Покопавшись в делах, я с легкостью вышел на них.

Брат и сестра. Их жизнь моментально погрузилась в ад. В темноту. Я знал, что если подойду к нему и предложу свою помощь, даже не объясняя кто я, он согласится, потому что я не был одним из многочисленных вечно орущих родственников, которым, по сути, было все по барабану.

Он согласился. Я сказал ему, что мой отец знал его отца. Вместе приходилось работать. Сидя в баре, я рассказал ему о своей истории. Конечно же, тогда я во многом приврал. Просто упомянул, что сам недавно потерял самых близких.

Кир оказался очень сильным. Он был не прошибаем. Он был мужественным. Стойким. Не плакал. Почти. Мы сразу же нашли общий язык. Улаживая проблемы с похоронами, сдружились. Да. Мы начали шутить. У нас появился намек на шутки, понятные только нам двоим.

После похорон он еще долго пытался справиться с собой. Он не понимал, как я умудрился полностью отойти от смерти родителей, почему так спокоен. Я свалил все на время, а сам подумал о своей глубокой ненависти.

Я чувствовал, что он нуждается во мне. Странно. С каждым днем он нравился мне все больше и больше. На тот момент, освоившись в клубе, я заводил довольно плотные знакомства, но такого общения среди них не было. Пока еще не было. Чем ближе он становился, чем сильней притягивался ко мне, тем больше проблем у меня возникало. Он фактически жил моей жизнью. Дома было невыносимо. Дома ждала сестра, выбившаяся из рук. Все его попытки справиться с ней обращались в ноль. Из-за его постоянного присутствия мне стало довольно сложно вести дела. Да. Я пристроил его к себе на работу, объяснив это тем, что по старой дружбе родителей, да и по нашей новообразовавшейся это будет неплохо. Вначале он мало что мог, но быстро схватывал. На лету.

Все. В какой-то момент он зажал меня своим вопросами. Прижал к стенке. Я как мог выкручивался. Он ворвался в запретную часть моей жизни, ошарашено осматриваясь по сторонам. Потребовал объяснений. Он испугался за меня. А я смотрел на него и выдумывал, что бы соврать такого, дабы не обидеть его.

Так же как и Максу, я рассказал ему искаженную правду, при этом вообще не упомянув его отца. Зачем? Ему не стоило этого знать. Мы помнили с Максом о своем обещании. Кирилл Берг никогда не должен был узнать о том, что его отец был хоть как-то связан с клубом. Самое ужасное произошло после моих объяснений. Этот идиот заявил мне, что не может оставить меня там одного. Я посмеялся. Он был серьезен. Мне пришлось ему уступить. Он подавал огромные надежды, был легко обучаем и мог заменить меня. Мог составить мне конкуренцию. Конечно же, не сейчас, но… в будущем.

Ему наконец-таки удалось достучаться до сестры. Наконец-таки в его жизни хоть что-то стало налаживаться. Узнав, что у меня есть возможность поехать в Москву, поучаствовать в каком-то съезде, совершенно не интересовавшим меня, я с легкостью подарил ему эту возможность отдохнуть там с сестрой, договорившись об этом с организаторами.

Сестра. Полина. Полина Берг. Девушка, к которой в первый момент я испытал довольно неоднозначные чувства. Господи, откуда? Как? Как ты смог создать ее?

Я не смог остаться к ней равнодушным. Она была невыносима, нетерпелива, взрывоопасна, неописуема, не, не… Она так сильно похожа на меня. Я понял это сразу же. Там. На вокзале. Когда встретился с ней взглядом. С ее заплаканными глазами. Когда разбился вдребезги о поток многочисленных колкостей, которыми она тыкала в меня всю дорогу. Потрясающе. А ведь эта девушка все время была рядом со мной. Она должна была быть моей. Она была создана для меня. Ведь только так я мог объяснить ее. Такую неповторимую, единственную, незабываемую.

Видимо наша схожесть, моя дикая злость от постоянных рассказов ее брата о загадочном принце, моя колкая, нетерпящая возражений, натура — все это дало обратный, противоположный ход. Проводя вместе пять минут, мы умудрялись сжечь тысячи мостов, вылить на себя тонны помоев. Но вместе с этим… это были замечательные дни. Узнавать ее такую. Высмеивать ее неудачи, подлавливать каждый ее промах, указывать ей на ее место, пытаться подчинить себе, проигрывать, дабы видеть ее искренний смех и неповторимый блеск в глазах.

