— Да! Конечно. Все подготовил? — этот голос был мне знаком.

— Конечно, Шторм.

— Поджигай тогда!

— Эй! — громкий, противный голос моего мучителя заставил меня содрогнуться. — Иди сюда!

— Что?

— Иди сюда! Зацени кое-что!

— Чего? — еще одна пара ног. Знакомый голос. — Че те надо? Подожжем сначала его тачку… Потом…

— Шторм, погляди! — на этом он вновь дернул меня за волосы.

— А-а… — челюсти, которые я сжал, дабы сдержать стоны, дико болели.

— А ну поверни-ка его! — возле меня присел второй человек.

О нет! Только не это! Вдвоем они схватили меня за пораненные руки, за поврежденную грудь и повернули на спину.

Передо мной зависло темное, питерское небо и… и лицо Шторма.

— А мальчик-то жив! Ха-ха-ха. Вот блин, в рубашке родился! Ну ему пиздец не повезло.

Мое зрение не полностью восстановилось, но я заметил, как Шторм поморщился после слов своего напарника.

Придирчиво осматривая меня, он провел рукой по моему лицу. Скорее ради любопытства. Не знаю. А может.

О Господи! Он схватился за сломанную руку. Надавил мне на грудь. Не выдержав, я застонал. Впал в агонию. Мне сделали больно. Очень больно.

— Ебать. Как ты умудрился выжить? Сука!

— Ха-ха-ха. Чуваку не повезло.

Засмеялся его напарник. Для меня оставалось загадкой, с чего это мне не повезло остаться живым. Однако следующая его фраза заставила меня… Хотя, что я мог? Я мог лишь раскрыть шире веки.

— Подожжем его вместе с машиной. Как и планировали. Кто виноват, что он выжил?

— Ты бредишь? — перевел на него взгляд Павел.

— А что ты предлагаешь? Давай, может, еще посидим, подумаем? Пока до нас менты не доберутся? Шторм, пора жечь все к чертям и валить! Как договаривались!

— М-м-м, — Паша встретился со мной взглядом.

Я не мог ничего сделать. Я молча смотрел на него сквозь выступившие слезы.

— Сука, Шторм, если ты ни с того ни с сего очеловечился, давай вырубим его, чтоб было не больно! Пора валить! Блять! Или все к чертям полетит!

— Закрой рот! — вскрикнул Паша. — Так… — вновь посмотрев на меня, он на секунду остановился.

Это необъяснимо. Я не могу передать словами свои чувства. Моя жизнь полностью зависела от человека, пытавшегося меня убить. Который почти сумел это сделать. Но я не хотел умирать. Не хотел. В этот момент у меня не осталось гордости. Я молил его о пощаде. О спасении.

Он не отрывал от меня глаз. Смотрел мне в глаза и думал. Думал.

Секунды его размышлений доставляли мне невыносимую боль. Я не в силах был сдерживать слезы.

— Так. Похуй. Зови ребят, — отвернувшись от меня, проговорил он. — Вытаскиваете его. И тащите к машине.

— Ты ебанулся? Шторм!

— Что? Что, блять, тебе непонятного? Пока я еще тут главный! Я сказал, вытаскивайте и перетаскивайте его! А потом поджигайте!

Шторм схватил меня за лицо. Без особых усилий раскрыл рот и…

— А-а…

— Не ори, красавец. Твои зубы и так еле держатся. Что стонать-то? Франк, надеюсь, я не пожалею о принятом решении.

— Блять, Шторм, это… это…

— Двух тебе хватит? Для опознания им сгодится.

— Пиздец! Ты ебанулся? Тебе делать больше нечего, чем с ним возиться?

— Если бы я его грохнул в гонке — одно дело, но я не убийца! Я не буду сжигать его заживо! Все уяснил? — он поднялся и пошел прочь.

— Да он не передвигаемый! К нему не прикоснуться же!

— Уж… Прикоснись как-нибудь!

— Он подохнет, пока мы его тащить будем!

— Ты не рассуждай, а делай! И быстрее! А уж если он не выдержит и скончается, то… и пускай. Его проблемы.

Дальнейшее запомнилось мне частично. Парни, которые вызвались вытащить меня из тачки, не особо церемонились. Пару раз я терял сознание, затем приходил в себя от резкой боли. Снова падал в темноту, вновь выбирался. Когда меня оттащили от машины, один из них, перед этим облив мою машину бензином, чиркнул спичкой. Сквозь слезы наблюдая за этим, я в последний раз посмотрел на свою покореженную красотку. Я знал. Я верил в то, что это она спала меня. Она могла беспощадно убить, раздавить меня. Но… Я выжил. И…

Бах!!!

