Барбара Картленд - Скрытное сердце

– Никогда не обряжала такого красивого покойника, – сказала миссис Бутл, распахивая дверь и входя в комнату. Ее грузная фигура словно заполнила собой все помещение, обставленное полированной мебелью со множеством безделушек.

Девушка, сидевшая у камина и пришивавшая черную шнуровку к плотной юбке из саржи, подняла голову от шитья.

– Можно мне пойти наверх? – спросила она.

Миссис Бутл, подойдя вплотную, нависла над ней, как огромная туча.

– Я, пожалуй, подожду минутку-другую. Да и тебе нужно собраться с духом. Первое время, когда видишь покойников, всегда немного не по себе. Холодные, как мрамор, и все же по-своему красивые. А уж твоя матушка – так настоящая красавица, можешь поверить мне на слово. Как-никак я уже тридцать пять лет обряжаю покойников во всей округе и, между прочим, делаю это лучше всех.

– Не сомневаюсь, – тихо произнесла Сильвия и поднялась, отложив шитье на скамейку, стоящую рядом со стулом, на котором она сидела.

Миссис Бутл уселась в кресло.

– А теперь, прежде чем ты пойдешь наверх и, как полагается, выплачешься, – сказала она, – я бы хотела перекусить. Видишь ли, работа у меня тяжелая, хотя и не самая плохая, и когда я ее заканчиваю, то обычно мне нужно немного подкрепиться.

– О, простите за невнимательность, миссис Бутл, – быстро ответила Сильвия. – Я, конечно же, дам вам что-нибудь поесть и выпить, но боюсь, что в доме ничего нет, кроме… чая.

– Ну что ж, достаточно и этого, – снисходительно ответила миссис Бутл. – По правде сказать, я бы выпила чего-нибудь покрепче, но что поделаешь – когда в доме нет мужчины, всегда так бывает. Так и быть, я согласна на чашку чая и что-нибудь к нему. Что там, ты говорила, лежит в кладовке?

– По-моему, там несколько яиц и остатки пирога.

– Это вполне меня устроит, – согласилась миссис Бутл. – Если тебя не затруднит, свари их всмятку, чтобы я могла перекусить, пока ты будешь подогревать пирог. И не забудь, я люблю, чтобы чай был крепкий. По-настоящему крепкий. Мне нужно немножечко взбодриться!

– Я постараюсь сделать все как можно быстрее, – пообещала девушка.

Стремительно выйдя из гостиной, она прошла через неосвещенный холл и спустилась по лестнице в кухню, распложенную в полуподвальном помещении. Там пахло сыростью и плесенью, этот запах не выводился, несмотря ни на какие усилия, но зато там было тепло от раскаленных углей, тлеющих в большой черной плите. Сильвия поставила кипятить чайник и заглянула в кладовку. В ней оказалось всего два яйца. Если отдать их миссис Бутл, то ей самой на ужин уже ничего не останется.

«А мне ничего и не надо», – подумала она, но вдруг, к собственному удивлению, ее охватило острое, прямо-таки болезненное чувство голода. Девушка ничего не ела с тех пор, как умерла ее мать. До сих пор любая мысль о еде вызывала у нее отвращение, но сейчас она вынуждена была честно признать, что очень голодна. Сильвия приготовила несколько тостов к яйцам для миссис Бутл, а обрезанные корки съела сама.

Ей пришло в голову, что в такие минуты жизни непозволительно думать о еде, но она тут же, сказала себе, что подобные мысли просто чепуха.

Если бы сейчас можно было заплакать или впасть в прострацию от горя, то она сделала бы это из жалости к себе, а не к матери. Все эти долгие шесть лет, пока Мэри Уэйс была неизлечимо больна, никто лучше Сильвии не знал, каково это: изо дня в день, в выходные и праздники, практически без передышки ухаживать за матерью. Несмотря на кажущееся улучшение, мать изводила ее своими придирками и капризами, хотя Сильвия, конечно, понимала, что причиной тому необычный характер болезни.

Страдания несчастной были столь тяжки, что, без сомнения, смерть казалась лучшим исходом. Врачи не могли ничем помочь, и то, что она так долго не могла умереть, было настоящей пыткой. В то утро, когда Сильвия вошла в спальню матери и увидела ее мертвой, она испытала сильное потрясение. Сначала девушка никак не могла поверить, что это правда. Но затем, почувствовав, как вдруг сильно заколотилось сердце, пристально всмотрелась в белое, худое лицо матери и поняла: страдания несчастной закончены. Теперь Мэри Уэйс выглядела намного моложе. Все следы мук и волнений исчезли, словно смерть стерла их с ее лица. Она умерла во сне, с легкой улыбкой на губах, и Сильвия, глядя на нее, поняла, что недостанет сил притворяться и изображать сожаление о том, что матери не стало.

