Наталья Абакус - Скоростная любовь

«Жизнь — говно. А может, и нет. Так говно или нет?».

Именно над этим вопросом я рассуждала, сидя в коротких рваных шортах и протертой майке на табуретке в кухне.

Непослушные волосы лезли в глаза, что не могло не раздражать. Откинув их в очередной раз, я обхватила лицо руками и уставилась перед собой. Не скажу, что передо мной было что-то интересное. Но что-то явно было. Вернее, кто-то. Верней тот, кого я меньше всего сейчас хотела видеть. По другую сторону сидел тот, кто смотрел на меня злым, испепеляющим взглядом.

— Что? Выпила слишком много? — усмехнувшись, он откинулся на спинку кресла.

Вот засранец, мог бы меня на него посадить, а сам прекрасно чувствовал бы себя и на убогой табуретке.

— Моя голова мыслит как никогда ясно.

— Хм, — он всегда усмехался, закусывая при этом нижнюю губу.

Продолжения не последовало. Было видно, как он устал. Проработав восемь часов, вместо отдыха, он опять надраивал полы нашей квартиры, либо перестирывал белье, либо еще что-нибудь в этом стиле. Мне его не жалко. Совсем.

— У тебя совесть есть? — положив руки на стол, обратился он ко мне.

Меня всегда поражала его выдержка, я бы уже давно прибила саму себя за такое поведение. Но… на то он и не был мной, чтоб терпеть все это.

— Совесть? Хм, — призадумалась я, — это не та ли, которая вроде должна мне указывать, что хорошо, а что, в принципе, не очень?

— Вроде того.

— А-а-а…

— Сейчас уже три часа ночи, завтра понедельник — тебе надо идти в школу, ты же вместо того, чтобы как все нормальные подростки спать в кровати, шляешься с каким-то отребьем по двору, при этом лакая невесть что.

— Что из этого? Быть может, это именно то, что мне как раз таки нравится.

— Пить? Это все, на что ты способна?

— Вечно пристаешь ко мне!

— Я пока не пристаю, но хочу предупредить, — на этих словах он сдвинул брови, — еще хоть раз мне придется среди ночи вытаскивать тебя из какой-нибудь дурной компании, и тебе не поздоровится. Отлуплю.

— Неужели?

— Помяни мое слово.

Встав из-за стола, я, не обращая внимания на его хмурый взгляд, направилась к себе в комнату.

— Я не закончил! — поднявшись с кресла, он подошел ко мне и резко повернул к себе лицом. — Не дай бог я еще раз обнаружу, что ты напилась…

— Что? Что ты мне сделаешь? — вся эта поучительная ерунда здорово приелась. — Сдашь в приют? Так я уже взрослая, не примут!

Ударила его по самому больному. Отпустив меня, он указал в сторону комнаты. Судя по всему, разговор был окончен. Слава богу, а то я уж подумала, что мне не судьба будет лечь спать до четырех.

Закрыв дверь, чтоб отгородиться от упреков хоть ненадолго, я за-пустила пальцы в волосы и присела на пол, облокотившись спиной о дверь. Черт, всегда, когда я пьяная, меня пробивает на сентиментальность.

— Блин! Как же все это меня достало!

Вытерев с лица слезы, я оглядела комнату. Собственно, в ней ни-чего не поменялось со вчерашнего вечера. Она была все такой же маленькой, полностью забитой моими многочисленными вещами. Я уже привыкла к тому, что поверхность моего стола скрылась под всякой нечистью в виде ненавистных учебников для одиннадцатого класса, тетрадей, ручек, прокладок, грязных трусов, носков. Аналогичными вещами была усыпана вечно незастеленная кровать. Пол был завален парами кед, которые я покупала за пятьсот рублей на ближайшем рынке.

Подойдя к окну, я, не увидев там ровным счетом ничего, засунула руку под подоконник и извлекла оттуда с невиданной хитростью приделанную бутылку дешевого коньяка. Открыв ее и сделав два глотка, я сразу же почувствовала себя намного лучше. Улыбнувшись непонятно чему, взгромоздила бутыль на прежнее место. Алкоголь, кажется, стал немедленно смешиваться с выпитым ранее. Мир временно приобрел краски. Прислушавшись к тому, что происходит за стеной, я убедилась, что в ближайшее время мне никто не собирается мешать.

Отогнав от себя дурные мысли, я подошла к зеркалу, одиноко висящему на стене, и, недолго думая, стянув всю одежду, не считая лифчика и трусов, принялась рассматривать свое отражение.

— Оу, — я могла с уверенностью заявить, что ни один парень не смог бы устоять передо мной.