Я не мог сопротивляться ей. Я зависел от нее. Тот день, когда она бросила его. Ха-ха-ха. Я знал, что так будет. Ей потребовалось немного больше времени, чтобы понять это. Пускай. Я же не мог ей открыто сказать об этом! Уж сколько было сделано подсказок?! Наконец-таки она догадалась. Сама. Молодец.

Увидев ее спящую в своей кровати, я обалдел. В прямом смысле. Это было неописуемо. Знать, что она прикасается своей кожей к моему белью, закутывается в мою рубашку. Я знал, что больше не смогу выдержать. Что нарушу обещание, данное Киру.

Я умудрился обидеть ее даже тогда. И даже не раз. Ха-ха-ха. Нес как обычно какую-то чушь. Но она простила. Я заметил, она готова была простить мне многое. Я этим пользовался. Измывался над ней, сам того не желая, ведь это свойственно мне по натуре. Я обожал подливать ей масло в огонь, вызывая на эмоции, которые потом доставляли нам с ней массу удовольствий, мне, по крайней мере.

Я постоянно проверял ее на стойкость, выносливость, силу воли и характера. Мне нравилось, когда она ломалась. Ломала все свои принципы ради меня. Я наслаждался тем, как испуганно расширяются ее зрачки после моего очередного ультиматума, после решения, которое я принял за нас обоих, не посоветовавшись с ней.

Пожалуй, самая главная ее особенность, то, что меня зацепило в ней, это ее мышление. Оно однозначно не было обычным, пустым, стандартным. Переобщавшись за свою жизнь со многими девушками, я мог смело утверждать, что от Берг можно было многого добиться, многое получить, в отличие от большинства негодных даже для простого обыденного разговора девчонок.

Конечно, порой, ее способность воздвигать немыслимые пируэты из разнообразных мыслей, приходящих ей в голову, играла против меня. Я искренне полагал, что эта красотка просто хочет быть ближе ко мне, когда попросилась на работу, я упустил момент, потерял контроль, и она моментально влезла туда, где ей было не место. Влезла и не просто так. Испортила мне все, я едва не потерял из-за нее друга, влезла, втерлась в доверие и осталась. И стала незаменимой. Даже там.

Зачем я показал ей родителей? Доверился, а потом вновь соврал. Я же хотел в какой-то момент открыться ей, но не смог. Побоялся, что она не вытерпит, разболтает все Максу. А я не хотел этого. Я понял, что не хочу, еще не готов полностью открыться ей, не могу рассказать, кем являюсь на самом деле. Нет. Об этом знал только Макс. Ему я доверял как самому себе.

Шторм. Этот гонщик всегда вызывал у меня восхищение. Слушая рассказы о его заездах, о его несомненном таланте, я так сильно хотел узнать его, хотел встретиться, посоревноваться, поучиться чему-нибудь, но все откладывал этот момент. Так неожиданно, грубо, несуразно повстречавшись с ним, я не знал как вести себя. Как относиться к тому, кто был так высоко в твоих глазах, к кому ты испытывал уважение, учитывая, что он стоит перед тобой, обвиняя в том, что моя репутация сказывается на нем? Это было несуразно. Я сразу же догадался, что его претензия насчет гонок — бутафория. Нет. Он явился ко мне по другому поводу. Она стояла рядом с ним. Эта причина. Не зная друг друга, выслушивая рассказы о восхитительных заездах каждого, катаясь в различных городах, не имея ничего общего, мы выбрали с ним одну и ту же девушку.

Для меня это оказалось шоком. Как и для него.

Подрезая их на проспекте, я был несказанно удивлен, как уверенно держится за рулем ее московский друг, наблюдая за тем, как он справился, как он выбрался из западни, я поверил в то, что ангелы-хранители существуют, иначе как? Все оказалось намного проще. Объяснение было простым, но для меня, на тот момент, неизвестным.

Получив черную карточку, я испугался. Я знал, что Шторм принимал участие в подобных гонках, знал что это такое, в сравнение с ним я был мелок и неопытен. Я бы отказался от этого. Я бы ни за что не поехал с ним по таким правилам, если бы не она. Мы как двое упертых, тупоголовых барана перли друг на друга, не желая уступать. Естественно, я не мог по-другому. Я должен был попробовать, попытаться поставить точку.

