Жаждавшие крови зараженные чумой жители Фогельбаха, были словно скот согнаны в оцепленную стражей деревню до окончания эпидемии, точнее в ожидании неминуемой смерти.

Лишь появившийся среди ночи посланец от баронессы фон Берен, подкупив начальника караула смог вывезти тайком краснодеревщика Вильгельма. Мастер, чудесным образом перенес заболевание в легкой форме, затаившись дома, он смело вскрывая ланцетом появляющиеся бубонные волдыри и перевязывая их смоченными в целебных травах холстом, неистово молился. Безусловная вера спасла его от жестокой участи, которая постигала других. Словно верховое пламя чума распространялась по Фогельбаху, не обойдя ни одного дома. К концу февраля из живых осталось лишь несколько человек, не захотевших оставаться в мертвой деревне и покинувших ее. С приходом лета обезлюдившая деревушка постепенно исчезла с лица земли. Ее поглотил Черный Лес.


После ухода Михаэля, принесшего страшные известия, Кристина размышляла о том, почему Конрад позволил палачам инквизитора надругаться над Яковом, и сдержал свое обещание лишь частично? Преследовал ли он какую то невидимую цель? Сейчас уже не важно… Главное — ее любимый жив и находится в безопасности.

Ей надо думать о завтрашнем заседании суда, где будет присутствовать женщина, принявшая ее на белый свет. Несчастная знахарка, беззаветно помогавшая людям, отплатившим ей черной неблагодарностью. Михаэль, сильно подавленный известием об ее аресте, вынужден отныне бороться еще за одну жизнь.

Странно, но весть об эпидемии в родной деревне в наименьшей мере беспокоила девушку. Престав думать об отце, зная, что за ним хороший уход, она порой возвращалась в мыслях к матушке Хильде, но переживания о ней были недолгими.

Собственная судьба и здоровье Якова волновали Кристину куда больше.

Она знала, что не сможет выдержать пыток, ни одной, потому что совершенно не переносит боли, кровь сразу отливает от мозга, лишая ее сознания. По слухам, именно так Дьявол защищает своих приверженцев, спасая от безжалостных пыток. Часто подобное свойство вело подозреваемых прямиком на костер, являя собой неопровержимый факт одержимости.

Если огня не миновать, то Кристина надеялась, что силы и жизнь оставят ее раньше, чем адская боль от трескающейся раскаленной кожи сведет с ума.


Ведомая стражниками, что охраняли ее келью в течении нескольких прошедших дней, Кристина появилась под римскими сводами знакомого ей зала судебных заседаний. Зрительские скамьи были все заняты, любопытных зевак, мечтающих поглазеть на знаменитую ведьму из Шварцвальда, собралось несколькими десятками больше, чем обычно. Регины в зале пока не было. Скамья, предназначенная для осужденных, пустовала.

Увидев первую ответчицу, утомленная ожиданием толпа взревела, женские визгливые голоса оглушили Кристину

— Вот по чьей вине пытали несчастного!! Это она совратила бедного художника! Если бы не великодушие епископа, черный испанский стервятник выклевал бы ему сердце! Проклятая ведьма — тебе надо переломать пальцы и вывернуть ноги, как поступили с твоим невинным любовником!

У Кристины дрогнули и обмякли колени, еле сдерживая рыдания, она отвернулась от злобной толпы и сев на скамью, поникла головой. Через закрытые руками уши она все равно слышала несущиеся проклятия.

Горячие слезы одна за другой падали на грубо струганную поверхность стола.

Внезапно истошные крики затихли, чтобы взорваться с новой неистовой силой. Кристина испугано оглянулась на беснующихся людей, обезумевшими глазами, следящими за входившей в окружении нескольких стражей знаменитой колдуньей.

Регина шла, гордо подняв голову, не обращая ровно никакого внимания на восторженный и испуганный визг вскочивших на ноги зрителей. Некоторые любопытные забрались на скамейки, вытянув шеи, они пытались разглядеть происходящее за головами и спинами счастливчиков в первых рядах.

Кристина не могла отвести глаз от спокойного непроницаемого лица появившейся женщины, Ее гладко зачесанные в пучок волосы цвета вороного крыла, отливали серебристым блеском в свете факелов, ярко освещающих огромный зал. Большие черные как спелые вишни глаза насмешливо разглядывали толпу. На бледных щеках играл пятнами румянец. Губы женщины были крепко сжаты, надежно скрывая ее чувства. Странная одежда не ней, местами порванная, выглядела чистой и опрятной.