Стройные, длинные, худые ноги, с сексуально выделяющимися острыми коленками. Мягкая аккуратная попка. Полное отсутствие лишнего веса. Плоский живот, украшенный сделанным год назад пирсингом. Грудь третьего размера. Нежная шелковистая кожа. Пухлые губы, которые я любила облизывать, что заводило добрую половину парней. Красивый носик, зеленые глаза, выразительные брови, одна из которых, кстати, опять-таки была украшена сережкой, постоянно пляшущей из-за моей бескрайней гаммы эмоций, и огромная копна темно-коричневых локонов, струящихся по моей спинке аж до самой задницы. Ну? Красавица!

— Ха, — усмехнувшись самой себе, я привела пряди в еще больший беспорядок.

Запиликал телефон:

«Детка, Кир достал. Я его побью».

«Не надо. Я не хочу этого», — набрав в ответ одному из своих не-давних знакомых, плавно перешедшему в статус «молодого человека», я подхватила с пола ночнушку и быстро переоделась.

Как только голова коснулась подушки, мир вокруг меня завертелся. Недолго думая, я заставила себя считать бешено скачущих, меняющих цвет барашков, отчего-то двухголовых, и наконец-таки провалилась в сон.

«Нет! Только не это!» — пыталась кричать я как можно громче, но никто меня не слышал. Стараясь изо всех сил, я бежала, бежала к ним… но они лишь отдалялись от меня. Почему? За что?

— А-а-а!

— Полина! Полинка! Проснись! Успокойся! — он сидел на моей кровати и сжимал в объятьях.

— А-а-а, — по лицу текли слезы.

— Опять? Опять кошмар? — его лицо исказилось болью. Преодолев ее, он приподнял меня. — Эй! Деточка, спокойно.

Не совладав со своими эмоциями, я вцепилась в него обеими рука-ми и, уткнувшись в грудь, продолжила плакать.

— Успокойся… — он водил рукой по моим волосам, все сильней прижимая к себе.

— Кир, за что? За что? А? — слезы текли по лицу на его рабочую рубашку.

— Не знаю, — тихо ответил он, — не знаю…

— А-а-а… — из меня вырвался очередной всхлип, — мне так плохо. Так одиноко без них.

— Я понимаю. Мне тоже.

Посидев со мной пять минут и заметив, что я уже более-менее пришла в себя, он еще пару раз провел рукой по моим волосам, после чего вышел из комнаты. Направился на кухню, где до этого готовил кофе и бутерброды себе на работу, а заодно и мне в школу.

В эти моменты я не просто любила его, я его обожала. Он не позволял мне оставаться наедине со своими страхами, но в то же время никогда не переходил ту самую личную грань, переступив которую, становится неудобно, так как вроде «ты был слаб, не хочешь это обсуждать, а надо».

Проскользнув в ванную, я ополоснула лицо, желая смыть пот, выступивший во время сна. Встала под душ. Вода приятно струилась по телу, заставляя расслабиться. Жаль, что она с такой же легкостью не исцеляла душу, это было бы куда ценнее.

Невольно вспоминая остатки сна, я в который раз возненавидела Бога.

Двадцать первый век. Россия. Санкт-Петербург. Петербург — центр культуры, образования, досуга. Миллионы счастливых и не очень людей. Тысячи семей. Одна из этих тысяч — самая счастливая. Муж, жена и двое ребят: мальчик и девочка. Четыре составляющих. Мужчина встретил свою будущую жену еще во время учебы в институте, полюбил, понял, что навсегда, и добился ее. Женщина, любящая всем сердцем, безмерно верящая своему избраннику, прошла с ним за руку сквозь огонь и воду, все неудачи, нищету, кризис, затем и неожиданный успех. Наконец-таки эти двое влюбленных заполучили свою первую частичку счастья: темноволосого младенца, истошно орущего из маленького свертка. Через несколько лет небо одарило их второй, но уже последней частью семейного уюта: потрясающе красивой девочкой, слегка капризной и своенравной. Это было заметно уже с пеленок. Отец и мать полностью посвятили себя воспитанию своих малышей. Они не жалели ни сил, ни эмоций, ни здоровья, ни денег. В результате маленькие бутоны счастья раскрылись и постепенно превратились в полноценные цветы.

Мальчик стал настоящим мужчиной. Окончив школу, с легкостью поступил по стопам отца в институт машиностроения. Ведь машины, техника и все, что с ними связано, было страстным увлечением папы, а заодно и средством заработка.

Девочка превратилась в настоящую красавицу. В умную, смекалистую девушку. Она была своенравна и могла любого заткнуть в считанные секунды, но вся эта резкость лишь прибавляла ей шарма. От отца ей досталась склонность к естественным наукам, однако, она не могла до конца определиться, что ей в большей степени интересно. В свои полные шестнадцать, заканчивая десятый класс, разрывалась между математическим и театральным кружками. Родители были готовы поддержать любой ее выбор.

