– Галя, если ты немедленно не прекратишь истерику и не умоешься холодной водой, то станешь еще страшнее, и тогда твои и без того нулевые шансы понравиться Максиму уйдут глубоко в минус, – оповестила ее ласковая мама. – Вместо неконструктивного нытья лучше бы занялась столом, люди скоро придут, а у тебя конь не валялся.

Галочка молча повернулась и вышла, но в голове уже зрела какая-то медленно оформлявшаяся и твердевшая, словно студень на морозе, мысль.


К двум часам стол накрыли, а Галя оделась и накрасилась согласно маминому вкусу. Если бы ожидаемый кавалер был Галочке небезразличен, то она, безусловно, отстояла бы свое право на выбор одежды и интенсивности боевого раскраса, но сейчас она была уверена, что чем хуже, тем лучше. По своей ослепительности интеллигентная Галя могла бы теперь потягаться с продавщицей из мясного магазина на соседней улице, о которой по микрорайону ходили анекдоты. Дама немыслимых форм и округлостей, имевшая лицо размером с дорогущую сковороду «Тефаль», расписывала свою лоснящуюся здоровьем и избытком сил физиономию не хуже любого индейца, выходящего на тропу войны. Хвост павлина жалкой блеклой тряпочкой потерялся бы на фоне этого косметического великолепия. Злоупотребление фосфоресцирующими тенями и блестками сыграло в жизни микрорайона и свою положительную роль.

Однажды, когда продавщица, отработав тяжелый день, наполненный борьбой с тупыми, глухими и невоспитанными покупателями, гордой каравеллой несла свое мощное тело и потрясающее лицо к остановке, навстречу ей попался алкаш Кундяйкин, которого знали все вокруг, от участкового и вездесущих старух до интеллигентных учительниц типа Галины и вальяжных бизнесменов. Участковый был знаком с Кундяйкиным по долгу службы, тот радовал старух периодическими партизанскими марафонами на животе, причем, проползая мимо лавочек, он еще умудрялся исполнять хиты популярных современных групп и в красках обсуждать политическую ситуацию в стране. Утром, маясь похмельем, столь разносторонняя личность унижала себя попрошайничеством, увязываясь за торопящимися на работу жильцами, или пыталась помыть машины местной элиты бизнеса, используя подол выходного пиджака и воду из ближайшей лужи.

И надо же было так случиться, что в тот роковой вечер Кундяйкин немного недобрал до нормы и мог передвигаться, держась на ногах, хотя и немного скособочившись, а навстречу ему плыла величественная королева мясного отдела. Две судьбы встретились. Когда на размякшего от стрекота сверчков и света полной луны Кундяйкина вышла из-за поворота жертва косметической промышленности, с серебряными тенями на веках, блестками на щеках и сиреневым блеском на губах, алкаш протрезвел раз и навсегда. В затуманенном алкоголем мозгу вперемешку с рекламными кадрами из «Ночного дозора» всплыло воспоминание про нечисть, выползающую в полнолуние, и окрестности огласил страшный вопль насмерть перепуганного мужика. Продавщица тоже смотрела «Ночной дозор», но не в виде рекламы, а целиком. Еще она читала брошюру по самообороне, где черным по белому было написано, что лучшая защита от маньяка – нападение. Было ли маньяком патлатое чудовище, выбежавшее к ней из темноты с жутким воем, она разобраться не успела, инстинктивно повторив его боевой клич и бросившись навстречу Кундяйкину с зонтиком наперевес. Инстинкт самосохранения творит чудеса. Кундяйкин, несмотря на потерянную координацию и слабое здоровье, бежал быстро и долго. С тех пор с пьянством он завязал, а вот продавщица краситься не перестала.


Галочка, нарумяненная и щедро осыпанная блестками для придания образу индивидуальности, как бубнила Светлана Николаевна, колдуя над маловыразительным, по ее мнению, лицом дочери, на столь бурную реакцию со стороны кавалера не рассчитывала. Вряд ли он взвоет и унесется прочь, обнаружив даму сильно за тридцать, упакованную в мини-юбку, открывающую полные колени, и накрахмаленную блузку с рюшами, топорщившимися над ее плечами, словно крылья. Самой Галочке казалось, что она похожа на жабу в балетной пачке. Судя по выражению лица мамы, Светлана Николаевна тоже была не в восторге от собственного детища.

– Что-то не очень, – констатировала она, окинув дочь ретроспективным взглядом. – Может, туфли на каблуке надеть?

– У меня нет, – радостно отрапортовала Галина.

– И чему ты радуешься? У меня, шестидесятилетней тетки, есть, а у тебя нет! Наденешь мои.

– Мам, мне твои велики.

– Будешь изображать Золушку, – сострила Светлана Николаевна.

– Не умею я на каблуках ходить! – Галя боролась между нежеланием быть посмешищем и желанием отвадить кавалера раз и навсегда.

