— Ага. Наша крошка пришла в себя, — резко прервав пение, произнесла женщина. Она немного отодвинулась от Кристины, чтобы взглянуть на нее.

— Ой, а что это с нашей Маленькой Птичкой, почему у нее такое испуганное личико?. И слезы, готовые смыть меня в холодный ручей, вот- вот хлынут из ее прекрасных бирюзовых очей… Детка. что это с тобой?

Продолжая всхлипывать и кутая голое тельце в плащ, девочка еле слышно пролепетала

— Пожалуйста, во имя всего Святого, не варите меня в кипящем масле!! Можете просто подсушить на солнышке, как летучих мышей или ящериц…. а лучше. Отпустите меня пожалуйста домой, я никому не скажу, что видела Вас…

Громкий раскатистый хохот прокатился по опушке леса. Регина откинулась назад, сотрясаемая не проходящими приступами смеха. Девочка изумленно и все еще испуганно смотрела на знахарку, продолжая сидеть у нее на коленях.

— Ах ты глупышка!! Неужели ты подумала, что я, Великая Ведьма, сварю тебя в одном котле с вонючими дворовыми кошками и майскими жуками, да лучше я заброшу туда твою мерзкую сестрицу Марту. Там ей и место! Или дам тебе засохнуть на моей крыше, чтобы растереть в порошок для превращения в летучую мышь??? Нет, мое сокровище — ты достойна лучшей участи, ты достойна….Подарка!! Самого лучшего подарка от меня, от женщины, принявшей тебя на белый свет. Ба… конечно ты это не знала, но верь мне — это истинная правда. Вот эти самые руки первыми принесли тебя в этот неблагодарный мир. Смотри- вот мой тебе подарок!

Регина бережно сняла девочку с колен и поставила на землю. Кристина увидела свою почти высохшую на жарком майском солнышке одежду, а рядом с ней лежащую на боку плетеную корзину, из которой, о ужас!! торчали маленькие ручки и свисали клоки волос. Малышка испугано опустилась на траву и закрыла ладошками глаза. Не обращая на нее ровно никакого внимания, Регина подняла корзину и, поправив содержимое — протянула ее девочке.

— Выбирай, красавица! Это и будет тебе подарок от ведьмы. Каждую из них я сделала своими руками. Ничего не бойся, выбирай самую красивую, ту, что приглянется более всего.

Кристина, раздвинув пальчики с изумлением увидела, что корзина была полна не отрезанными детскими руками и головками, а искусно сшитыми из разноцветного тряпья куклами. К мягким набитым соломой тельцам крепились изящно вырезанные из дерева или из обожженной глины ручки с колечками на тонких пальчиках и ножки в парчовых и кожаных башмачках. На глиняных головках, с приклеенной выбеленной на солнце и закрученной в локоны паклей, красовались замысловатые шляпки, украшенные сухими цветами и птичьими перьями. Девочка дрожащими руками брала одну куклу за другой, и не могла наглядеться на их красоту.

— Ну, и какая тебе по душе, Кристина? Сделай свой выбор. — услышала девочка высоко над собой голос Регины.

— Не знаю, госпожа…

— Выбери сердцем, а не глазами.

Да как же можно было выбрать среди такого изобилия неземной красоты. Глаза бедного ребенка перебегали от одной куклы к другой. Никогда у нее не было ничего похожего. Папина кукла давно истрепалась, а березовые самоделки…. куда им до этого волшебства… Руки тянулись к каждой из красавиц, каждую хотелось взять с собой, прижать к сердцу и никогда уже не расставаться. Кристина в нерешительности брала одну игрушку за другой. Следующая казалась ей лучше прежней. У одной были невероятно красивые глаза из настоящего медового, переливающегося на солнце кристалла топаза, у другой наоборот, туфельки словно из жемчужной паутинки, скроены из тончайшей серебряной парчи, третья отличалась изящными тонко выструганными пальчиками с кольцом, сверкнувшим красивым зеленым камушком, еще одна так мило улыбалась и, кажется, подмигивала девочке, а последняя, что лежала на самом дне… а вот последняя была не такой красивой, как ее товарки, и изящных парчовых башмачков у нее не было в помине, лишь скромные ботиночки из латаной кожи, да и глаза у нее разного цвета, словно мастерице на последок не хватило одинаковых кристаллов, один глаз сверкнул на солнце прозрачным сапфиром и другой потянул в ночь непроницаемым темным ониксом, но зато на тонкой шее последней куклы, обернутый несколько раз красовался странный кулон из потемневшего металла.