Теперь, когда Сильвия стояла на кухне и готовила ужин для миссис Бутл, ей вдруг стало ясно как никогда, что если по кому и стоило лить слезы, так это о ней самой.

Что ожидает ее в будущем? Со смертью матери не стало и ее пенсии. И хотя это были жалкие гроши, они все же давали возможность кое-как сводить концы с концами и выживать – при условии жесткой экономии, когда велся строгий учет каждому пенни.

«Мне двадцать один, – подумала Сильвия. – Но что я знаю о жизни?» Ответ на этот вопрос был яснее ясного. Она не имела ни малейшей возможности чему-нибудь научиться, только и умела, что ублажать капризную страдалицу, прислуживать и исполнять роль неопытной сиделки, чистить и скрести, штопать протертое до дыр платье, чтобы поносить его хоть пару месяцев.

Кому, скажите, могли пригодиться эти ее таланты? Разве что мужу? Но у нее почти не было шанса выйти замуж при таком образе жизни.

Дом не был их собственностью, и они уже задолжали за аренду. Мебель принадлежала матери, но Сильвия прекрасно знала, что никакой ценности эта рухлядь не представляет. Все то, за что скупщики могли заплатить, уже давно продано.

Ну вот, яйца сварились, да и чайник вскипел. Сильвия заварила чай, положила разогревать пирог и понесла поднос наверх.

Миссис Бутл дремала, уютно устроившись в кресле, вытянув ноги и свесив голову на необъятную грудь. Когда Сильвия вошла в комнату, миссис Бутл вздрогнула и проснулась.

– Только вздремнула, дорогая. Я так устала. Эта ужасная погода действует на всех, кому приходится выходить из дому. Сегодня утром я как раз говорила об этом с мистером Бутлом. И что хорошего может принести в новом году этот промозглый ветер, от которого кости стынут? От нового, 1903 года люди ждут мира и благоденствия, а может случиться так, что и глазом не успеешь моргнуть, как половина населения вымрет от пневмонии.

– Избави Бог, – воскликнула Сильвия, накрывая сервировочный столик и ставя на него поднос.

– У меня работы невпроворот, – заметила миссис Бутл. – Нам просто необходим кто-нибудь еще в этом районе. Конечно, никто из моих постоянных клиентов не захочет, чтобы за ними ухаживал кто-то, кроме меня. Они мне постоянно говорят: «Уж и не знаем, миссис Бутл, что бы с нами было, если бы не вы». И мне просто нечего им возразить, честное слово, нечего.

– Должно быть, это по-своему интересная работа, – предположила Сильвия.

– И да, и нет! – ответила миссис Бутл. – Годы берут свое, и, признаюсь, порой такая жизнь мне уже не по силам. Невозможно даже поесть спокойно: то кто-то стучится в дверь и слезно умоляет срочно пойти к нему, потому, что его жена плохо себя чувствует, то доктор говорит, что какой-то джентльмен в палате номер 16 вряд ли протянет до утра и что мне бы лучше посидеть с ним. Он, конечно, всегда старается предупредить меня заранее, чтобы я могла согласовать свои планы, но когда мне кажется, что все уже улажено, опять случается что-то непредвиденное, как в случае с вашей матушкой.

– Я очень сожалею… – пробормотала Сильвия.

– Ну что ты, дорогая. Это же не в нашей воле. Все в руках Божьих. Когда Он готов нас забрать, то какие могут быть возражения? Это, конечно же, вызывает массу хлопот и является потрясением для родственников. Что-то ты очень бледная. Может быть, выпьешь чашечку чая? На подносе как раз стоит еще одна.

– Да, пожалуй, миссис Бутл. Но не такого крепкого, как у вас. Добавьте в него, пожалуйста, немного воды.

– Я всегда говорю, ничто так не помогает, как чашка чая и полная чайная ложка сахара. Хорошенько угощайся, дорогая, подсласти по своему вкусу.

– Спасибо, – пробормотала Сильвия и присела на стул напротив миссис Бутл.

– Так вот, как я уже говорила, – продолжала та, – мне нравится, чтобы все было заранее спланировано и заказано. По-моему, три дня – это как раз тот срок, который необходим для похорон. Этого времени достаточно для того, чтобы сообщить всем об утрате. Меня всегда так трогает ритуал прощания с покойником. Но только не стоит его очень затягивать, потому что люди от этого устают. В особенности мужчины. Ты ведь знаешь, какие они нетерпеливые. – Эти слова были произнесены презрительным тоном человека, не очень хорошо относящегося к противоположному полу.

