Не в первый раз за вечер Джемма задавалась вопросом, зачем она проехала почти два часа, чтобы посетить это мероприятие, когда у нее были дела поважнее. Например, как убедить Трумэна поступить правильно в отношении детей. Когда они расстались этим утром, все было как-то неудобно и напряженно. Весь день она просидела в бутике, пытаясь отвлечься. Но все, о чем она могла думать, насколько Трумэн отличался от этих напыщенных людей, которые, вероятно, каждый уик-энд отправлялись на какую-то вечеринку для взрослых и оставляли детей чужим людям. Трумэн никогда бы не оставил детей одних. Она боролась за что-то неправильное? У нее было настоящее свидетельство о рождении, которое показывало ее настоящую родословную, и можно было увидеть, как сложилась ее жизнь. Она все бы отдала в жизни, чтобы вырасти рядом с человеком, который заботился бы о ней и любил так же, как Трумэн. Возможно, идея Трумэна и не самая плохая, хоть и не законная.

Она взглянула на свою мать, которая стояла посреди комнаты с группой молодых людей, упиваясь их притворным вниманием, и ее улыбка была такой же неестественной, как и ее макияж. Она была «Женщиной № 1», женой одного из самых известных адвокатов в мире Уоррена Бензоса, и была идеально создана для этой роли.

— Она выглядит, как бриллиант, не правда ли?

Женщина повернулась на знакомый, бархатный голос своего отчима.

— Да, она прекрасно проводит вечеринки.

Уоррен кивнул с кривой улыбкой на губах. Ему было немного за шестьдесят, он на десять лет старше ее матери. У него было вытянутое лицо и угловатый нос. Он не был недружелюбным человеком. Но он не стал чем-то большим для Джеммы, лишь мужем ее матери. Он женился на ее матери и таскал с собой с одного события на другое по всему миру, оставив Джемму на попечении нянек. На самом деле, она не могла его в этом винить. Кем она была для него? Ненужным багажом женщины, которой он предложил руку и сердце.

— Твоя мать неплохо убеждает людей расстаться со своими деньгами.

Что-то в его тоне заставило желудок Джеммы сжаться, но она так и не смогла понять, что он имел в виду на самом деле.

— Да, отлично. По крайне мере, у нее есть таланты.

— Твой мать никогда не была одной из них, — ответил он любезно.

Джемма взглянула на него, его внимание все еще было приковано к ее матери. У него был вид довольного человека: маленькая улыбка, которая доходила почти до его глаз, глубоко загорелая кожа и никаких признаков напряжения на лице. Это никогда не удивляло Джемму, учитывая то, на ком он был женат.

Она предпочла оставить свой комментарий о матери и не задавать глупые вопросы. А именно: «Почему? Почему я не достаточно хороша для нее?».

— Платье прекрасно на тебе смотрится, — он не смотрел на нее, когда это произносил, но его улыбка стала шире, как будто у него была своя маленькая тайна. — Она заметила.

Джемма улыбнулась своему маленькому триумфу, хотя она бы и не знала, что ее мать заметила, если бы Уоррен ей не сказал. Мать сказала только «Рада тебя видеть, Джеммалин», и затем направилась к высокопоставленным гостям.

— Это сюрприз, — ответила она ровно. Почему она должна каждый год проходить через это? Она была несчастна здесь. И хотя отчим не был настроен недружелюбно, но присутствие в одном помещении с ее матерью лишало ее настроения. К сожалению, она всегда надеялась, что мать может измениться. Как только она появится на каком-нибудь из таких событий, ее мать будет счастлива ее увидеть. Она должна уйти и вернутся домой к Трумэну и детям, туда, где она чувствовала себя счастливой. Там где ее дом.

— Это? — он кивнул в сторону молодых людей, которые весь вечер не сводили с Джеммы глаз, и изогнул бровь.

Саркастический смех вырвался прежде, чем она смогла его остановить.

— Она заметила, потому что внимание не было приковано только к ней.

— Может быть. Или, возможно, потому, что ты в первый раз обошла ее на ее же поле, — он запнулся, так как его комментарий был тяжелым грузом.

Мать начала пересекать холл в их сторону. Жаклин Бензос знала, что делать на таких приемах. Ее черное шелковое платье обрамляло ее пышную фигуру, когда она двигалась, моргая длинными поддельными ресницами даря практически незаметные улыбки.

Уоррен понизил голос и сказал.

— Если честно, платье подходит Вам намного лучше, чем окружающая обстановка. Спасибо, что приложила усилия и пришла сегодня вечером, — он наклонился, поцеловал ее в щеку и исчез, прежде чем к ним подошла ее мать.

