Недоверчивые глаза клирика и кислое выражение лица говорили о том, что он не сильно рад появлению незнакомца. Но, тем не менее, немного подумав, он согласно кивнул и указал мужчине рукой на переднюю скамью, где располагались мест для свидетелей.

Кристина, наблюдая эту немую сцену, не могла прийти в себя от удивления.

Отец Иоахим из Марцелля, только что попросивший слово, сел напротив и тепло ей улыбнулся.


— Мой господин, почему Вы не позволили мне уничтожить его?? — голос Хассо дрожал от негодования. — Известие о том, что ребенок зачат в результате кровосмешения, дало бы мне бесценный козырь. Я смогу путем подкупа свидетелей доказать, что Михаэль так же участвовал в дьявольском сборище. Его поместье и земли отойдут церкви и мне…

— Они и так отойдут, сын мой! — Конрад еле сдерживался, стараясь говорить как можно тише. У стен всегда были уши. Епископ нутром чуял опасность. Нюх хищного зверя никогда не подводил его и нередко спасал жизнь.

Сейчас реальная опасность исходила от его верного слуги, раба, позволившего себе неслыханную наглость — поднять голову и вмешаться в планы хозяина.

В одну секунду, скользнув словно призрак, Конрад оказался рядом с Хассо и мертвой хваткой вцепился в его горло, мечтая вырвать кадык. Испуганный холоп захрипел и безуспешно постарался вырваться. Стальные пальцы сжимались все сильнее, перекрывая доступ воздуха. Сапфировые глаза подернулись ледяной пленкой и внутри зрачка заклубилась тьма. Голос Конрада зашипел

— Если ты еще раз позволишь ослушаться, чернь, я вот этими самыми руками вырву твое волчье сердце, и скормлю его псам!… Ты слышал?

Прозрачные глаза с поволокой остекленели. Хассо, задыхаясь, успел качнуть головой, спасая жизнь.

Епископ в тот же миг отпустил его и, отвернувшись к окну — молвил

— Пошел прочь!

Неистово кашляя, красный, словно вареный рак Хассо согнулся пополам. Придя в себя, он осмелился прошептать.

— Господин, он опасен. Он видел нас в замке. А та, чье жизнь он сейчас спасает- была тебе моим подарком.

Епископ оскалился.

— Глупец! Зачем твои пояснения? Я догадался об этом в тот момент, когда он появился в зале суда и начал искать ее глазами. Запомни, в ту ночь, он мог видеть только тебя, ненасытный и недальновидный безумец! А сейчас пошел прочь! Появишься передо мной, когда я лично призову!

Хассо, скрипнув от еле сдерживаемой злобы зубами, вышел из кабинета епископа.

Некоторое время Конрад стоял перед окном, наблюдая за собравшимся на площади народом. Перед его глазами волновалось море человеческих голов, а любопытные зеваки, услышавшие о скандальном процессе все прибывали, стекаясь по переулкам, ведущим к зданию муниципалитета. Конрад всеми легкими глубоко вдохнул скопившуюся в воздухе искрящуюся живительную энергию возбужденных, взволнованных, обезумевших от предвкушения крови глупых овец, власть над которыми была безгранична. Да только он уже долгие годы не насыщается этой властью. Она не способна согреть его сердце, превратившееся в осколок вечного льда. С каким наслаждением он нынче ловит живительные волны искренней любви, источаемые куклами — марионетками, которые вынуждены играть навязанные им роли, не подозревая, что он, и есть их Великий Кукольник, хозяин, дергающий за нитки и принуждающий совершать заранее угодные ему шаги. Несчастный искалеченный художник, исполненный ревности и врожденного благородства влюбленный дворянин и невинное запутавшееся в своих чувствах дитя, прошедшее по лезвию греха и навеки несущее печать искушения…

Перерыв в слушании заканчивался. Время клонилось к трем часам пополудни.

Тихий, настойчивый стук в дверь прервал грустные мысли епископа.

Судейский секретарь посчитал необходимым доложить, что разрешил свидетельствовать на стороне защиты настоятелю церкви Святого Августина в Марцелле, отцу Иоахиму.

Черные брови Конрада насмешливо взлетели — Однако! Что нам может рассказать почтенный святой отец??

О его грусти не осталось ни следа. Взбодрившись, словно перед новым увлекательным приключением, он посвежел, подернувшиеся усталой поволокой глаза вновь заискрились влажными сапфирами, а рот налился ядовитой слюной.

