось. Она ощущала безмерное унижение, как забракованная лошадь, которой по-хозяйски заглянули в пасть, пересчитали зубы и решили не покупать. Может, лошадь и пережила бы это стоически, но уже не так чтобы юная женщина с высшим образованием и давно намеченными планами на жизнь чувствовала себя отвратительно.

Поток флюидов, бурливший в комнате, выплеснулся за ее пределы и достиг Валентины, опасавшейся немедленной расправы и вознамерившейся изобразить приготовление ужина. Она стояла у плиты, взяв в руки сковороду. Холодившая ладонь ручка посудины придала Валя уверенности в себе.

Драка все не начиналась, а не особо бурный диалог между противоборствующими сторонами позволил Вале выйти на арену, не опасаясь за целостность фасада.