— Не проси меня принимать в другую сторону, — сказала она.

Грусть в его глазах чуть не заставила ее упасть на колени.

— Что, если это единственный способ, которым я могу их удержать?

Ее охватило напряжение, и она замолчала, не желая отвечать на вопросы и надеясь, что ей не придётся это делать.

Глава 24

Трумэн следил за женщиной, сидящей в зале реабилитационного центра, и надеялся, что он поступает правильно. После того, как его идеальный вечер с Джеммой перерос в дерьмовую ночь, он так и не уснул. Он не спал всю ночь, обнимая ее и пытаясь понять, что делать. К тому моменту, когда она ушла на работу сегодня утром, а затем на благотворительный вечер, у него все еще не было ответа. Но все же у него была идея, и она казалось ему лучше, чем ничего. Он не мог потерять детей, но также он не мог потерять Джемму. Как он это видел, Куинси был его единственной надеждой.

Он вошел в ту же комнату, в которой встречался с братом в последний раз, только в этот раз он чувствовал себя по-другому. Потому что на этот раз он собирался спросить своего брата о том, о чем не знает, имеет ли право спросить. Это было то, что, он надеялся, поможет Куинси закончить реабилитацию и оставаться чистым.

Что-то, что имело невероятную силу для обратного удара.

Плохо.

Через несколько минут Куинси вошёл в дверь, и будто весь воздух высосали из комнаты, когда они смотрели друг другу в глаза. Врач сказал Трумэну, что Куинси отлично справляется и уже добился кое-какого прогресса. Прошлое — самое тяжелое испытание, но никто не говорил, что будет легко. Лицо Куинси не было видно из-за синяков, глаза были острыми, а движения уже были не такими резкими и напряженными.

— Эй, — сказал Куинси.

Его дружелюбный, но очень отстраненный тон заставил Трумэна напрячься. Он ожидал, что брат все еще будет сердиться и вступит в спор, несмотря на то, что говорил врач.

Куинси сделал шаг вперед, поднял руку, как будто собирался дотянуться до Трумэна, а затем снова уронил ее вдоль туловища и опустил глаза в пол.

Трумэн не мог это так оставить. Он шагнул вперед и обнял брата. Руки Куинси остались висеть по бокам, и сердце Трумэна снова рухнуло. Когда он отпустил его, руки брата обвились вокруг него и из глаз Трумэна чуть не хлынули слезы. Буквально. Если бы кто-нибудь мог заставить его выглядеть довольным как кот, то сейчас это был Куинси.

Объятие длилось секунду, может, три. Достаточно для того, чтобы заставить Трумэна вздрогнуть. Куинси отступил назад и, нервничая, помахал в сторону стульев:

— Мы должны…

— Да, — Трумэн сел на стул, облегченно изменив свое поведение. — Послушай, извини, что прошлый раз тебя расстроил.

— Не переживай, чувак. Все хорошо, — он заправил прядь волос за ухо.

Это простое движение обрушило лавину воспоминаний на Трумэна. Он откинулся назад, и ему показалось, будто он увидел привидение. Куинси ненавидел время, когда Трумэн заставлял его стричь волосы, у него была дурацкая привычка заправлять волосы за ухо. Как столь незначительное может казаться невероятно важным? Знак свыше? Неужели его брат, снова станет тем человеком, которого он когда-то знал?

— Как дети? — спросил Куинси, снова привлекая внимание Трумэна.

— Хорошо. Отлично, если быть честным. Вообще-то, они — причина того, почему я здесь.

Куинси кивнул.

— Я много думал о них. То, как они жили, и то, что имеют сейчас, — он отвернулся, — Я…

— Куин, прошу, не надо. Не делай этого с собой.

Он поднял свои печальные глаза на Трумэна.

— Я сильно отравил их жизнь?

— Нет, — ответил он решительно. — Ты ничего не испортил. У них хорошая жизнь. Они счастливы, Куин. Они чертовски счастливы, — неожиданные слезы полились из глаз

Трумэна, и его брат отвернулся, увидев влагу в его глазах. Трумэн прочистил горло, пытаясь восстановить контроль над эмоциями.

— Хорошо. Она не принимала наркотики, когда была беременна. Все из-за того парня, — он взглянул на Трумэна своими синими глазами, которые были сужены и серьезны. — Ты не захочешь знать, как это было, но она сделала это, мужик. Этот чувак был каким-то врачом, который перестал разговаривать или что-то вроде этого. Я не знаю. Он не был полным ничтожеством. Но всегда знал, что делать. Он помог ей удержаться, но когда она родила, — он покачал головой с отвращением на лице, — он был там, давая ей наркотики, — слезы наполнили его глаза, и брат сердито на него взглянул, — но дети родились здоровыми. И теперь все хорошо, правда?