Две змейки, обвивающие друг друга, казалось, слились в последнем смертельном поцелуе- укусе. Какой странный кулон, подумала маленькая девочка и дотронулась до него маленькими пальчиками, чтобы получше рассмотреть. Она вытащила куклу из корзинки и поднесла поближе к глазам. Регина молча наблюдала, возвышаясь над ребенком.

— Какие красивые змейки!! Смотрите, кажется, они светлеют у меня на руке! А почему, госпожа?

Регина продолжала смотреть в восторженные глаза ребенка и молчала. Не дождавшись ответа, девочка опять начала разглядывать куклу

— И глазки у тебя разные, и туфелек парчовых нет. Тебя, наверное, все дразнят, Да? Подружки твои такие красивые… а ты по ночам плачешь, я знаю… ты, как и я — одна…

Девочка робко подняла на Регину глаза

— Госпожа — можно я возьму вот эту бедняжку? — и, боясь, что женщина передумает, малышка испуганно прижала к груди выбранную куклу.

Изогнув левую бровь, и слегка улыбнувшись, Регина присела на траву, чтобы ее лицо сравнялось с лицом ребенка. Она с трудом вытащила куклу из ее рук и посмотрев на свое произведение как будто впервые, весело рассмеялась.

— Бери, Маленькая Птичка. Ты сделала правильный выбор. Если бы ты выбрала сначала не эту куклу, я бы тебя отговорила, но ты сама ее увидела, значит она действительно Твоя. Только скажи, почему именно ее ты хочешь забрать?

— А Вы не будет смеяться?

— Ну что ты такое говоришь? Конечно, не буду, говори как на духу.

— Она мне прошептала свое имя, а другие молчали — тихо произнесла девочка, стыдливо потупив глаза. — Хотите — скажу — как ее зовут??

— Нет. Что ты!! Никому чужому никогда не говори Имя своей куклы, иначе, она перестанет быть твоей, станет обычной тряпицей. Запомни мои слова, Птичка! Запомнила? Повтори.

— Никому не говорить имя, а почему? Почему нельзя называть имя, что такого страшного произойдет?

Регина погладила девочку по светлым кудряшкам, уже полностью подсохшим и развивающимся на солнце подобно шлейфу от летящих зонтиков одуванчика.

— Ничего страшного, если только ты потеряешь главное. Эта кукла будет тебе настоящей подругой, которой до сих пор не было, защитницей, собеседницей, но только при условии, что никто из людей и никогда не будет знать ее имени и слышать, как ты с ней разговариваешь. Скажи мне. Маленькая Птичка, ты часто слышишь странные голоса?

— Голоса?

— Я имею в виду, ты видишь или слышишь что-то, что не видят и не слышат твои сестры или взрослые вокруг?

— Да, но только они мне не верят! Я сколько раз говорила им, что в чулане живет Старик, а в доме под притолокой — красавчик Модник. Но в последний раз поделом досталось от них гадкому Густаву, он то больше всего мне не верил и издевался!

— Таак… — протянула Регина. — И что же натворили твои приятели?

— Они наставили Густаву шишек! Столько сколько их на этой сосне! Он надолго меня запомнит и не будет больше издеваться!

— Как бы не так глупая девочка. Теперь ты его еще больше разозлила и взбучки тебе не миновать… Ладно, пришло время охладить его пыл… Пришло мое время вмешаться. Не бойся, больше ничего худого, этот злобный гоблин тебе не сделает, обещаю.

А теперь, ты мне пообещай, Маленькая Птичка, крепко накрепко пообещай. Повторяй за мной — слово в слово и ничего не бойся.

Регина цепко взглянула в глаза девочки, взяла ее мягкие маленькие ручки в свои, и, полностью притянув внимание ребенка, начала говорить тихим грудным голосом.

— Повторяй за мной. Я, Кристина Кляйнфогель, дочь Вильгельма и Иоланты, этим майским днем, перед лицом Черной Регины, перед водами горного ручья, перед шумящими надо мной соснами и елями, перед травой и цветами, птицами и тварями лесными клянусь, что более никто из рода людского не узнает моей тайны, а именно той, что слышу я голоса, вижу неведомых существ и вступаю с ними в беседы. Стоит мне нарушить клятву, грозит суровая кара, гореть мне в огне…..

Да. Моя девочка — повторяй до конца, гореть мне в огне. Потому что я особенная. Рожденная от ведьмы и принятая на этот свет руками ведьмы. Услышьте слова моей клятвы, Лес и Ручей, птицы и звери, трава и цветы. Бог и Богиня, примите меня под защиту, помогите избежать зла людского. Да будет так!


Не отводя взгляда от расширенных черных как сама ночь глаз Регины, девочка слово за слово повторяла странную и непонятную ей клятву, и лишь произнеся последнюю просьбу, испуганно сглотнула пересохшим от волнения ртом.