Увидев, как изменилось выражение лица Сильвии, миссис Бутл спохватилась.

– Ну-ну, не расстраивайся так. Возможно, это был самый счастливый час для твоей матушки. Так или иначе, в настоящий момент она в лучшем мире.

– По крайней мере, она избавилась от боли, – тихо заметила Сильвия.

Миссис Бутл согласно кивнула.

– Да, за это всегда нужно быть благодарным. Ты уже распорядилась о похоронах?

Сильвия кивнула.

– Да, доктор послал за могильщиком. Но все услуги такие дорогие. Даже не представляю, как я за все это рассчитаюсь.

– А ты сообщила родственникам? – испуганно спросила миссис Бутл.

– Да, конечно, но я бы лучше заплатила за все сама. У нас немного родственников: только мой дядя Октавиус, брат отца. Он викарий в соборе Святого Матфея в Гастингсе. Я послала ему телеграмму. Надеюсь, что завтра получу ответ.

– Полагаю, он заберет тебя к себе, – заметила миссис Бутл.

Услышав это, Сильвия просто окаменела, а затем с усилием произнесла едва слышно:

– Боюсь, что да.

Миссис Бутл налила себе еще чашку чая.

– Ты не любишь его? Сильвия покачала головой.

– Он хороший человек, я уверена в этом. Но я жила у него, когда была ребенком, и у меня остались не очень хорошие воспоминания об этом времени. Мои кузины и тетя никогда не давали мне забыть о том, что я бедная родственница, – произнесла Сильвия. А затем, немного помолчав, добавила: – Им не нравился мой отец и некоторые из его родственников.

– Я знаю таких людей, – сказала миссис Бутл. – И все-то им не так, вечно они недовольны. Я, таких частенько встречала. Они считают себя христианами, но ты бы удивилась тому, что я про них знаю. Это касается и священников. – Надеюсь, что он предложит мне жить у них, – сказала Сильвия, – и я должна буду принять это с благодарностью. У меня нет другого выхода.

Говоря это, девушка смотрела в камин, но вместо пламени видела большой, великолепный дом викария в Гастингсе, тонкогубое, с острыми чертами лицо тетушки и своих кузин, брезгливо рассматривающих ее поношенную одежду и заштопанные чулки. Затем она услышала, как резкий голос дяди произнес:

– Надеюсь, Сильвия, ты понимаешь, что никогда не должна произносить его имя в этом почтенном доме.

И услышала, как в ответ на это прозвучал ее собственный, полный слез голос:

– Да, дядя. Конечно, понимаю.

– Ты должна забыть его, вычеркнуть из своей памяти все воспоминания о нем.

Но судя по холодному блеску глаз, сам дядя вовсе не думал об этом забывать и собирался изводить ее упреками при каждом удобном случае.

Не в силах больше думать о таком унижении, Сильвия закрыла лицо руками.

Невыносимо было сознавать, что ей предстоит снова возвращаться туда, где ее ожидала роль прислуги, которой даже не будут платить, с которой будут обращаться как угодно, потому что она никогда не отважится покинуть этот дом. Она станет прислуживать тете, которая никогда не любила ее, двоюродным сестрам, всегда относившимся к ней с презрением. И все это – под постоянным надзором дяди Октавиуса.

В порыве отчаяния она бросилась к миссис Бутл.

– О миссис Бутл, не найдется ли у вас для меня хоть какой-нибудь работы, пусть даже самой тяжелой. Не может же быть, чтобы совсем ничего не нашлось! Я согласна на все. Я буду очень стараться. Поверьте! Ну, придумайте же хоть что-нибудь!

Миссис Бутл почесала затылок.

– Трудно найти что-нибудь подходящее для юной леди. Да мне и не приходилось решать такие проблемы. Я думаю, что, если бы у меня была дочь твоего возраста, я бы ее куда-нибудь определила, а еще лучше выдала бы замуж за какого-нибудь достойного парня. Ну а что касается тебя… что ты вообще умеешь?

– Я думаю, что могла бы быть гувернанткой, – высказала предположение Сильвия. – Но я так мало знаю. Я получила не очень хорошее образование, а за те годы, пока ухаживала за матерью, у меня почти не было времени читать.

– Но ведь для этого надобна рекомендация, – заметила миссис Бутл. – Ты ведь знаешь этих господ, к ним без этого и не подходи. У меня другое мнение. Я об этом и мистеру Бутлу недавно сказала. Я считаю так: что толку в какой-то бумажке? Лично мне достаточно лишь раз взглянуть на человека, чтобы понять, что он собой представляет.