— Да, — сказал Трумэн, вытирая слезы, слезы гнева за то, что их мать заставила пережить Куинси, детей, и его самого. Он потянулся к Куинси, и его брат с готовностью упал в его объятия и плакал уже открыто.

— Прости, Тру. Я должен… Ты никогда бы не…

Трумэн взял его лицо в ладони и заставил заглянуть себе в глаза, как он делал очень много раз, когда они были еще детьми.

― Не надо. Даже на секунду. Прошлое ― это прошлое, и мы ничего не можем сделать, чтобы его изменить. Твоя жизнь начинается сейчас. Здесь. Твое прошлое больше не будет определять твое будущее, младший брат. Ты меня понял?

Куинси схватил его за запястья, слезы текли по его щекам.

— Как ты можешь смотреть на меня после того, как я разрушил твою жизнь?

Все, что Трумэну оставалось сделать в этой ситуации, это коснуться губами лба Куинси и закрыть глаза, чтобы дать ему понять, что в том, что случилось с ним, он не виноват и пусть не пытается это изменить.

— Черт побери, — он отшатнулся, уставившись на душераздирающую виноватую гримасу на лице его брата. — Она сделала это. Не ты. Не я. Это все сделала она. Она привела этого ублюдка к нам в дом и еще сто других ему подобных, и это она подвергла нашу жизнь опасности. Ты это понимаешь, Куин? Ты понимаешь, кто именно виноват?

Он кивнул, сжав зубы и часто дыша.

— Да, но я все еще чувствую на себе вину за произошедшее.

Трумэн поцеловал его в лоб, а затем отпустил.

Куинси рассмеялся и покачал головой. Он стер дорожки слез и улыбнулся.

— Чувак, мы как пара подружек.

Они оба рассмеялись, и парень явно почувствовал себя лучше. Его брат вернулся. Он начал выходить из-под наркотического облака наркотиков и появился на радаре. Трумэн должен был спросить, что заставит его двигаться в правильном направлении дальше. Он должен это сделать. Ради всех.

— Хочешь снять свою вину?

Куинси поднял брови.

— Черт, да.

— Тогда окажи мне и детям услугу. Очистись и больше не принимай наркотики. Мне нужна твоя помощь, мужик.

— Ты никогда не нуждался в чьей-либо помощи.

Трумэн откинулся назад и скрестил руки на груди.

— Теперь понадобилась. Когда я забрал детей, мне была необходима помощь. Много всего. Семья Виски помогала нам, но спасла нас Джемма. Она все время была с нами, и я люблю ее, Куин. Я очень ее люблю, и если я ничего не предприму, то потеряю ее навсегда.

Он рассказал Куинси о своей проблеме со свидетельствами о рождении.

— Мне необходимо, чтобы ты был чист, устроился на работу и создал нормальную стабильную жизнь, чтобы мы смогли обратиться в ведомство за оформлением опеки над детьми. Я по-прежнему буду нести за них полную ответственность, но, по крайней мере, у них будут юридические документы и они останутся в семье. И им не придется жить жизнью полной лжи, как нам.

— Чувак, брат. На тебя, случайно, не давят, а? ― Куинси сделал вдох.

Сердце Трумэна ухнуло вниз.

— Я знаю, что прошу о многом. Но Джемма любит меня, несмотря на то, что я сидел в тюрьме. Она верит в меня, Куин, и я хочу провести свою жизнь рядом с ней. Я хочу привязать ее к себе и к детям.

Куинси сглотнул.

— Это было бы просто, если бы я подумал, прежде чем взялся за шприц в первый раз.

— Мы не сможем вернуться, даже я не смогу. Я не брошу тебя под автобус, Куинси. Не сейчас, ни когда-либо. Она никогда не узнает правду, вне зависимости от того, как сильно я ее люблю.

— Это, должно быть, убивает тебя.

Холод пробежался по позвоночнику Трумэна, и он с вызовом взглянул на брата.

— Если меня не убила потеря тебя и мамы, то и это не сможет.

Куинси долго молчал, его глаза путешествовали по столу, по полу, повсюду, кроме лица Трумэна. Когда он, наконец, заглянул брату в глаза, беспокойство отразилось на его лице:

— Что, если я все испорчу? Я не могу давать никаких гарантий. Ты ведь знаешь это.

Трумэн так часто прокручивал в голове эту фразу вчера, что она укоренилась в его памяти.