Скорее всего, ей принесли платье с чужого плеча, потому что Кристина не помнила, чтобы Регина появлялась в швабском наряде, который горожанки Марцелля предпочитали одевать на праздничные ярмарки или на церковную службу в канун Пасхи…

Опустившись на скамью рядом с Кристиной, ведунья прошептала

— Приветствую тебя, Маленькая птичка. Как видишь, наши тропки вновь идут рядом.

— Молчать!! — раздался грубый оклик, направившего на нее острие копья стражника.

Губы Регины насмешливо изогнулись, ее брови взлетели от негодования, но, сдержавшись, она послушно затихла, подняв вверх указательный палец. Эти жестом она призывала свою воспитанницу сохранять выдержку.

Постепенно уверенность Регины передалась Маленькой Птичке. Руки девушки прекратили предательски дрожать, восстановилось дыхание. Кристина перестала воспринимать галдящую толпу за спиной, закрыла глаза и предалась мечтам. Они унесли несчастную за тридевять земель…Она видела себя, стоящую у распахнутого узорчатого окна и смотрящую на площадь незнакомого города, узкие улочки которого путались, словно нитки в клубке, сплетаясь в замысловатые узелки. Его небольшие площади пересекали каналы, наполненные изумрудной морской водой. По водной глади одного из них скользила странная изогнутая лодка, черная как смоль, слышалась тягучая грустная песня, которую пел мужчина, стоящий на корме и держащий длинное весло. Запах морской воды, водорослей и протяжные крики чаек, которых дети кормят хлебными крошками, подбрасывая их вверх, нежный бриз развивает волосы… а любимый художник, стоя рядом, пишет ее портрет…

— Прошу всех встать! — раздался резкий, словно выстрел из аркебузы голос незаметно появившегося секретаря. Кристина испуганно вздрогнула.

Зал затих и все до единого замерли в приветствии судей, один за другим прошествовавших к столу, стоящему на возвышенности. Подагрический бургомистр проковылял в начале процессии, с трудом таща впереди себя раздувшиеся от хорошей жизни ненасытное брюхо, за ним, звеня шпорами прошагал неизвестный Кристине статный военный, и наконец под восторженные крики зала у судебного стола появился Конрад Справедливый.

Краем глаза девушка заметила, как сжались кулаки стоящей рядом Регины. Она удивленно взглянула на нее и оторопела. От румянца на лице знахарки не осталось и следа. Щеки заливала смертельная бледность, на скулах сжимались желваки, губы превратились в тонкую линию. В черных глазах клубилась нескрываемая ненависть, смешанная с презрением и страхом.

Не решаясь задать вопрос — Кристина взглянула на рассевшихся напротив судей.

Конрад не сводил с них обеих лаз. Он спокойно оглядел Кристину, и уголок его рта дрогнул и на мгновение приподнялся, в глазах мелькнул намек — Будь внимательна!

Переведя взгляд на Регину, руки которой выдавали крайнюю степень волнения, епископ долго разглядывал ее с совершенно непроницаемым лицом. И лишь глаза, в которых сквозила смертельная грусть, выдали Кристине главное. Они знали друг друга.


Конрад поднялся из-за кафедры и начал привычную процедуру судебного заседания.

Он провозгласил два дня облегченных допросов и обсуждений, день перерыва и в случае не признания обвиняемыми вины начала допроса с пристрастием.

Заняв свое место, подал рукой знак секретарю, чтобы тот приступал к исполнению своих обязанностей

Кристина, услышав порядок проведения суда, испуганно сжалась. В лучшем случае в запасе только три дня. Потом, если епископ не выполнит обещанного, ей грозит неминуемая смерть. Пыток она не выдержит.

Регина, не смотря на внутреннюю борьбу, продолжала сохранять внешнее спокойствие. Сидевшая рядом Кристина чувствовала, как тяжело ей дается не смотреть в глаза сидящему напротив нее священнику, когда тот, то и дело останавливал на ней свой внимательный взгляд.

Клирик, зачитав выдвинутое свободным городом против обоих женщин обвинение, приступил к прочтению отчета дознавателей, отправленных неделей назад в Марцелль и Фогельбах для опроса свидетелей.