Меня оглушило.

Ее не стало. За одно мгновение я ее лишился. Я лишился ее.

Терпя неимоверную боль от каждого движения, я наблюдал за Штормом, который, подойдя к своей машине, которая непонятно с чего оказалась раскореженной о строительное заграждение, замер, сжимая что-то в руке.

Это была зажигалка. Выждав несколько минут, отойдя подальше, он бросил маленький огонек в сторону своей спортивной Ауди.

Бах!!!

Не оглядываясь в сторону полыхающей машины, он спешил в мою сторону. Наконец-таки меня донесли. От небрежного удара головой о сидение я вырубился. Сил на борьбу не осталось. Осталась лишь темнота.

Никогда бы не поверил, что это правда. Это было удивительно. Мозг играл со мной в жестокую игру. Он не давал мне забыться. Не отпускал. Не давал уйти. Вместо того, чтобы просто отпустить, оставить в покое, дать умереть, он издевался, напоминая мне, сколько плохого я сотворил за свою короткую жизнь.

Я не понимал, где нахожусь, не ощущал ничего вокруг. Скорее всего, я спал. Мой сон был настолько реалистичным, что я испугался. Перед глазами мелькали моменты, вырванные из моего прошлого.

Мое детство, мальчишечьи проказы, бунты.

Я с самого рождения вставлял родителям палки в колеса. Почему? Сам не знаю. Родился таким. Во мне таилось что-то странное, темное, порой оно вырывалось наружу, и я не мог его контролировать.

Итак, родители.

Лица матери и отца настойчиво мелькали передо мной, а ведь я не хотел их видеть. Только не их. Нет!

Слава Богу… Рядом со мной возникли лица моих самых близких друзей, все они были тут. Рядом со мной. Я перестал бояться. Среди них был мой младший брат.

Он смотрел на меня с глубочайшей горечью и разочарованием.

— Нет! Нет!!!

Я не хотел, чтобы он так смотрел на меня.

— А чего ты хочешь? Что ты ждешь от него?

Макс. Максим. Мой брат. Брат.

Я любил его всем сердцем, любил так сильно, что врал ему с того самого момента, как он оказался в моей квартире тем утром.

Я увидел его в коридоре: мелкого, испуганного, заплаканного…

Он сказал, что ему некуда идти. Что он остался один. Родители бросили его. Что я его единственная надежда, что он любит меня. Сжимая его голову в своих руках, проводя пальцами по взлохмаченным волосам, я понял, что буду врать ему. Буду.

Рассказав ему довольно искореженную, грустную историю о своих и его родителях, я предложил ему остаться со мной. Я чувствовал вину. Я был обязан ему всем. Но я не мог рассказать ему правду. Иначе бы он возненавидел меня.

А правда заключалась в том, что во всем был виноват мой отец. Мой отец был зачинщиком неразберих случившихся в клубе. Он воровал деньги, уводил их прям из под носа у тех, кому был обязан шикарной зарплатой. Он воровал все больше и больше, постепенно теряя над собой контроль. Он. Только он.

Отец Макса, пытавшийся его урезонить, пытавшийся покрыть брата, также попал под удар.

На тот момент я давным-давно докопался до истины и знал, что делает мой отец вне дома. Для меня это казалось жутью. Двухсторонней жутью. Наблюдая издалека за проводившими гонками, я каждый раз боялся за тех, кто гонял на огромной скорости. Мне было отвратно наблюдать за тем как некоторые люди бились, бились нарочно, дабы доказать кому-то что-то. Наблюдая за всем этим, я постепенно осознал, что не могу спокойно смотреть на проезжающих мимо меня машин, казалось, смотря на них, я заглядывал внутрь, чувствовал характер каждой.

Не рассказывая отцу, о том, что в курсе его обязанностей, я попросился к нему в мастерскую. Эта была та самая мастерская. Именно та, которая сейчас принадлежала мне. Как бы мне. Отец, довольно спокойно восприняв мой интерес, пустил меня к тачкам, показал азы вождения и… и понеслось. Едва получив права, я гонял по городу, сутками высиживал в гараже, пытаясь докопаться до самой тайной занавесы каждой из испробованных мною тачек.

Когда я уже мог спокойно собрать и разобрать любую из доставленных в салон машин, отец всерьез заинтересовался моими способностями.

