— Ты можешь говорить с ним своими словами, не зачем заучивать молитвы, тем более, если не умеешь читать… Ведь так? Он услышит тебя и поймет.

Кристина удивленно и недоверчиво взглянула на настоятеля.

— Отец твердил совсем другое, он заставлял меня учить псалмы на слух. Я злилась и ничего не запоминала. Я боялась, когда он брал меня с собой в храм и внимательно следил, как я выговариваю слова. Увы, наказание не было редкостью…

— Твой отец — праведный христианин, но даже он имел право ошибаться. Вера твоя должна была идти от сердца, а не звучать с языка.

Кристина растерянно молчала, она впервые слушала столь мудреные речи. Она была готова слушать их вечность. Впервые в жизни в ее душе появилось смущение, зародилось семя нового знания, и она благоговейно желала, чтобы оно проросло.

— Так что привело тебя ко мне, дитя мое, — внимательно заглянув в ее глаза произнес священник, — Знакома ли ты с таинством исповеди и отпущения грехов. Доверь мне свои страхи, расскажи о невзгодах, твоя тайна навсегда станется в моей душе.

Кристина неожиданно кивнула. Прочтя молитву, настоятель осенил склонившуюся перед ним голову девушку крестом, взял ее за обе руки и приготовился внимательно слушать.

Глотая слезы Маленькая Птичка начала свой нелегкий рассказ, сбивчивый, порой путанный и невозможный. Она рассказала все с самого начала, не умолчав о Маленьком народе, продолжила дружбой с Михаэлем и опекой матушки Регины.

Лицо священника было спокойно, он внимательно слушал. Грустные события, произошедшие незадолго с Кристиной вызвали на нем болезненную судорогу, но святой отец быстро взял себя в руки и продолжил внимать.

Кристина не утаила от него страшную оргию, увиденную в подвале замка. Она наблюдала каким напряженным стало лицо священника, как губы его сжимались в муке, а в глазах светилось искреннее сострадание.

Отец Иоахим сделал жест рукой и задал короткий вопрос

— Узнала ли ты кого то из негодяев, устроивших черную мессу? Видели ли она тебя?

— Нет, ни то ни другое. Они были в масках. Меня они не видели.

— Этим ты спасла свою жизнь… Продолжай.

Кристина поведала о странном безумии, овладевшем ею позже, после увиденного насилия, приведшее к роковой ошибке. О странной тяге к Люстигу, появившейся у нее после потери невинности.

Но стоило ей произнести имя Якова, как случилось неожиданное. Священник смертельно побледнел и вскочил с места. Некоторое время он стоял, отвернувшись к потемневшему окну и молчал. Потом, вернувшись к Кристине, положил ей обе руки на голову и тихо произнес.

— Я отпускаю тебе все грехи, дитя мое. Ты не ведала, что творила, находясь под властью искуса дьявольского. Аминь.

Кристина заплакала. Ее слезы очищали измученную болью душу, освобождали ее от скопившейся безысходности.

— Плачь, если хочешь. Плачь, если будет тебе легче от этого. Потому что потребуются все силы, чтобы услышать, что я обязан сказать тебе — печально произнес Иоахим.

Девушка затаила дыхание, слезы змейками продолжали катиться по ее щекам. Она не могла отвести глаз от белого как полотно лица священника.

— Который раз убеждаюсь, что все предопределено. Знаешь ли ты женщину, что была в храме вместе с тобой? Слышала ли ты ее молитвы и видела ли нескончаемые слезы?

Кристина отрицательно качнула головой, отвечая на первый вопрос и следом кивнула.

— Ее зовут Мария — Каролина Циммерман, она вдова недавно преставившегося герра Доминика и мать несчастного Якова.

Девушка онемела, она забыла как дышать. Святой отец скорбно продолжил

— Его схватили по оговору в богоотступничестве, поругании святого образа Божьей Матери, богохульстве и эретизме. Яков заключен под стражу и доставлен в епископальное собрание во Фрейбурге, где ждет следствия и приговора Святой инквизиции. Его отец, услышав решение бургомистра, отправившего сына на высший суд церкви, через день предстал перед престолом Божьим от разрыва сердечного клапана. Имущество несчастных арестовано, но не передано пожелавшему остаться неизвестным свидетелю обвинения, а разделено по особому указанию среди глав городского совета. Несчастная мать, как праведная христианка не способная наложить на себя руки от горя, каждый день молит о несбыточном. Об освобождении сына. Не зная о том, что глупец сам собирает поленья для костра…

— Что он натворил? Скажите мне ради Бога? В чем именно его обвиняют? — голос Кристины задрожал от напряжения как струна. Более всего она боялась лишиться чувств. Стиснув кулаки до крови, она умоляюще смотрела на Иоахима.