— Я не собираюсь наполнять твой мозг дерьмом. Я верю в тебя и надеюсь, что ты тоже веришь в себя, но мы оба знаем, что это чушь собачья. Это будет ежедневная борьба на выживание, испытание твоей силы воли, и я буду там, чтобы помочь тебе. Я постараюсь расширить горизонты, чтобы тебе было легче проходить этот путь, пока ты не встанешь на ноги и не почувствуешь себя достаточно сильным, чтобы самому двигаться дальше. Как бы то ни было, Куин. Я всегда буду рядом с тобой.

— Ради детей, — сказал Куинси, снова отводя взгляд.

— Ради них и ради тебя, — Трумэн наклонился вперед, чтобы привлечь внимание Куинси, — И для меня, брат. Я хочу, чтобы мой брат вернулся, и я сделаю все, что потребуется, чтобы помочь тебе оставаться чистым.

— Все это ты делаешь ради Джеммы, — Куинси взглянул на него. — Она действительно, должно быть, «нечто».

Он не мог отрицать, что просить его обратиться за опекой над детьми было из-за Джеммы, но это не было причиной, почему он хотел видеть брата «чистым».

— Это не только для нее. Это для всех нас. Она права насчет детей. Я не хочу, чтобы они росли, беспокоясь о поддельных бумагах. Чистый лист, брат. Это то, чего они заслуживают. Это то, чего заслуживаешь ты.

Куинси сидел тихо слишком долго, заставляя Трумэна нервничать. Затем он поднялся на ноги и сказал.

— А как насчет Трумэна? Что заслуживаешь ты?

Это был самый страшный вопрос. Его ложь отвергла Куинси и отдалила их друг от друга на шесть изнурительных, меняющих жизнь лет, которые позволили их матери дальше принимать наркотики. Трумэн знал, что заслуживал большего, чем то, с чем он родился, но то, что все шло, как положено, он не сомневался.

— Кто, черт возьми, знает? ― наконец, ответил он. — Но я знаю, чего хочу.

Улыбка Куинси сузилась, и в его глазах вспыхнуло удивление. Черт, это хорошо смотрелось. Гораздо лучше, чем темнота, к которой он следовал, когда только попал в реабилитационный центр.

— Нормальная семейная жизнь и душевное спокойствие, что с тобой все в порядке, — он обнял Куинси и слегка похлопал его по спине. — Подумай об этом. Это все, о чем я прошу. Если это для тебя кажется сильным давлением, я придумаю что-нибудь еще. Самое главное, чтобы ты был чист. Все остальное я смогу принять, — Трумэн потянулся, чтобы открыть дверь.

— Куда сейчас направляешься?

— В здание суда.

Лицо Куинси побледнело.

Трумэн похлопал его по сердцу.

— Это важно, брат. Мне необходимо задать несколько гипотетических вопросов об опеке, чтобы посмотреть, что я могу сделать.

Прежде чем Джемма ушла сегодня утром на работу, он спросил, не последняя ли это встреча. Когда он покинул реабилитационный центр, ее ответ всплыл в его памяти «Надеюсь, нет».

Он собирался сделать все, что в его силах, чтобы этого не произошло.

Глава 25

Есть только одна вещь, в которой преуспела ее мать, это устраивать официальные приемы. Джемма стояла возле одной из мраморных колон в огромном бальном зале дома своего отчима и принимала участие в совершении благого дела. От внешнего вида обслуживающего персонала до сияния мраморных полов и квартета, играющего в центре зала, мероприятие было устроено на высшем уровне. Элегантный канделябр украшал каждый стол рядом с прекрасным фарфором и серебром, которые стоили несметных денег. Красивые мужчины, одетые в строгие смокинги с хрустящими белыми воротничками и великолепно уложенные волосы, потягивали шампанское рядом с красивыми, ухоженными женщинами, чьи руки были элегантно обтянуты перчатками. Женщины, которые, несомненно, провели много времени в спа-салонах, готовясь к этому вечеру, в то время как их дети были оставлены заботам наемного персонала. Сознанием Джемма вернулась в прошлое. Она очень хорошо запомнила те дни. Ее мать приходила домой и выглядела сияющей, каждый волосок в прическе был на своем месте, макияж безупречен, это делало ее молодой и красивой. Даже немного дружелюбной. Джемма была загипнотизирована трансформацией своей матери в те дни. Она с надеждой тогда произносила «Мамочка, ты выглядишь такой красивой», думая, что макияж сделал ее мать добрее. «Да, спасибо, дорогая». Не трогать ее было гораздо важнее, нежели провести с дочерью 5 минут.

Дети, специально приглашенные на это мероприятие, были всего лишь рекламой. Их быстро отправили в другой бальный зал, где с ними занимались нанятые на вечер няни, а также другие сотрудники, специально нанятые для их развлечения. Естественно, после того, как была проведена фотосессия.