Кристина, слушая его гнусавый голос вещающий о событиях и явлениях, которые никогда не происходили в действительности, не понимала, что происходит. Каждое приведенное в доказательство свидетельство неизвестных ей людей было заведомо лживым. Некто Николас из Марцелля утверждал, что придя в хижину к Регине за настоем от желудочной колики был свидетелем приготовления колдовского варева из мышиного помета, который ведьма смешивала с пометом маленьких ящерок и сдабривала толчеными костями по форме напоминающих человечьи. Вокруг дома виднелось много плетеных корзин, наполненных собачьими и волчьими экскрементами, смешанными с шерстью. От них шла невыносимая вонь. Но ведьма словно не чувствовала ее… Маргарет, белошвейка из Марцелля, попросившая у Регины притирания от больных коленей, получила взамен черный порошок смешанный с ее колдовской слюной, от которого ноги несчастной распухли до невозможного. Генрих, водовоз из Фогельбаха уверял, что несколько раз видел, как обвиняемая оборачивалась черным котом и качала колыбель с его новорожденным сыном. А потом унесла двух курей…Пастух, недалекий Петерхен, пася деревенских коз, часто замечал, что Регина вылетает из трубы в виде клубов темного зловонного дыма и растворяется в воздухе…

Кристина, слушая похожие друг на друга как близнецы лжесвидетельства и гнусные оговоры под монотонное бубнение клирика — секретаря начала клевать носом. Как только ее голова склонилась на грудь — острие копья бдительного охранника требовательно ткнуло ее в бок, призывая к вниманию

— Клаус и Вениамин Копп из Марцеля уверяют, что часто принимали красных улиток, взваренных на корнях белладонны, чтобы увеличить мужскую силу, но в последний раз ведьма приготовила им колдовской настой, предполагая извести несчастных до смерти, после которого они не могли успокоить свою плоть в течение многих дней и ночей.

Кристина невольно прыснула от смеха. Ах мерзавцы, они чуть ли не каждый день прибегали к Регине, горя от желания заполучить волшебные капли, а теперь вывернули свое неуемную телесную сухотку наизнанку, обвинив несчастную… Славно мы их тогда проучили, отвадили, приготовив раствор, готовый поднять на подвиг элефанта… кто бы знал, что развратники и гулены затаят зло…

Секретарь осуждающе посмотрел на девушку и, не сказав ни слова, продолжил дальше по списку.

Разведенные семьи…. Разоренные дома… Уморение младенца в утробе матери… Доведение до смерти прикосновением и взглядом…И, наконец, налетевшая Черная Смерть…

Чем дальше клирик зачитывал обвинения опрошенных лжецов, тем сильнее давила тишина. Зал примолк под грузом страшных обвинений, каждый из зрителей боялся, что Регина обернется и огненным взглядом проклянет его навеки.

Чем дальше секретарь лез в дебри несуразной лжи и нелепых наговоров, погружаясь в пучину зла, тем меньше надежды на собственное спасение оставалось у Кристины. При желании все то же самое можно рассказать и о ней. Приписать несуществующие прегрешения…

— Мы выслушали показания допрошенных жителей Марцелля и Фогельбаха, — раздался голос епископа. Регина вздрогнула и подняла на Конрада уставшие глаза.

— Но эти показания бездоказательны и многие даны впопыхах или под давлением дознавателей, о чем свидетельствуют несвязанная речь, неясность и фантастичность суждений. Располагает ли следствие показанием живых, присутствующих на суде свидетелей? — спросил епископ опешившего секретаря.

Молодой монах поперхнулся от неожиданности высокого выпада и побагровел от смущения. В зале раздались облегченные смешки. Нависший над зрителями образ ужасной ведьмы слегка развеялся.

Сложив ставшие ненужными многочисленные листы за документированной галиматьи, клирик отошел к стражнику, стоящего у входа в пыточный зал и шепнул ему на ухо несколько слов. Военный исчез. Через несколько мгновений он вернулся в сопровождении женской фигуры, плотно замотанной в длинную шерстяную накидку с капюшоном, плотно закрывающую лицо неизвестной.

Секретарь суда, увидев вошедшую, вскинув гордо голову — провозгласил

— Уважаемые судьи, мы имеем возможность допросить единственного свидетеля, оставшегося в живых, после шабаша, утроенного потерянными душами на вершине Фельдберга в Ночь всех Святых.

Брови Регины удивленно поползли вверх. Расширив глаза, она пыталась узнать закутанную в плащ женскую фигуру.

Незнакомка, подчинившись согласному жесту епископа вышла на середину зала и, встав перед кафедрой, сняла капюшон.