– Да что ты вообще умеешь?! – в сердцах выкрикнула мама, и спор прервал звонок в дверь.


Первой ввалилась удушливо озонирующая духами Тата, с длинной пупырчатой шеей и высокой старомодной прической гребнем. Галочка подумала, что мамина подруга удивительно похожа на дохлую курицу, залежавшуюся на прилавке. Томно закатывая глаза, гостья потерлась щекой о Светлану Николаевну и прокудахтала:

– Светулечек! Сто лет тебя не видела!

– Таточка, – всхлипнула мама, – как я по тебе соскучилась.

Если бы Галя не знала, что подруги ежедневно по часу переругиваются по телефону и на прошлой неделе ездили за город с какими-то дедами на пикник, то прослезилась бы, учитывая трогательность момента.

– Здравствуйте. – Галочка вытянула шею в последней надежде на то, что рыцарь потерялся на подходах к башне принцессы. Она чувствовала, как горят щеки, и знала, что сейчас по лицу ползают некрасивые красные пятна, а улыбка выглядит резиновой.

– Галусик! – взвизгнула Тата. – Как ты подросла, как похорошела!

Галя подавилась смешком: термин «подросла» с ее тридцатью пятью годами сочетался, как огурцы с молоком.

– Она у меня не только красавица, но и умница, – медовым голоском пропела мама, поразив Галочку до ступора.

Светлана Николаевна редко говорила ей комплименты, развлекаясь в основном перечислением дефектов, коих у Галочки было как травинок в стоге сена. Особенно мама любила озвучивать свое мнение в чьем-либо присутствии. Именно ее разглагольствования навсегда отпугнули от Галины Боречку, лет десять назад осмелившегося прийти к ним в гости с целью просить руки и сердца любимой девушки. Получасовое чаепитие со Светланой Николаевной кардинально поменяло его взгляды, и больше Галочка своего интеллигентного кавалера не видела.

Похоже, сегодня был тот редкий случай, когда мама была на ее стороне. А Галя так рассчитывала, что чудный характер Светланы Николаевны хоть раз в жизни сослужит ей хорошую службу и отвадит от дома нового жениха.


И тут появился он. Галя тихо засопела, ощущая горячее желание провалиться сквозь пол и оказаться в гостях у выжившей из ума бабки. Максим был оберточно красив и конфетно обходителен. В прихожую решительно шагнул высоченный блондин с широкими плечами, мужественным подбородком и большими умными глазами. Галочка чуть не расплакалась: ведь достаются же кому-то такие мужики! Если бы пришло какое-нибудь прыщавое чучело, тоскливо переживающее период полового созревания, или неотесанный чурбан, ковыряющийся в носу, зубах и прочих доступных местах, то она не чувствовала бы себя бледной поганкой на свадебном торте. Максим был полон достоинства и добродушия, располагая к себе чрезвычайно. Жеманная Тата выглядела на его фоне взбесившейся обезьянкой. От нее было столько визгливого шума и запахов, что у Галочки заломило в висках. Она тупо смотрела на Максима и стеснялась.

От него пахло хвоей и свежестью. К его широкой груди, туго обтянутой серым джемпером, хотелось прислониться и не чувствовать себя коротконогой очкастой дурнушкой. Меньше всего Максим походил на будущего студента. В полутемном коридоре их малогабаритной квартирки стояла ожившая мечта женщин от десяти до ста. В нем не было изъянов, и этот факт огорчал Галину больше всего. Ее совершенно расплющило под прессом комплексов, которые в присутствии Максима раздулись до невероятных размеров.

Светлана Николаевна продолжала удивлять, хотя подсознательно Галя понимала, что мама действует в каких-то своих интересах:

– Проходите, проходите! Сегодня Галочка хозяйничала. Она у меня так готовит, такая кулинарка!

Готовила действительно Галя, но обычно мама, периодически встревавшая в процесс с ценными, на ее взгляд, советами, в результате объявляла гостям, что все сделала сама, несмотря на то что дочь вредила и мешала ей в столь трудном и важном деле.

– Что вы говорите? – В голосе Максима не прозвучало даже намека на насмешку. – Путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Поэтому я у ваших ног!

Даже эта банальность воспринималась в его исполнении как витиеватый и изысканный комплимент. Галочка потела и волновалась, тихо ненавидя себя за слабоволие и дурацкие дамские фантазии.

– А Макс поступил на подготовительные курсы, – гордо возвестила Тата, победоносно окинув взглядом претендентку на руку и сердце племянника.

– Надо же! – пискнула Галочка и неловко затопталась на месте.

