Епископ вновь поднял руку, остановив шум.

— Продолжай, дитя мое!

Кристина, густо покраснев, снова заговорила

— Заказ от фрайбургской епархии был почти готов, когда я сказала Якову, что не смогу стать его женой… Я разбила его сердце, даже не думая о последствиях…

Прислужник инквизитора грубо прервал девушку

— Какое отношение имеет разбитое сердце художника к поруганном образу? — гневно прозвучал его голос.

Епископ нахмурил брови. Действительно! Вопрос закономерен. Происходящее может выйти из под контроля. Он обязан взять ситуацию в свои руки.

Кристина удивленно взглянула на судей и пояснила само собой разумеющееся

— Яков писал образ Богоматери с меня, с женщины, которую он любит.

В зале поднялся невообразимый шум. Взгляд епископа упал на молодого дворянина, стоящего в дверях и не сводящего взволнованных глаз с говорившей. Стоило ему услышать ее смелое признание, как расталкивая возбужденную толпу, перешагивая через скамьи, раздавая тумаки, он пробрался к женщине и властно схватил ее за руку, резко повернув к себе. Она дернулась, стараясь вырваться, но сильные руки мужчины, обнявшие ее, смирили волнение. Незнакомка покорно затихла и поникла головой.

Художник, искоса наблюдавший за сценой, разыгравшейся за его спиной, обреченно сгорбился и отвернулся. Его лицо передернулось от мучительной судороги

Удивлению Конрада, узнавшему Михаэля фон Берен не было предела. В его голове мгновенно сложились обрывки единой картины. Неисповедимы пути судьбы… Так значит вот какая ты Кристина Маленькая Птичка, фаворитка молодого баронета, наследника замка Шварцштайнфалль и прилегающих к нему земель, глупая девочка прилетевшая на пламя разгорающегося костра за ускользающей любовью, и угодившая в клетку, которая сегодня захлопнется. Кристина из Фогельбаха… воспитанница Черной Регины, его…

— Как он посмел!!? — послышался истошный истеричный крик — Божий образ сравнить с человеческим!! Еретик!!! Сжечь его!

— Как грустно. Бедный влюбленный художник!! Он пострадает из-за неразделенной любви! Он достоин помилования… — настаивали женские голоса…

Епископ встал. Его поднятые руки вмиг успокоили толпу.

— Дети мои, Господь велел нам не судить ближних своих за грехи, которые возможно совершить каждому. Да не судимы будете — проповедовал Иисус. Так не будем осуждать несчастного, подавшегося человеческой слабости. Поступок его непростителен, но сейчас мы видим, что причиной тому не были происки дьявола. Виной стала слабоволие и крайняя степень подавленности.

В зале началось волнение. Половина собравшихся, разочарованная в снисходительном отношении епископа взволновано обсуждала происходящее. Женская часть восхищенными взглядами и репликами одарила занявшего свое место за судейским столом святого отца. Перешептываясь друг с другом, бросая завистливые взгляды на Кристину, они жужжали, словно возбужденные по весне пчелы.

Яков, повернувшись к своей любимой, понуро стоящей рядом с другим, подарил ей благодарный полный любви взгляд, вызвавший среди женской половины новые восторженные вздохи.

Епископ наслаждался адскими муками, которые испытывал сидящий рядом с ним испанский посланник, просчитывая наперед необходимые шаги, позволившие бы подстрелить двух зайцев разом.

— Не верьте потаскухе!! Она с ним заодно! Посмотрите на ее живот! Она забрюхатела от идолопоклонника! — визгливый женский голос, разнеся под сводами зала, отозвавшись многократным эхом.

Неожиданно воцарилось мертвое молчание. Было слышно как стрелки часов, висящих над кафедрой судейского совета, неумолимо отсчитывали уходящее время. Все испугано ждали высочайшего решения. Оно не преминуло последовать.

Помощник инквизитора значительно откашлявшись поднялся из-за спины святого отца и подобострастно вытянувшись в струнку визгливо произнес.

— Суд святой инквизиции требует дознания о причастности свидетеля защиты к преступлению осужденного Якова Циммерманна.

Епископ, потерев вспотевший от волнения лоб, скрыл довольную улыбку. Превосходно. Пока пешки следуют в правильном направлении.

— Епархия просит судейскую коллегию выделить дознавателей, направляемых для снятия свидетельских показаний в город Фогельбах, родину свидетельницы Кристины Кляйнфогель, проходящей по делу Якова Циммермана. Им предписано собрать сведения об означенной особе в доказательство ее незаинтересованности введения процесса дознания в тупик.

