Заплакав, я наконец-таки повернулась.

Постояв минуту, пытаясь успокоиться, я перелезла через ограду и опустилась на траву рядом с памятником. Как всегда делала.

— Простите… Простите меня, — закрыв лицо руками, я зарыдала.

Уткнувшись головой в холодную поверхность, я не могла привести себя в чувство.

— Простите за все сказанные мной слова. Я так скучаю по вам.

Наблюдая за чайкой, с интересом рассматривавшую меня, я успокоилась.

— Мам… — протянула я. — Ты даже… Не представляешь, что творится в моей жизни. Хотя, конечно же, ты в курсе всего. Может, Дима прав? Мне плохо без вас. Почему я не могу поговорить с тобой? Почему не могу услышать твой голос? Я никогда больше не увижу вас.

Смахнув очередную слезинку, я продолжила:

— Возможно, мне стоит рассказать вам, что стало для меня важным с недавнего времени, пожалуйста, не судите меня строго! Я… — повернулась я к родителям. — Я нашла себе дело по душе. Да, оно опасное, наверное, по вашему мнению, неподходящее, но… Для меня оно бесценно. Мне так нравится этим заниматься. Я… чувствую себя сильней. Это заменяет мне общение с вами. Понимаете? Мне стыдно. Очень стыдно. Я наверняка не оправдала ваших надежд. Но прошу, не надо больше пытаться упрекать меня в этом! Пожалуйста! Я и так все понимаю. Осознаю все, что делаю. Скажите, что вы не сердитесь? Что доверяете мне! Я никогда не посмею оступиться, ошибиться, рискнуть собой! Обещаю! Обещаю!!! — я поцеловала фотографии родителей.

Провела рукой по маминому изображению.

— Ты такая красивая!

Я всматривалась в их лица.

Чем дольше я смотрела, тем счастливей они казались мне.

Мама и папа улыбались.

Закусив губу, я вновь заплакала.

— Дима был прав, я боялась, что вы будете недовольны. Что вы гневаетесь из-за всего, что я делаю. Нет! Не думайте! Я усвоила урок! Надо беречь себя! Я знаю, что моя жизнь — это самое ценное, что есть у меня. Но без гонок я тоже не смогу. Как? Это часть меня. Мне необходимо все это! Поймите меня!

Я, не отрываясь, смотрела на них.

На секунду папино лицо стало более серьезным, но затем вновь стало излучать счастье.

— Как же я скучала по вам! — сквозь слезы засмеялась я.

Франк оказался полностью прав, мне сильно полегчало.

Я чувствовала моральную поддержку. Я ощущала себя сильней, уверенней, благословленной.

Я была уверена в том, что все мои сомнения развеяны, что теперь в ответственный момент моя голова не даст сбоя, что я смогу справиться со всем.

— Он назвал тебя красивой, — усмехнулась я, посмотрев на маму. — Ты на самом деле самая красивая! Самая-самая! Как тебе он? — поинтересовалась я. — Он такой необыкновенный, знала бы ты, сколько эмоций я испытала с ним. Он волшебный. Он способен понять все лучше меня самой. Я не могла сама понять, что мне необходимо, а Дима… понял, — перевела я взгляд на папу. — Да-да! Чаще всего он ужасен! Очень резок, невоспитан и груб! Но! Он добрый очень добрый! Я не знаю, как его описать. Это очень сложно! Несмотря на все его капризы, выкаблучивания, я доверяю ему. Доверяю… Как Киру. Как вам.

Я рассказала родителям о своих успехах в школе, рассказала о Максе. Попросила у мамы совета насчет выпускного платья.

На душе было тепло и спокойно.

— Ну что, как твои дела? — я и не заметила, как Дима вернулся.

Повернувшись к нему, я улыбнулась:

— Хорошо.

— Хорошо? Отлично. Я рад.

Я пересела чуть ближе к нему.

— Задницу не отморозишь себе? — прищурился он.

— Нет. Мне хорошо.

— Я знаю.

Помолчав некоторое время, он шагнул ближе к ограде:

— Все, Берг, давай вылезай, нам уже пора возвращаться. Скоро стемнеет, тебе пора «Спокойной ночи, малыши!» смотреть!

— Ха-ха-ха, — засмеявшись, я протянула ему руки.

— Оп! — он помог мне подняться.

Я перелезла через ограду и оглянулась.

— Все будет хорошо, — подмигнула я маме с папой.

— Ну конечно!

Дима засунул руку в карман.

Вытащив оттуда несколько карамелек, положил их на гранитную поверхность:

— Все будет хорошо, — повторил он за мной.