— Глупец уничтожил свое последнее творение, что готовил по заказу светлейшего для фрайбургского монастыря. Его картина, изображающая склоненную над младенцем Иисусом была им собственноручно замазана угольной сажей. Один лихой человек стал свидетелем надругательства и донес на него.

Оставшаяся без сил, уничтоженная Кристина опустилась на стул и поникла головой.

Она долго молчала, собираясь с мыслями.

— Глупый Яков, что же ты натворил… Как ты мог уничтожить мой образ? Что же нам теперь делать? Как спасти тебя?

Священник догадался.

— Он писал божий лик с тебя, дитя мое?? А узнав, что вы не сможете быть вместе, он…. Безумец!

— Да, так оно и было… Я пришла сказать, что выхожу замуж за другого. Лишь спустя время открылась страшная правда, что я не могу жить без Якова, но она не могла уже ничего изменить. Зачем нужна Якову нечестная спутница? Я не нашла сил вернуться и признаться, хотя мечтала об этом еженощно… Если бы я узнала раньше…

— Это ничего не изменило бы. Маховик правосудия уже закрутился. Из лап инквизиции вырваться удается единицам. А твой друг отказывается говорить в свою защиту. Он скрывает правду, выгораживая тебя, потому что искренне любит… О Боже милостивый, помоги, просветли разум, подскажи, как помочь несчастному заблудшему глупцу!! — священник вознес руки к небу в молитве.

Ответ пришел быстрее, чем он рассчитывал.

Кристина вскочила со стула и опустившись перед ним на колени, схватилась за полу черной сутаны.

— Святой отец, умоляю, помогите мне добраться до Фрайбурга. Мне необходимо ехать, не теряя ни минуты, прямо сейчас. Прошу, помогите мне. Я буду свидетельствовать на суде, я сама открою правду. Судьи поверят и отпустят моего Якова.

По щекам девушки текли слезы, она не сводила с растерянного священника молящего взгляда. Тот сокрушенно опустил голову.

— Дитя мое, души судейские черствы и скаредны, они ищут выгоду и врагов на каждом шагу. Боюсь, что поехав во Фрайбург, ты сама попадешь в беду, а этого я допустить не в праве. Ведь зло имеет сотню обличий и самое коварное — спрятанное под ликом добродетели. Тебе никому нельзя будет доверять, надеяться только на себя…

— Отец Иоахим, если вы сейчас не согласитесь мне помочь, я пешком отправлюсь в город. Мне безразлично, что случится со мной по пути, без Якова мне все равно не жить.

Кристина решительно поднялась и не говоря более не слова направилась к двери. Священник остановил ее жестом.

— Постой. Я помогу тебе. Видно сам Господь направил тебя ко мне, и я исполню свой долг. Эту ночь ты проведешь у моей сестры, сейчас отправлю ей весточку. Утром снаряжу повозку во Фрайбург. Только как быть с твоим спутником? Он вернется с минуты на минуту и начнет искать тебя??

— Вы передадите ему письмо от меня. Михаэль поймет и отступится. Только могу ли я просить Вас об одолжении?

Святой отец кивнул

— Да, дитя мое. Что я могу еще для тебя сделать?

Кристина густо покраснела

— Как Вы уже поняли, я не обучена грамоте. Напишите несколько слов за меня.

Иоахим улыбнулся и, не теряя времени сел за свой рабочий стол. Расчистив место от стружек, достал кусок пергамента, небольшую чернильницу и приготовился.

Кристина тяжело вздохнула, подбирая правильные слова.

Слезы покатились по ее щекам.

— Милый мой Михаэль, прости меня, если найдешь силы. Я знаю, как много страданий принесла тебе, но еще больше мук сейчас терпит человек, чье сердце я разбила намеренно. Пока не поздно — я сделаю все возможное, чтобы спасти его. Не ищи меня. Я вернусь, если будет на то Божья воля. Прощай, мой друг. Если веруешь, помолись за меня. Твоя Маленькая Птичка.

Окунув в чернильницу указательный пальчик, Кристина коснулась им листа, оставляя легкий отпечаток.

— А теперь, святой отец, покажите мне путь к дому Вашей сестры.

— Да, дитя мое. Я провожу тебя.