Улыбка осталась на лице матери, когда она встала рядом с Джеммой, высасывая воздух из комнаты.

— Дорогая.

Писк. Вот что ей напомнил голос ее матери, скользкий и наполненный ядом.

— Мама, — она попыталась скрыть свое отвращение, но боялась, что потерпит неудачу.

— Я следовала твоему пожеланию и не пыталась устроить твою жизнь с этими богатыми шикарными мужчинами.

Хотя всю ночь напролет она была поглощена разными людьми, Джемма заметила отсутствие откровенного сватовства.

— Спасибо. Я ценю то, что ты уважаешь мои желания.

Мать приподняла подбородок и бокал шампанского к женщине, проходящей перед ними, и пробурчала под нос.

— Да, хорошо. Нам ведь не нужны эти люди, так как к нам забрел сирота, с которым ты бунтуешь, не так ли?

Кровь заледенела в жилах Джеммы.

— Извини?

— О, Джеммалин. Ты же не думаешь, что я позволю тебе встречаться с человеком, не проверив перед этим хорошенько, из какого теста он сделан. Я могу только предположить, что ты не знала о том, что он сидел в тюрьме.

Ее мать не смотрела на нее, когда все это говорила. Она была слишком занята, кивая и улыбаясь гостям.

Гнев поднялся в душе Джеммы, топя небольшое смущение, которое появлялось рядом с матерью, раскрывающей темное прошлое Трумэна.

— Ты следила за мной?

— Конечно, дорогая. Ты же моя дочь. Кто-то должен следить за тобой.

«Ты когда-нибудь посмотришь на меня?»

— Этот человек был осужден за убийство. Ты не в безопасности рядом с ним. Сейчас это был небольшой бунт. Теперь пришло время двигаться дальше и найти подходящего мужчину.

Внутренности Джеммы скрутило не от осведомленности ее матери или ее способа добычи информации, а от унизительного отношения ее матери к Трумэну.

— И ты так беспокоилась обо мне, что решила подождать и рассказать мне об этом на благотворительном вечере, где, как думала, я не буду устраивать сцену? — она кивнула. — Правда в том, мама, что с ним я в безопасности. Я с ним в большей безопасности, чем с тобой, потому что он хороший человек. Он знает, как любить всем сердцем и заботится обо мне. Ты даже не знаешь, почему он сидел в тюрьме, или тебя это не волнует?

— Это убийство, Джеммалин. Причина не имеет значение.

Джемма шагнула перед матерью, заставив взглянуть на себя, может быть, впервые в ее жизни.

— Его мать изнасиловали. Он спас ее. И это важно. Это единственное, что имеет значение. Ты знаешь, что не имеет значения, мама?

Челюсть матери сжалась. Она подняла подбородок и холодно взглянула на Джемму.

— Мое платье, — сказал Джемма сквозь стиснутые зубы, гнев и отчаянье затопили ее глаза слезами. — Что эти люди думают обо мне, или… мне больно говорить, хотя и не должно… что ты думаешь обо мне. Ничто из этого не имеет значения, потому как ничто из этого не является реальным. Я потратила свою жизнь на выполнение этих функций, потому что они важны для тебя, и когда-то я надеялась, что я важнее всего этого. Но теперь ясно, что все, что ты во мне видишь, это за кого бы выдать меня замуж, чтобы ты смогла устроить свадьбу и породниться с какой-нибудь богатой семьей. Ну, угадай, что? Я с этим закончила, — она встретила стальной взгляд матери. — Я покончила с попытками сделать то, что нужно тебе, когда это не правильно.

— Почему ты разговариваешь со мной в таком тоне? Что сказал бы твой отец?

Джемму охватила дрожь и истерический смех.

— Как я узнаю, что он скажет? Он никогда не разговаривал со мной. И ты тоже, кроме того, как рассказать о том, как мне стать лучше. И, знаешь, что? Я выросла прекрасно воспитанной, несмотря на то, что вы двое всегда угнетали и не могли уделить мне время.

Слишком увлекшись истинной, чтобы остановиться, несмотря на то, что гости теперь наблюдали за ними, она продолжила свою речь.

— Я знаю, как любить, и я любима, и это самая важная часть моей жизни. Я снова приду на это смехотворное событие, и в следующий раз ты назовешь меня по имени — Джемма! И ты спросишь меня, как я, или ты вообще не спросишь, — тяжело дыша, она добавила. — Может быть, поддельное свидетельство о рождении — это не самое худшее, что может быть у ребенка.