— А пока суд инквизиции не уверен в невинности свидетеля, то предписывается взять Кристину Кляйнфогель под стражу до выяснения обстоятельств… — громко провозгласил переводчик с испанского.

Яков, звеня цепями, вскочил со скамьи и срывая голос закричал

— Не смейте, она не виновна. Она…

Подскочивший охранник грубо толкнул несчастного тупым концом копья и заставил сесть.

Михаэль Люстиг, крепко обнял Кристину, сдерживая ее, готовую броситься на помощь Якову, он прикрыл ее своим телом, всем видом показывая, что убьет каждого, кто посмеет прикоснуться к ним.

Волнение в зале возрастало. Большинство требовало заключить женщину под стражу до выяснения обстоятельств. Сердобольные особы роняли слезы и громко вздыхали, умиленно наблюдая за страданиями влюбленных.

Конрад вновь поднялся с кресла и властным голосом произнес

— Суд полагает, что присутствующий в зале барон Михаэль фон Берен возьмет на себя ответственность за присутствие свидетельницы на будущих дознаниях и обязуется за необходимый залог присмотреть за ней. Мы не находим необходимости в ее немедленном задержании.

Стоящие зеваки рядом с Михаэлем и Кристиной почтительно отошли на несколько шагов в сторону.

Люстиг, поцеловав Кристину в лоб, не теряя ни минуты, отстегнул от пояса увесистый кошелек и подойдя к судьям высыпал из него золотые гульдены, которые, громко звеня, разбежались по столу. Очнувшийся от сна бургомистр привычно потянулся к золоту пухлыми короткими пальцами. Голый череп инквизитора покрыли возбужденные багровые пятна. Не желая смотреть на золото, он быстро закрыл прозрачные веки, его костлявые руки сложились на груди, а тонкие губы зашептали молитву о противостоянию злу. Сапфировые глаза епископа довольно сверкнули. Михаэль был ему всегда по нраву, не в пример покойному Витольду.

Вставший клирик секретарь объявил очередной перерыв между слушаниями. Последним разбиралось дело злосчастного кладоискателя.

Бросив напоследок тоскливый взгляд на Кристину, стоящую под защитой человека, который должен стать отцом ее ребенка, художник под свист и ругательства озлобленной и неудовлетворенной мужской половины под конвоем был выведен из зала.


Захватив скромные пожитки Кристины из паломнического приюта Святого Франциска Михаэль перенес их в дом Торговой Гильдии, где остановился на время пребывания во Фрайбурге. Он очень надеялся, что оно не станет продолжительным. Гильдия находилась в красивом трехэтажном здании с расписными эркерами из обычного для города красного песчаника под высокой черепичной крышей, украшенной по обеим сторонам остроконечными башнями. Нижний этаж с круглыми арками служил складом товаров для приезжающих на ярмарку иноземных купцов. Этажи повыше предназначались для проживания самих негоциантов и их свиты.

Заперев дверь комнаты на ключ, Михаэль резко повернулся к Кристине. Но его гневные слова замерли на языке.

Женщина стояла в окружении резных башенных окон, поникшая, маленькая, жалкая, ее плечи сводили судорожные рыдания. Сдерживаемый с раннего утра страх, невыносимое напряжение вырвались наружу горькими слезами.

Сердце Михаэля внезапно сжалось от сочувствия, он шагнул к ней и крепко обнял. Кристина зарыдала на его груди еще громче.

Михаэль молча гладил ее плечи, успокаивая. Слов угасшего гнева у него не стало. Веры в успех тоже. Он знал одно, что будет бороться за жизнь Кристины и их ребенка до последнего вздоха.

Он мог бы увезти ее силой еще вчера, но после выступления в защиту убогого богомаза это стало невозможным. Нет, он льстит себе, обманывается, он не смог бы по собственной прихоти сломить волю упрямицы. Так что оставалось молиться. Только вот кому? Михаэль никогда не задумывался о существовании Бога, он следовал привычным устоям, посещая службы по просьбе помешанной на спасении души матушки, каялся и причащался по ее указке, раздавал милостыни неимущим и убогим, но это была игра, порой занудная и непонятная. Его показная вера не трогала душу. Господь, наверное, существовал, но в мире, который не соприкасался с миром неприкаянного лесного бродяги.