Рассекая ночной воздух, мы получили возможность разобраться между собой без чьей-либо помощи. Он был, несомненно, талантлив, я видел это в каждом его движении, он управлялся с машиной так, как мне и не мечталось. Он был достойным соперником. Но я тоже был неплох. И все-таки он проиграл мне. Я зажал его в угол. Я мог убить его. Мог отправить его в кювет. Он не ожидал подобного от меня. Никак не ожидал. От этого разозлился. Он не мог простить мне моей милости к нему. Ему было противно принять от меня эту подачку. И тут на него напал дикий зверь, цель которого была убить меня. Я это понял. Понял за секунду. Постепенно разбивая мою машину, он не мог остановиться, я не знал, как мне покончить с этим. В правилах подобного заезда было прописано, что гонка должна длиться до тех пор, пока кто-либо попросту не сможет принимать дальнейшее участие. Тут я понял свою ошибку. Да. Я на самом деле пожалел, что не столкнул его с самого начала. Теперь он не допустил бы такую ошибку. Он больше не относился ко мне как простому выпендрежнику, он ощутил, что я на его уровне, и больше всего желал расквитаться со мной. У него это получилось. Мне было так обидно, я попался ему на удочку. Потерял управление. Видимо, по его плану, я должен был влететь в какое-нибудь заграждение или сорваться вниз, все произошло немного иначе, но он своего добился. Он убил меня, уничтожил. Вот только не до конца. Я сам не мог поверить в то, что до сих пор жив и нахожусь в сознании. Это было ужасно. Ужасно страшно. А еще страшней было осознавать то, что происходило вокруг.

Неужели? Он действительно все это спланировал? Кем были те люди, которые, появившись из ниоткуда, уничтожили нас с ним? Для чего ему нужно было подрывать нас? Разве не моей смерти он добивался? Отчего не бросился к ней, выиграв в этой нечестной схватке? Он стер нас обоих, а теперь вез меня в неизвестном направлении. Что будет дальше? Я ничего не понимал. Меня кружило. Голова постепенно сдавалась. У моего мозга садилась батарея. Последнее, что разорвало меня на части, перед тем как я окончательно потерял связь с этим миром, это мысли о ней. Полина. Я оставил ее одну. Совсем одну. Я боялся за нее. Я не мог так подвести человека, которого любил. Это было моим предательством по отношению к ней.

— Не дергайся! — пробормотал мужской голос.

Что это за запах? Я приоткрыл один глаз.

На меня смотрел незнакомый мужчина. Кто он? Я попытался приподняться.

— Нет-нет! Ты что? Спи давай.

Мои вены во многих местах были проколоты. С обеих сторон от моей кровати виднелись капельницы. Я с ужасом, с непониманием посмотрел на незнакомца. Взяв шприц, заполненный непонятно каким лекарством, он ввел раствор в одну из капельниц, присоединенных ко мне. Спустя мгновение у меня в глазах все помутнело. Я вырубился.

Одна рука была в гипсе. Грудь была перевязана. Потихоньку набравшись сил, я приоткрыл глаза и рассматривал все вокруг. В первую очередь себя. Капельницы. От многочисленных уколов кое-где на руках просматривались синяки. Я попытался подтянуться на свободной руке.

— О-о-о, — резкая боль застала меня врасплох.

Болели ребра. Это была та самая боль, именно ее я почувствовал сразу же после аварии. Половина моей головы была забинтована. Я оглядел единственное, что казалось свободным — свою руку. Она вся была в глубоких подзатянувшихся ссадинах. Еле-еле сдерживая умопомрачительную боль, я откинул одеяло. Настал новый приступ ужаса.

Я похудел. Или нет? Скорее побелел. Из-под больничной рубашки, а именно она была надета на мое поврежденное тело, торчали две несуразные, наполовину забинтованные, бледные, с сине-зеленоватыми подтеками, конечности.

Я немного пошевелил ими. Мда. Не сказал бы, что это прошло успешно. Ноги еле-еле слушались меня. Все мышцы болели. Оценив ситуацию, порадовавшись, что не имею возможности посмотреть на свое лицо, я осмотрелся по сторонам.

Моя кровать, сильно напоминающая больничную койку, находилось в довольно маленькой комнате. Койка, две табуретки, тумбочки по бокам. Белая дверь напротив, судя по всему, это был туалет с ванной. Небольшое окно, через которое светило солнце. Значит, сейчас день.

Я не мог понять, где нахожусь, и что происходит. Меня не устраивало такое положение вещей. С отвращением переведя взгляд на исколотые руки, слегка зажмурившись, я выдернул из себя многочисленные трубки. Кое-как усевшись на кровати, попытался спустить ноги на пол.

Больно. Очень больно. Малейшее шевеление торсом вызывало спазмы. Дыхание сбивалось. Голова начинала кружиться. Я мог в любой момент отрубиться. Переборов себя, я кое-как спустил конечности. Попытавшись встать, моментально оказался на полу.