Оставив пергамент сохнуть, он поднялся из-за стола.

Когда они покидали ремесленную лавочку, на улицу уже упали сумерки, погрузив город в тайну. Крупные хлопья, кружась, опускались на землю. Ветер почти стих. Под ногами тихо поскрипывал свежевыпавший пушистый снег. Стоило им свернуть в ближайший переулок, как у ворот церкви остановилась повозка. Михаэль, спрыгнув вниз, быстрым шагом направился к входу в храм.


Епископ Конрад Макленбургский, по прозвищу Справедливый, высокий худощавый мужчина перешагнувший сороковой рубеж, после утренней литургии удалился в свои покои при монастыре Святого Франциска во Фрайбурге. Следовавший за ним попятам внимательный служка помог снять митру и тяжелую расшитую казулу, оставив светлейшего в фиолетовой, соответствующей высокому сану сутане. Конрад, взявши в руки приготовленный список заключенных, при слушании дел которых он обязан пополудни присутствовать в муниципальном совете, устало махнул рукой, отсылая клирика проч. Ему хотелось оставшееся свободное время провести в одиночестве, размышляя над судьбами людей, имена которых друг под другом были прописаны на пергаменте. Не было большего удовольствия для святого отца, как размышлять в тиши над проступками заблудших агнцев. В самом конце списка с намеренным отступлением читались три имени выделенные двойным нажатием пера. В дознании преступления оных участвовала святая Инквизиция.

Епископ брезгливо поморщился, на его высоких скулах пролегли глубокие продольные складки. Он предчувствовал занудливый и надоевший процесс переливания пустого в порожнее, периодически отягощяемое пытками и оканчивающееся привычным умерщвлением несчастных камнями или сожжением на городской площади. Смрад горящего человеческого тела, предвосхитив итог, проник в сознание епископа, заставив его болезненно скривиться.

Он устал искать происки дьявола там, где их не могло быть. И не должно. Человеческая подлость, скаредность, жадность, зависть, алчность и корыстолюбие — были причинами обвинения несчастных, невинных жертв. Вот где притаился великий льстец и искуситель. Надобно судить и карать самих истцов… Но, нет, мир безумен и примитивен. А еще он предсказуем и скучен.

"Свободный город Фрайбург против Стефана Кугелькопфа, обвиняемого в сношении с суккубом участии с ведьмами в шабаше и разврате", написанное ревнивой супругой бедного плотника, мечтающей отомстить изменившему ей мужу любым способом. Хитрая бестия таким способом пытается скрыть собственный грех прелюбодеяния.

"Свободный горд Фрайбург против Иоганна Штамма, сапожника, обвиняемого в изготовлении золота колдовским путем", донос, подписанный внимательным завистником — соседом несчастного, в надежде на толику добра, положенного ему после осуждения доморощенного колдуна.

Епископ поднял глаза к фрескам на потолке в усмешке. Ничего нового гнусная каста доносчиков не придумала… Где полет фантазии, где изобретательность, где доказательства присутствия вечного зла?

"Свободный город Фрайбург против Якова Циммермана, живописца, обвиненного в поругании святого образа Божьей матери"…

— Вот это уже интересно, — епископ удивленно вздернул левую бровь, достав из кармана сутаны круглое стеклышко, вставил его в глаз и внимательно погрузился в чтении предварительного обвинения городского совета.

"…обвиненного в богоотступничестве и еретических высказываниях в момент задержания, происходящего в присутствии многочисленных свидетелей". Донос не подписан. Отцы города в виде исключения приняли его от неизвестного лица, надеясь разделить доход от продажи мастерской между собой.

Странно — прошептал Конрад, размышляя…Никакого дьявольского умысла у богомаза нет, но зачем клеветать против себя? Скорее всего, несчастный художник повредился умом и желает смерти по единственной причине. Он несчастен в любви… Надо искать даму, разбившему ему сердце… Все ясно наперед. Скучно….

Он вновь разочарован.

— Скучно мне — произнес он вслух, вынимая увеличительное стекло из голубого, словно расплавленный сапфир глаза. Подойдя к окнам опочивальни, облокотился обеими руками на каменный подоконник и выглянул в монастырский двор. Там кипела будничная жизнь

Приставленные к кухни служки усердно ощипывали еще живых и треплющих крыльями кур (вот недоумки, вздохнул Конрад), двое крепких монахов повели за ворота на убой двух испуганно блеющих баранов. Несколько темных силуэтов метнулись наискосок от канцелярии, исполняя поручения.