Михаэль не догадывался, что скорым временем привычная вольготная жизнь его затрещит по швам, что следом за молодым баловнем судьбы задержавшись всего на пару дней уже летит страшная весть.

Появившийся во Фрайбурге Михаэль не знал, что в их родной город недавно пришла Черная смерть.


Утром следующего дня над городом разразилось ненастье. Пронизывающий ветер, пришедший с Рейна, принес колючую снежную крошку. Ее острые безжалостно частицы ранили лица, забивали рот и нос, собирались под складками одежды. Непогода разогнала любопытных зевак, толпящихся в ожидании продолжения слушаний. Михаэль с Кристиной без труда заняли ближайшую к центру зала скамью и замерли в ожидании. Люстиг крепко держал девушку за руку, ее ледяная кисть мелко дрожала от волнения, на бледных щеках боговыми пятнами проступил болезненный румянец. Глаза несчастной лихорадочно блестели, выдавая крайнюю степень напряжения. Вздрагивая от каждого звука, Кристина то и дела смотрела на дверь, через которую стража выводит заключенных.

Постепенно, зал заполнился знакомыми зеваками. Непогода не помешала прийти многочисленным представительницам женской половины города. Передаваемая из уст в уста романтически история несчастной и запретной любви, разнесшаяся по городу со скоростью ветра, привлекла в судебный зал много восторженных и истеричных кумушек.

Стараясь занять места ближе к центру, они словно слетевшиеся на огонек любопытные мотыльки возбужденно перешептывались с нетерпением ожидая начала процесса, без стеснения тыча пальцами в направлении сидящих на первой скамьи вчерашних участников действа.

На этот раз судейский стол заняли двое. Конрад Макленбургский уклонился от участия, не найдя возможным назвать причину. Говорили — он сам отправился в сопровождении двоих дознавателей в Фогельбах. На самом деле, он намеренно распустил этот слух, который подчинялся наперед продуманному коварному плану. Епископ намеревался присутствовать на заседании, сидя в тайной комнате, через окно которой, умело скрытое среди украшающих его стены гобеленов, наблюдал за присутствующими и слышал каждое слово.

Спустя час томительного ожидания словно ужасающий ночной призрак к кафедре проскользнул инквизитор, одетый в черную сутану. Он занял место во главе стола, откинулся на спинку высокого резного кресла, смежив веки. Его узловатые птичьи лапки не прекращали перебирать бессменные четки, тонкие длинные губы слегка дрожали, творя неизвестную молитву… Высокий капюшон плаща скрывал наполовину мерзкий череп, увенчанный круглой черной ермолкой. Испанец предвкушал.

Через минуту показался с трудом передвигающийся на подагрических ногах бургомистр и занял кресло по соседству.

Судья были готовы.

Синьор Баттиста, нагнувшись к шептальнику, некоторое время давал указания. Зал настороженно ждал. Отсутствие среди судей Конрада Справедливого не предвещало ничего хорошего.

Клирик переводчик выпрямился и обращаясь к залу произнес.

— Святая Римская Церковь позволяет начать следующий день дознания и для скорейшего достижения цели рекомендует подвергнуть заключенного Якова Циммермана допросу с пристрастием, который будет происходит в отдельном зале, дабы не внести нежелательные волнения. На допросе кроме судей дозволено присутствовать свидетелям со стороны обвинения и защиты.

Бургомистр, кряхтя, поднялся из-за стола и, проклиная под нос произвол инквизиции, нехотя поплелся в соседнее с залом пыточное помещение. Испанец, окинув змеиным оком притихший от неожиданного распоряжения зал, вспорхнул с кресла, мелькнув черным покровом словно зловещий мотылек и безмолвно заскользил за отцом города.

Догадавшаяся, что происходит Кристина, беспомощно оглядела растерянных и разочарованных зевак, но не смогла встать со скамьи. Ноги отказывались двигаться. Сердце замедлило бег, сознание начало тихо покидать несчастную. Люстиг, пришедший в себя быстрее, обхватил ее за округлившуюся талию и поднял на ноги

— Держись, моя дорогая. Нам надо пройти через это. Следуй за мной.

Кристина, не веря в происходящее, словно упрямый капризный ребенок замотала головой и жалобно застонала.

— Не надо его пытать! Он же признал вину! Он раскаялся… Умоляю о снисхождении, Ваше… — ее голос прервался, но стоило ему стихнуть., как зал взорвался от женских криков