Она быстро оглянулась по сторонам, боясь, что кто-то посторонний мог услышать ее, но нет, они были одни, и лишь легкий порыв теплого весеннего ветерка прошелестел по изумрудной траве, качнул еловые ветки, пробежался мягкой рябью по поверхности ручья и унес вдаль слова только что произнесенной клятвы. Через несколько мгновений лес вокруг тихо вздохнул в ответ, приняв обещанное, и пообещав испрошенное, и опять наступила звенящая тишина.

Регина не торопясь, переодела девочку в высохшее платье.

— Вот и все, малышка, забирай мой подарок и помни о сказанном.

Будет скучно или грустно на душе — просто согрей кулон в руках и поговори со своей новой подружкой. А мне пора в путь, в Марцелль, на ярмарку, продавать своих красавиц таким же как ты умненьким девочкам. Прощай.

Регина наклонилась и нежно поцеловала девочку в лоб.


Кристина впервые шла в Марцелль одна. Пешком через лес. Время подошло, девочка выросла и Вильгельм скрепя сердце уступил просьбе, отпустить ее в соседний город одну.

— Отец, мне уже пятнадцать, ну что со мной может произойти, Вы сами подумайте? Сколько раз мы вместе с Вами были в Марцелле, приезжали на Пасху и Вознесение, на рождественские ярмарки, я знаю там каждый дом, каждую ремесленную лавку, ничего со мной не случится. И в лесу обещаю быть осторожной, я не ступлю в сторону от обоза, обещаю, отец.

Вильгельм грустно смотрел на Кристину, как быстро прошло время, пятнадцать лет пролетели незаметно, его малышка превратилась в необычайно привлекательную девушку, с белокурыми волосами и глазами, сверкающими, словно лесные озера. Как она похожа сейчас на его любимую Иоланту, на ту, которую давным- давно повстречал в Бамберге и потерял сердце навсегда. Все, что от нее осталось — малышка Кристина, родившаяся ценой жизни его любимой жены. Но время действительно пришло, маленькой птичке пора вылетать из родного гнезда, да спасет ее Бог от нечаянных опасностей и бед.

Скрепя сердце, дав последние наставления и написав несколько строк знакомому в Марцелле трактирщику, Вильгельм вручил дочери деньги на покупку канифоли и закончившихся эмалей. Потом перекрестил Кристину на прощанье и сказал.

— Слушай меня внимательно — если все успеешь купить засветло, то постарайся найти кого-нибудь из Фогельбаха, знаю, что наш кузнец вместе с сыном отправился в город пару дней назад, лавочница Гертруда должна так же вести галантерейные товары из Фрайбурга, она может заночевать в Марцелле, найди их, не возвращайся одна. Если никого не встретишь, прошу — останься у Дитриха, того трактирщика, где мы с тобой всегда обедали, он помнит тебя, скажи, что Вильгельм попросил дать ночлег и передай мое письмо… Только не смей возвращаться одна на ночь глядя. Завтра из Фрайбурга через Марцелль к нам пройдет обоз со скобяными товарами. Вернешься с ним. Ты все поняла, дочка?

— Да. Отец, не беспокойтесь Вы так. Все будет хорошо. Обещаю. — Кристина ласково посмотрела на осунувшегося Вильгельма. Отец сильно устал последнее время, выполняя заказ герцогини фон Бэрен. Осталось совсем немного, он скоро завершит прекрасный резной триптих для стоящейся в ее имении часовни. А пока необходимо пополнить запас закончившейся дорогой эмали для его отделки. (Кристина зажмурилась и замечталась) И тогда на обещанное вознаграждение отец купит мольберт и краски, ей не терпится начать рисовать, не угольком на обрывках бумаги или досках, а по настоящему, как именитые художники, в лавки которых она с благоговением заглядывает в Марцелле, и сегодня, обязательно, хоть на несколько минут, но забежит. Вдохнет волшебный запах сухих красок, лаков и свежих загрунтованных холстов и на миг почувствует себя волшебницей. Только где это видано, чтобы девушке доверили кисть и позволили рисовать, это удел мужчин. Кристине оставалось лишь надеяться, что сегодня в лавке будет работать Яков Циммерман, молодой портретист, учившийся живописи в самом Фрайбурге. Он порой разрешал девочке присутствовать при работе и даже просил помыть мастихины, а порой, если повезет, растереть краски и смешать нужный оттенок. Это было первым большим секретом Кристины, ее отец ни в коем случае не должен был знать, где пропадаем дочь, когда он засиживается в трактире у Дитриха за галлоном доброго пшеничного пива.