— Что? — резко спросила ее мать.

— Ничего. До свидания, мама.

На трясущихся ногах она повернулась, сделала глубокий вдох и ушла, прежде чем ее мать неправильно истолковала ее слезы. Кроме того, что это было окончательным признанием того, кем для нее являлась женщина, родившая ее.

Ожидание, пока парковщик подгонит ее машину, было долгим. Она упала на место водителя и всхлипнула, когда пыталась вытащить из сумки свой мобильный. Чем она думала, заставив Трумэна решать, как оставить у себя детей, и делать то, что, по ее мнению, было правильным? Он был прав. И на счет детей, и на счет нее. Она выехала со стоянки и включила мобильный, намереваясь ему позвонить и рассказать о том, что произошло, когда ее телефон засветился и завибрировал, показывая на экране фото Трумэна и заставляя рыдать еще сильнее.

— Тру.

— Куинси пропал. Час назад он сбежал из реабилитационного центра. Я должен найти его. Дети останутся у Бэра.

Сколько еще человек может выдержать.

Прежде чем у нее прорезался голос, он сказал.

— Это моя вина. Я попросил его остаться в программе, чтобы он смог обратиться с заявлением об опеке над детьми, и дети остались бы с нами. Это был слишком большим давлением. Я полный идиот.

— Нет, — прозвучало как мольба. Это была не его вина, а ее.

— Езжай к себе, если вдруг он появится у меня. Я позвоню тебе, когда узнаю что-нибудь.

— Тру…

Но звонок оборвался.

Глава 26

Тру влетел на подъездную дорогу на огромной скорости. Он уже несколько часов искал Куинси, когда Джемма позвонила ему и сказала, что он с ней. «Он у тебя. Езжай домой». Он нажал на тормоза перед «Автомастерской Виски», заглушил двигатель и припарковался возле задней части строения.

Джемма стояла посреди двора и смотрела вдаль. Она повернулась, когда он подошёл. Его взгляд скользнул мимо нее к Куинси, хотя разговаривал он с Джеммой:

— Я сказал тебе ехать домой.

— Я не услышала, — сказала она дрожащим голосом, обращая его внимание на брата, который стоял перед ними весь в напряжении.

Глаза Джеммы были красными и опухшими, слезы текли по ее щекам. В Трумэне вспыхнул огонь. Он сделал шаг в сторону своего брата, готовый свернуть ему шею, если он сделал ей больно.

— Что ты сделал?

Джемма схватила его за руку, не давая пройти к Куинси.

— Он поговорил со мной. Он рассказал мне все.

Трумэн кивнул, выпуская воздух из легких.

— Что…?

— Абсолютно все, Тру, — она сильнее сжала его руку.

Трумэн не мог дышать. Всего несколько часов назад в здании суда он получил лучшие новости в своей жизни, а теперь мир вокруг него снова рушился. Он впился взглядом в Куинси, недоверие звучало в каждом произнесенном им слове.

— Что ты наделал?

Куинси спустился с крыльца. Глаза у него были влажные, а выражение лица печальное, и, вне всякого сомнения, на нем виделось облегчение.

— Я не мог сделать этого, брат. Я не могу позволить твоей жизни развалиться из-за меня. Теперь нет. Нет, если я хочу оставаться чистым.

Мир Трумэн перевернулся вокруг своей оси. Он тяжело опустился на ступеньки и спрятал лицо в ладонях.

— Ты понятия не имеешь, что натворил. Теперь она стала частью этого.

— Нет, — возразила Джемма. — Он завтра пойдет в полицию и все им расскажет. Я не хочу сделать ошибку.

— Почему, Куинси? — умоляюще спросил Трумэн, не глядя на Джемму, боясь, что его ложь все испортила. — Зачем ты это сделал? Я же сказал, что кое-что осознал.

Куинси откинул плечи назад, выдерживая взгляд Трумэна с уверенностью, которую Трумэн никогда в нем не видел.

— Потому что ты все еще моя крепость, мой указатель по жизни, мужик. Потому что если я не выкину из головы все это дерьмо, то вернусь к наркотикам, а я хочу избежать этого. Почему, по-вашему, их я попробовал в первую очередь? Это слишком много, зная, что испортил тебе жизнь, брат. И эта та правильная вещь, которую я должен сделать в своей жизни.

— Ты не можешь этого сделать, Куин, — протянул Трумэн. — Я вернусь в тюрьму за лжесвидетельство. Так же, как и ты. Только Бог знает, на какой срок они упекут тебя в тюрьму, и я потеряю детей. И что? Что будет с ними? Что будет с тобой?