Тот день. Улыбнувшись, он притащил меня в гараж. Оказывается, там у него было куплено еще одно помещение. Открыв ворота, он показал мне ее. Ее. Ту, в которую я влюбился, которую полюбил за красивые глаза, неповторимую фигуру, за великолепный тембр мотора, за… за все.

Откуда? Он сказал, что ему подарили ее, прислали из-за заграницы за отличную работу.

Отец, так глупо было полагать, что я мог поверить в это. В этот же день совершенно случайно я наткнулся в газете на маленькую заметку, о том, как одна довольно темная фигура нашего города совершенно случайно погибла за рулем своего автомобиля. Видимо, отец хорошо поработал.

Находясь в гараже, имея возможность наблюдать, присматриваться, я видел, как он складывает доход в свой карман.

Поначалу мне было пофигу. Но, подслушав однажды его разговор с отцом Макса, я напрягся. Тот просил его больше не подвергать их опасности, просил, чтобы он утихомирился, ведь если владельцы наткнутся на расхождениях в сумме, будет плохо всем! Кому всем? Я так и не понял.

Минул месяц.

Протирая только что вымытый автомобиль, я обернулся на шум открываемой двери. К нам в салон зашло около пяти человек. Все они никаким местом не напоминали обыденных посетителей нашей забегаловки. Один из них направился в мою сторону, попутно поинтересовавшись, где сейчас мой отец. Указав на второй этаж, я отвернулся, решив вернуться к работе. Удар в спину застал меня врасплох. Размазавшись по машине, я едва устоял на ногах. Один из посетителей схватил меня за шкирку и, подтянув к себе, прошептал мне прямо в лицо, оставляя на нем остатки своих слюней: — Если это твой папаша облажался, если выяснится, что это он отмыл у нас такое большое количества бабла, тебе, парень, придется расплачиваться за него всю жизнь!

Выпустив меня, он направился в сторону лестницы, на которой возник испуганный отец. Я был напуган. Мне было страшно. Не помню, как я умудрился унести оттуда свои ноги. Трясясь от страха, я прибежал домой и набросился с криками на мать.

Для нее я с самого начала родился с клеймом «неудачный ребенок», ее всегда больше тянуло к племяннику, она могла баловать Макса часами, мне не было обидно. Если же отец хоть как-то занимался мной, видимо узрев талант, решив очередной раз сделать лишние деньги, то мать не особо утруждала меня своим вниманием.

Я был сложным подростком. Мне не очень была понятна суть школы, я считал себя гораздо более развитым тех, кому пришлось учиться со мной в одном классе. Высказывая это в открытую, я получал обычные для меня трояки — со словами «не портить же из-за тебя школьную репутацию».

Похуй. Мне было насрать.

Я мог без особого труда решить любую контрольную по алгебре, либо же по физике, не готовясь. Уж чего-чего, но этих предметов в жизни, в мастерской, в устройстве машинах у меня было порядочно. Но учителя не желали ставить мне что-либо положительное. Это… Было неправильно, по их мнению. По гуманитарным предметам было куда больше проблем: мои мысли о поступке Анны Карениной никого не порадовали, а фанатизм от Родиона Раскольникова, параллельно с высказанным мной преподавателю: «Я бы с радостью замочил вас топором!», и вовсе обеспечил мне несколько неудов подряд.

Мать перестала бороться со мной еще в средней школе. Высказав мне, какое я ничтожество, залившись слезами, хлопнула передо мной дверью.

От безделья, без контроля, я начал пить, шляться по ночам. Страдать фигней, не имея понятия, что же делать дальше.

В тот день, влетев к матери и принявшись рассказывать ей о случившемся, я наткнулся на стену непонимания. Она не могла понять, почему я гоню на отца, если же он зарабатывает для нас деньги, обеспечивает нам будущее!

Все это показалось мне плохим сном! Она знала обо всем, что происходит, но потакала отцу. Мало того, что вся наша семья оказалась в ловушке у людей, связанных с криминалом, так они еще позволяли себе дурачить их и втягивать в это другие семьи.

Отец пришел вечером. Заметно помятый. Плюнув на них, я смылся из квартиры. Мне не хотелось их видеть. На следующий день, придя в мастерскую, я обнаружил там… не только отца и его брата. Там были еще люди. Некоторые из них порой мелькали здесь и ранее, но я не связывал их между собой.

Тогда… Тогда я впервые увидел его.

Этот мужчина ничем не выделялся из толпы. Да. Он не отталкивал от себя, был среднестатистическим петербуржцем.

Я видел его мельком… Но отчего-то запомнил. А ведь теперь я так сильно любил смотреть в эти глаза. Они же достались ей от него.