В самом конце лета отец с матерью за долгое время наконец-таки смогли заполучить одновременные отпуска и, потолковав со своими детьми, решили отправиться на юг, на солнечные берега Турции. Дети остались в Петербурге. Сын погряз в очередном бурном романе, а дочка, решив не мешать романтической идиллии мамы и папы, осталась с подругами. Безумно дружные ребята довольно легко перенесли отъезд родителей. Парень даже позволял себе гулять по ночам, правда лишь после того, как убеждался, что сестра на месте, а девчонка постоянно созывала подруг на «пижамные вечеринки», пользуясь отсутствием брата.

Родители звонили через день, справляясь об их самочувствии, успехах, поведении и тому подобном. Звонили с телефона отца, мать забыла свой дома.

В предпоследний день родительского отпуска брат с сестрой ужинали на кухне, парень с восхищением рассказывал младшей сестре о какой-то новой марке машины, которую ему довелось увидеть. Делая вид, что внимательно вникает в суть разговора, сестра щелкала по каналам телевизора, пока случайно не наткнулась на знакомый пейзаж. Это был отель, который она видела на картинке, нарисованной на путевке родителей.

Но на самом деле это был не сам отель, а лишь то, что от него осталось. На экране телевизора одна за другой мелькали страшные кадры изуродованного здания. Сделав звук громче, брат с сестрой, находясь в полнейшем ступоре, слушали экстренные новости:

— Всего лишь полчаса тому назад, один из самых популярных отелей в Турции Sea был разрушен из-за взрыва, причина которого еще устанавливается. Заведено уголовное дело в связи с подозрением на теракт, — бубнил ведущий канала. — В настоящее время ведется спасательная операция по ликвидации пожара, возникшего в результате трагедии, а также ведутся работы по спасению людей, находящихся в тот момент внутри и около здания. Все интересующие подробности вы можете узнать по телефону, выведенному внизу экрана. Также вы можете узнать имена уже опознанных погибших, тех, кто находится в больницах, тех, кто пока не найден, и перевести деньги в помощь пострадавшим на специально открытые счета.

— Киря, это же мамин с папой отель, — тихонько проговорила девушка.

Парень, растерянно смотря по сторонам, схватился за телефон и набрал отцовский номер. Никто не ответил. Ни во второй раз, ни в третий, ни в шестой. Посмотрев на экран, он начал набирать номер, все еще маячивший на экране. Попав туда, куда надо с пятого раза, он заорал в трубку, услышав чей-то женский голос.

— Алло? Алло? Это у вас надо узнавать насчет взрыва в отеле?

Девочка не слышала, что ему отвечали на другом конце телефонного провода, и от этого лишь сильнее волновалась.

— Что? Да… в этом отеле. Да! — продолжал разговаривать молодой человек. — Фамилия? Берг! Хорошо… — он замолчал, прижав к себе сестренку. Так они простояли около пяти минут. — Да? — кто-то откликнулся на том конце.

Внимательно выслушав то, что ему проговорили в трубку, он уронил телефон.

— Что? Ну? — сестра начала дергать его за руку.

Он молчал.

— Кирилл! Кирилл! Ты меня слышишь? Что?

Брат, повернувшись к сестре, прижался к ней так сильно, как только мог.

— Скажи мне, что все нормально! — заплакав и сразу же почувствовав неладное, прошептала она. — Скажи… прошу!

Ничего не отвечая, он молча дышал ей в волосы и, казалось, вовсе потерял всякие ориентиры в пространстве.

— Кирюш…

— Полин, — брат усадил ее на табуретку, а сам присел на корточки. По его лицу текли слезы.

Это было самое страшное, что Полина видела за всю свою жизнь. Брат всегда являлся для нее идеалом. Он никогда не давал слабину, был для нее самым сильным, всегда защищал ее. Он плакал. По его лицу одна за другой скатывались слезинки, казавшиеся ей хрустальными. Дога-давшись обо всем, она сорвалась. Опустившись на пол, она забилась в истерике. Как только брат попытался ее хоть немного сдержать, она, завопив и больно ударив Кирилла по лицу, вырвалась из его рук, умчалась в комнату, где, бросившись на кровать, вскоре потеряла сознание. Именно с этого момента вся ее жизнь померкла и стала черно-белой. Именно здесь все кончилось. Все прекратило существовать. Следующие дни, проведенные в агонии, не помешали ей узнать, что родители, оказавшиеся на момент взрыва в здании, погибли мгновенно. Хоронить было некого.