Его хищное нутро возбужденно затрепетало в предвкушении новой жертвы.


Новый этап заседания начался. Зал, набитый до отказа праздными зеваками притих, как только маленький священник был вызван к судейскому столу для дачи показаний.

Неловко споткнувшись перед кафедрой, он смущенно извинился и, не обращая внимания на раздавшиеся смешки зрителей, повернулся к сидящим за столом троим судьям, и приветствовал каждого в отдельности.

В тот момент, когда его спокойные серые глаза пересеклись с сияющим синим взором Его Святейшества, невольная дрожь пробежала по спине отца Иоахима. Ясная как день мысль родилась в голове, и заставила содрогнуться от своей истинности и простоты.

Он уже никогда не вернется в Марцелль. Человек, сидящий напротив и внимательно разглядывающий его, прочитывающий мысли и предугадывающий намерения, не допустит этого. Молчаливый визуальный контакт длился от силы несколько мгновений, и когда глаза епископа разорвали его первым, отец Иоахим обреченно поник головой. Если бы он мог читать мысли своего визави, то с удивлением заметил бы неожиданный испуг, перемешанный с восхищением и уважением. Но епископ, опытный мистификатор, умело скрыл за вежливой улыбкой крайнюю степень волнения. Любезным жестом он предоставил слово новому свидетелю и откинувшись в кресле, сохраняя невозмутимое выражение лица, прикрыл глаза, весь обратившись в слух.

Маленький священник, поблагодарив судей за возможность выступить, повернулся лицом к осужденным женщинам и доверительно улыбнулся каждой. Его встретила ответная радостная улыбка Кристины и настороженные, внимательные черные глаза знахарки, слышавшей о нем от Михаэля, но никогда прежде не встречавшей.

— Уважаемые судьи, почтенная публика, я собираюсь выступить на стороне защиты и предупредить вас не торопиться с поспешным осуждением невинных. Ибо они действительно невинны в своих заблуждениях. Перед вами дети природы, родившиеся на ее лоне и впитавшие с молоком матери ее тайны. Которые нам, городским жителям кажутся непостижимыми и лишь по этому опасными. Неизвестность — априори означает опасность. Опасность подразумевает страх. Вы боитесь их, потому что не хотите понять… и потому, что не ведаете того, что знают они…

Зал притих. Люди не ожидали услышать подобное из уст священника, которому положено саном клеймить иноверцев и отступников.

На губах епископа играла довольная улыбка. Глупец начал добровольно строить себе эшафот.

— Вина Регины в том, что она лечила больных не молитвами, восславляющих Господа нашего, как праведная христианка. Она использовала для доброго дела знания, полученные из рук самой матери природы, используя древние тайны ушедших поколений о целебной силе трав и минералов. Разве ее вина в том, что она знала более, чем знаете вы? И свое умение посвятила оказанию помощи нуждающимся?

И она, и христианские молитвы делают одно и тоже. Ее травы лечат тело, а благостные слова сначала душу, которая в свою очередь, окрыленная верой, врачует немощное тело.


Среди зрителей пролетела волна недоумения. Бедные необразованные люди чувствовали, что отец Иоахим говорит истину, но слова и выражения, что он использует, не понятны, не знакомы и уже потому опасны. Люди в недоумении смотрели на епископа, продолжавшего хранить терпеливое молчание.

Иоахим уверенно продолжал.

— Вы обвиняете ее в пособничестве Дьяволу, но свидетельства доносчиков ложные и далеки от правды. Они собирались путем подкупа. Я сам был тому свидетелем, когда присланные из Фрайбурга военные, дабы не терять времени даром, за пару гульденов записывали нелепые сказки в допросный лист, планируя выдать их за истину. Большинство имен свидетелей вымышлены, таких людей не существует…

Зад взорвался от негодования. Разочарованные возгласы жаждущих смертельного приговора растворились в возмущенных криках поборников справедливости.

Бургомистр нервно заерзал в кресле, опасаясь беспорядков. Бросив встревоженный взгляд на Конрада, он от неожиданности поперхнулся и закашлялся. Епископ превратился в неподвижную статую, лишь уголки рта его приподнялись вверх, изобразив гротескную улыбку на непроницаемом восковом лице.

Отец Иоахим, приподнял вверх руку, призывая зрителей к тишине.