Максим неумолимо надвигался на нее, вежливо улыбаясь и внимательно глядя своими прозрачно-серыми глазами. Ее сердце упругой лягушкой скакало где-то в горле, мешая дышать и выбивая отчаянные слезинки. Наверное, голой на людном проспекте она чувствовала бы себя более уверенно, чем сейчас в рюшах и мини-юбке, в тесном пространстве малогабаритного коридора. Галочкина макушка была где-то в районе Максимовой подмышки. Они по всем статьям были «не пара», но Галине совершенно не хотелось об этом думать.

– Ну-с, кормить-то будете, а то наобещали с три короба и в прихожей держите, – визгливо залилась Тата. – Мы сейчас слюнями захлебнемся!

– Да я не голоден, – улыбнулся Максим.

– Как же, – пролепетала Галочка. – Проходите, попробуйте…

Как она себя ненавидела в эти мгновения! Безумно хотелось быть гордой и неприступной, независимой от инстинктов и рефлексов. Но кто имеет то, что желает? Фортуна все выдает частями и совсем не тогда, когда нужно.

Максим притягивал Галю, как магнит кнопку. И его вежливость вдруг хотелось воспринимать как закономерный мужской интерес. Не такая уж она жаба, чтобы мужики шарахались в разные стороны! Да, не красавица, но и не урод! Обычная женщина, полноватая, курносая, скованная… Но разве это дефекты? Это только мама считает, что дочь не удалась. А в чем, собственно, ее минусы? Права Наташка: все проблемы не в лишнем жире на талии, а в голове. Сама себя не полюбишь – никто тебя не полюбит! Ни мама, ни этот сногсшибательный красавец.

И что, что нос курносый? Так ведь не рубильником же! А полнота… Так на любителя!

И Галя вдруг гордо вздернула подбородок, отважно перешагнув свои комплексы и резко полюбив свою внешность и все остальное. Во всяком случае, больше пресмыкаться перед мамой и перед гостями она не собиралась, решив держаться, сколько хватит сил. Интуиция ей подсказывала, что надолго запала не хватит, поэтому Галочка заторопилась закрепить мысль и приучить к ней организм, отчаянно трясшийся и взволнованно красневший ушами и щеками.

– Ах, какие запахи, какая сервировка! Как в лучших домах Европы! – вихлялась Тата, жеманно подхихикивая и хлопая ресницами.

– И часто тебя звали в лучшие дома Европы? – не удержалась от колкости Светлана Николаевна, впрочем, тут же исправившись: – Не знаю, как там у них, в Европах, а у нас ты всегда дорогой гость!

Галя, верная своему решению, не дожидаясь окончания торжественной части, села за стол и молча начала накладывать себе в тарелку салат.

– Позвольте за вами поухаживать? – Максим приземлился рядом и внимательно заглянул в лицо моментально побагровевшей от смущения Галочке.

– Не требуется, – грубовато буркнула она, тщетно пытаясь выпутаться из сетей его обольстительного голоса и вихря романтических бредней, уплотнявших воздух вокруг и путавших мысли.

Максим послушно отодвинулся, а Галю почти качнуло вслед за ним. Мама с Татой сидели напротив и наблюдали за молодыми, как энтомологи за спаривающимися бабочками.

За столом повисла нехорошая тишина. Галя почувствовала, как что-то зажгло переносицу, в носу стало мокро, а глаза заслезились. Это было невыносимо: не хватало еще закапать слезами и соплями салат на тарелке. Тогда жених точно будет ее навеки…

– Максим, какие у вас планы на жизнь? – взяла быка за рога Светлана Николаевна.

Кавалер ел аккуратно, но быстро, поэтому продуктов могло хватить лишь на очень ограниченный период времени, после которого либо начинались танцы, либо сытые гости отбывали восвояси. Учитывая состав компании, танцы исключались. Надо было торопиться.

– Светулечек, я же тебе сказала: Максик поступил на подготовительные курсы, – просюсюкала Тата. – Он будет весь год заниматься, а летом вступительные экзамены.

Представив занятия на подготовительных курсах, куда наверняка будут ходить юные, похожие на легких большеглазых стрекоз абитуриентки, Галочка едва не застонала: она чувствовала себя так, словно кто-то копался в ее сумочке, а она не имела возможности постоять за свою собственность, оставаясь сторонним наблюдателем. Разозлившись на себя, на Максима и на двух престарелых дур, устроивших ей это позорище, Галя вдруг подумала, что если парень согласился на унизительную процедуру знакомства с явно не подходящей ему ни по каким статьям женщиной, то это его проблемы, а не ее. И почему бы, собственно, не воспользоваться ситуацией? Единственным мужчиной, проявившим к ней за последний год интерес, был какой-то сомнительный подвыпивший тип, увязавшийся за Галочкой от троллейбусной остановки. Она убежала, а потом еще долго переживала, не от своей ли судьбы она так резво улепетывала, не ее ли последний шанс, тяжело пыхтя, несся сзади и сипло выкрикивал: «Дамочка, постойте, я что спросить хотел».