Похлопав рукой бок памятника, он вышел ко мне.

— Пошли!

Взяв меня за руку, он пошел по тропе.

— Франк, спасибо тебе за это, — произнесла я, когда мы вывернули на соседнюю дорогу.

— Не за что, — усмехнулся он.

— Я не шучу! — остановилась я.

— Берг, я понимаю, но я не особо желаю останавливаться посреди могил, чтоб выслушать твою хвалебную речь, может в машине, а?

— Боишься? — усмехнулась я. — По ночам все трупики вылезают на поверхность и жрут непослушных Франкушек! У-у-у! — протянула я.

— Ха-ха-ха. Ты чокнутая? — заржал он. — И не смей так коверкать мою фамилию!

— Ой-ой-ой! Знаю я, какая она тебе фамилия! Куда ты ходил, пока я была здесь? — поинтересовалась я.

— Я? Ну… У меня тут… Есть знакомые, — неуверенно ответил он.

— Знакомые? — удивилась я. — В смысле?

— В прямом, Полина, в прямом!

— Какие?

— Отстань!

— Франк! Я не сдвинусь с места, пока ты мне не расскажешь! Мы будем ждать, пока все трупы не оживут!

— Долбанулась? — кажется, он всерьез перепугался.

— Ха-ха-ха. Ты такой забавный!

— Я-то как раз нормальный, а вот ты забавная! Мне не слишком приятно тут находиться просто так!

— А не просто так? — прищурилась я.

— О Господи! Ну что ты пристала?

— Скажи или покажи мне, куда ты ходил! Я же доверилась тебе. Почему ты не можешь довериться мне?

— Берг, — он поднял на меня свой изумрудный взгляд. — Я устал сегодня от тебя!

— Пф, — я презрительно отвернулась.

Увидев мою реакцию, он вздохнул:

— Ладно. Тут по дороге, пошли, раз хочешь.

Не дожидаясь моего ответа, он пошел вперед.

Я еле поспевала за ним.

Мы около пяти минут шли в сторону выхода с кладбища, затем Дима свернул на второстепенную дорогу.

Солнце уже совсем склонилось к горизонту. Птицы не переставали галдеть.

Я не хотела отставать он Франка, поэтому неслась за ним как угорелая.

Свернув с дороги, Дима пошел мимо могил.

Пройдя несколько, он остановился.

Я уткнулась ему в спину.

— Ой!

Выглянув из-за его спины, я осмотрелась.

Передо мной был стандартный участок с двумя памятниками.

Я присмотрелась.

Сердце встало как вкопанное.

Выдохнув, не говоря ни слова, я обошла молчавшего Франка и вышла вперед.

Положила руки на серебристую решетку. Странно, что на обоих памятниках не было написано ни единого слова, лишь дата смерти выделялась под каждой из фотографий.

Дима был очень сильно похож на своего отца.

Тот же подбородок, то же самоуверенный наглый взгляд.

Губы, нос мамины.

Судя по фотографии, она была великолепна.

Я оглянулась:

— Они…

— Да, — кивнул он.

— Боже, — я вновь повернулась к могиле его родителей. — Ты так похож на отца.

— Я знаю.

Он подошел и встал рядом со мной.

— Вылитая копия. А глаза? Глаза? — я посмотрела на Франка. — У тебя его глаза?

— У него были зеленые глаза.

— Нет. Не зеленые, — не согласилась я. — Изумрудные. Яркие. Волшебные.

— Ха-ха-ха, — засмеялся Дима. — Не знал.

— Не знал что? — повернулась я к нему. — Что у тебя зеленые глаза? Да уж. Видимо понятие зеркала для тебя не существует!

— Ха-ха-ха. Не знал, что они у меня вдруг волшебными стали.

Я приблизилась к памятникам.

— Они красивые.

— Я знаю.

— Ты часто тут бываешь? — обернулась я.

— Да, — кивнул Франк. Он присел на корточки. — И впервые привел сюда кого-то.

— М-м…

— Понимаешь, в отличие от тебя, я не могу справиться с тем, что гложет меня изнутри, — неожиданно заговорил он. — Это угнетает и разрушает меня. Заставляет чувствовать себя ничтожеством. Наверное, приходя сюда, я пытаюсь каждый раз попросить прощение, но все не выходит.

— Прощение за что? — присела я рядом с ним.

— М-м, — промычал он.

— Ты можешь рассказать мне… Это навсегда останется между нами.

— Ха-ха-ха. Берг.

— Честно! Дим! — я положила руку ему на плечо. — Я рассказала маме о тебе! И папе тоже!