— Вы обвиняете этих несчастных женщин в пособничестве сатане. Я же отвечаю — нет!!! Нет в их действиях ничего, что могло бы их очернить. Древние восточные мудрецы, арабы, китайцы писали бесконечные трактаты, классифицируя лечебные свойства трав и камней. Безусловно, обладая ценными знаниями у человека всегда есть выбор, каким путем идти, с какой целью их использовать, на благо или во вред… У меня бесконечное количество свидетелей, живущих в Швабии, в Тюрингии, далекой Саксонии и Померании, что рецепты Регины использовались лишь на благое дело… а если больные умирали, то на то была воля Господа. Лишь ему дано произнести последнее слово. Я утверждаю, что это истина, потому что гонцы, отправляемые за снадобьями в Черный лес в поисках затерянной избушки, обращались именно ко мне с просьбой указать правильную дорогу!

Что же касается невинной девочки, которая испытывает страдания, просиживая на неудобной скамье в течении уже нескольких часов, то несколькими неделями ранее я имел возможность выслушать ее исповедь и с радостью отпустил все ее детские прегрешения. Она чиста словно агнец на фоне того зла, что ей довелось испытать и того, что я вижу в этом зале…

Веки епископа дрогнули и в прорези глаз сверкнули синие отблески. Через мгновение он снова сомкнул очи и отрешился от происходящего.

— Позвольте уточнить, святой отец! — раздался голос встрепенувшегося бургомистра, — о каком именно зле вы сейчас говорите?

Кристина переглянулась с грустной Региной. Странно, но слова святого отца не произвели на нее ровно никакого впечатления. Она выглядела еще более подавленной, чем во время выступления Марты Цубригген.

Отец Иоахим оглядев сбитый с толку народ, сидевший тихо словно мыши, поднял руки в благословении

— Дети мои, Сатана не столь наивен и прост, чтобы проявлять свое присутствие в лице одиноких несчастных женщин, ведущих затворническую жизнь среди лесов, и могущих легко попасть под подозрение. Вы, не видя сути, ищите легких решений, выбирая тех, кто немногим отличается от общей массы. Тех, кто больше знает, или дальше видит, кто имеет свое собственное мнение о сути вещей и не боится в этом признаться. Наш враг притаился куда ближе. Он изворотлив и лука. Он ловко проник в дом каждого, превратившись в золотые монеты, он пробрался к вам в голову, призвав насмехаться над убогими, преклоняться перед высокомерными, наслаждаться мучениями невиновных… Он живет в каждом из нас наравне с Богом и не проходит мгновения, чтобы он не испытывал нас, не предлагал выбрать его сторону. И многие из сидящих в зале, не заметив, давно являются его невольными слугами…

Люди обмерли. Они подавленно молчали, боясь шелохнуться. Затаили дыхание, стараясь уловить каждое слово маленького тщедушного оратора.

Михаэль, терпеливо ожидающий конца судебного заседания, не отрывал взволнованных глаз от отца Иоахима, своего духовника, стараясь предугадать, во что выльется произносимая им пламенная речь. Темные предчувствия скребли его душу, словно волчьи когти.

— В этом здании концентрация зла приобрела зловещий характер. Место унижения и мучения людей, место кровопролития, пыток, издевательств, место восхваления Бога устами, присягнувших Сатане! Ищите его в своих душах, найдя, изгоните его добрыми делами.

Не судите, да не судимы будете, — завещал нам отец наш.

Перед тем как судить других, дети мои, отмойте собственные души от тьмы, скопившейся в них!!

— ОН СУМАСШЕДШИЙ!! — взвизгнул пронзительный женский голос. И этот крик стал началом кошмара. Обезумевшие, испуганные до смерти люди повыскакивали со своих мест и покрывая святого отца ругательствами и плевками, бросились на него. Оторопевшая стража не сразу отреагировала на беспорядок в зале. Двое мужчин успели добраться до маленького священника и повалили его на землю, топча ногами. Отец Иоахим, не прося пощады, свернулся в комок, прикрыв руками голову. Михаэль подбежал к Кристине и закрыл ее своим телом от тянущихся со всех сторон дрожащих от злобы рук. Одна из женщин вцепилась в волосы Регине и с диким восторгом вырвала целый клок. Ведунья не проронила не слова. Ее лицо не дрогнуло. Регина, не отрываясь, смотрела на смеющегося Конрада и ее била крупная дрожь.

Темный Бог обрел плоть.

Епископ поднялся со своего места, простер над человеческим безумием руки и, закрыв глаза начал читать известную лишь ему молитву.