Он перевел на меня взгляд.

— Берг, — спустя минуту заговорил он. — Я не всегда был таким, каким являюсь сейчас. Я не рассказывал, да и Кир вряд ли тебе упоминал. До определенного момента я был не очень хорошим человеком.

— В смысле?

— В прямом. До смерти родителей я вел ужасную жизнь. Ничем почти не интересовался. Пил. Очень много. Я мог пить целыми днями, — Дима смотрел мне прямо в глаза. — Единственное занятие, которое мне нравилось — это губить свою жизнь. Я никого не слушался, мотался по ночам с подобными мне придурками. Шрам на животе. Думаешь, это операция или случайность? Нет. Это пьяная потасовка, где мне едва не выпустили кишки.

Слушая его, я не верила, что он мог быть таким. Хоть он казался разгильдяем, я не могла его представить в столь низших слоях.

— Я… Приходил домой, насилуя морально мать одним только своим видом. Я измывался над отцом, который пытался сделать из меня подобие человека.

Сглотнув, Дима продолжил:

— Никто не знает… но в тот день… Я пришел среди ночи домой, заблевав полкоридора. Наорал на мать и ушел спать. Отец пытался достучаться до меня, а я послал его на три буквы, — Франк опустил голову, запустив пальцы в волосы. — Все. Больше я их не видел живыми.

Я не знала что сказать.

У меня щемило в сердце.

Мне хотелось утешить его, успокоить, но я понимала, что все это будет бесполезным.

Молча я опустила голову на его плечо.

— Ты… Представляешь, как мне живется с этим? — поднял он на меня глаза.

Я увидела в них слезы.

Это было страшно.

— Каждый день, просыпаясь, вспоминать о том, что я творил? Существовать среди людей, не чувствуя себя человеком?

— Дима… Просто ты был сложным подростком, это ни о чем не говорит…

— Да какая разница? — протер он глаза. — Ты думаешь, мне становится легче от того, что я прихожу сюда? От бесконечных просьб прощения? Смотреть на их лица, вспоминая гадости, эмоции после которых они ушли от меня!

— Дим…

— Берг, я прекрасно понимаю, что… Ха-ха-ха. Это отвратительно. Я не знаю, зачем рассказал тебе об этом. Видимо, чтобы ты не считала мои глаза волшебными. Я не такой, каким ты меня возомнила, — спокойно, со злостью произнес он. — Я не знаю, кто я после этого, как ты будешь относиться ко мне, но… Я хотя бы сказал тебе, как сам отношусь к себе.

— Дим.

— После этого я просто не хочу подпускать к себе людей. Не хочу связываться с этими дебильными чувствами. Макс — это единственный мой шанс хоть как-то оправдаться в этой жизни. Прожить ее с этой целью, ведь без нее, я окончательно рехнусь.

Он закусил губу и смотрел на меня гневным взглядом.

Подняв с земли камешек, он запустил его в высокую траву.

— Полин, я знаю, что изменился, что я стал лучше, но… этого недостаточно, это ничего не меняет. Мне не все равно, я хочу, чтоб ты знала это и, возможно, соизмеряла свои эмоции. Я не хочу, чтоб ты испытывала ко мне какую-либо ложную симпатию из-за моего внешнего облика. Я хочу…

— Франк, ты можешь остановиться? — наконец смогла я вставить слово.

— Что? — недовольно поинтересовался Дима.

Я опустилась на колени.

Взяв своим руками его лицо, я сказала именно то, что хотела произнести. То, что много для меня значило:

— Я люблю тебя.

Прижавшись к его губам, я закрыла глаза.

Сердце в груди стучало с бешеной скоростью.

Я впервые сказала человеку о своих чувствах. Я впервые сказала правду.

Я чувствовала себя неловко, будто обнаженной.

Но мне было хорошо. Я хотела, чтоб он знал это. Я хотела, чтобы ему стало легче, ведь я тоже была уверена в том, что он изменился.

Его глаза остались для меня волшебными. Ничего не изменилось.

— Берг, — через минуту, он перехватил мои руки своими.

— Что?

— Ты неугомонная, глупая, наивная, ничего не понимающая девчонка!

— Франк! — возмутившись, я отстранилась от него. — Не тебе меня упрекать!

— Полина!

— Что? Ты не изменишь моего мнения о себе, прости, но я столько от тебя настрадалась, что еще одно черное пятнышко на твоем далматиновом теле меня не удивляет! Это уже в порядке вещей.

— Берг! — усмехнулся он.

Франк сумел перехватить меня, когда я уже поднялась на ноги.