— Перестань себя казнить. Ты не виновата. Во всяком случае, все кончилось для нас благополучно.

— Благодаря Блейду и Калебу. — Зоун вздрогнула. — И мне даже подумать страшно, что могло бы случиться, если бы ты не знала этих приемов самообороны.

— Хватит тебе мучиться из-за всяких если бы да кабы. — строго произнесла Сиренити. — У меня к себе важный вопрос.

— Какой?

— Теперь, когда Кинкейд навсегда исчез из твоей жизни, что ты собираешься делать?

— Делать?

— Вернешься в Калифорнию?

Зоун явно растерялась.

— Зачем мне туда возвращаться?

— Ты сказала, что приехала в Уиттс-Энд, чтобы спрятаться от Кинкейда. Теперь, когда тебе больше не надо прятаться, я просто хотела спросить, собираешься ли ты остаться?

— У меня не было мысли уехать отсюда, — нерешительно сказала Зоун. — Почему-то я чувствую, что Уиттс-Энд — это как раз то место где мне хочется жить. — Она встретилась глазами с Сиренити. — Может, ты хочешь сказать, что я не буду нужна тебе в магазине? Я знаю, ты дала мне эту работу только из жалости. Если дело в том, что ты не можешь дальше платить мне столько, сколько сейчас, то я могу работать и за меньшую плату.

— Постой, постой.

— В Уиттс-Энде жизнь не такая уж дорогая. Я уверена, что проживу и на меньшую зарплату.

— Перестань болтать чепуху. У меня и в мыслях нет избавляться от тебя. Кто еще в Уиттс-Энде способен каждый день вовремя открывать магазин? — Сиренити засмеялась. — Напротив, я запаниковала при мысли, что ты можешь уехать и мне придется искать новую помощницу.

Зоун робко улыбнулась.

— Я не собираюсь никуда уезжать.

— Уф, ты меня успокоила. К твоему сведению, я не планирую урезать тебе зарплату. Если этот мой заумный, дорогостоящий деловой консультант хотя бы на одну десятую так хорош, как говорит, то я скоро смогу платить тебе больше.

— Твой заумный, дорогостоящий консультант и партнер, — сухо заметил Калеб, — даже лучше, чем говорит.

— И к тому же так потрясающе скромен. — Сиренити повернулась на стуле и увидела, что Калеб стоит у нее за спиной. Почему-то вид его начищенных туфель вызвал у нее смутное беспокойство. — Уезжаешь куда-нибудь?

— Да.

Глубокое чувство тревоги шевельнулось у Сиренити под ложечкой.

— Куда?

— Я как раз и пришел, чтобы тебе об этом сказать.

Она во все глаза смотрела на него.

— А когда вернешься?

— К вечеру.

Она перевела дыхание и одарила его, как ей показалось, веселой и легкой улыбкой.

— Был момент, когда я подумала, что ты, возможно, счел Уиттс-Энд слишком суровым местом для первоклассных деловых консультантов.

— Не вижу здесь ничего такого, с чем не мог бы справиться хороший консультант. — Калеб бросил взгляд в сторону стойки. — Я все объясню через минуту. Вот только выпью чашку кофе.

— Ладно, — согласилась Сиренити.

— Разговор конфиденциальный? — спросила Зоун.

Калеб усмехнулся уголком рта.

— Если не возражаете.

— Нет, конечно, нет. — Зоун поднялась из-за стола. — Дам вам поговорить наедине. Мне пора вернуться в магазин.

— Спасибо, — сказал Калеб. — Я недолго.

Зоун остановилась и посмотрела на него пристальным взглядом.

— Хочу еще раз поблагодарить вас за то, что вы сделали прошлой ночью.

— Забудьте об этом.

— Я не могу. Да и не хочу. Я спросила Блейда, что произошло в той пещере. Он говорит, что Ройс поскользнулся и упал.

— Именно так все и было.

— Я понимаю, что вы не хотите обременять меня знанием того, что из-за меня вам с Блейдом пришлось убить человека. Вы очень добры, что пытаетесь меня оградить. Но, как я сказала Блейду, в этом нет необходимости.

— Зоун, если у вас плохо со слухом, читайте по губам: Кинкейд поскользнулся и упал.

— Пусть будет так, как вы хотите. — Зоун улыбнулась своей немного печальной улыбкой. — Мне ясно, что вы и Блейд желаете, чтобы все осталось так, как есть. Я больше никогда не заговорю об этом.

— Приятно это знать.

— Теперь я вижу, что неверно истолковала флюиды, доходившие до меня от источников видений. Bы не были причиной ощущаемого мной смятения и опасности. Вы были противодействующей силой.

— А, — с глубокомысленным видом произнес Калеб. — Это все объясняет.

— Вот именно, — серьезно сказала Зоун. — Эманации, которые я ощущала вокруг вас, были без сомнения, настроены на ту же длину волны, что и улавливаемые мной флюиды смятения и опасности. Естественно поэтому, что ваши эманации резонировали на той же частоте, что и эманации источника.

— Естественно.

— Так и получилось, что я ошибочно приняла их за отрицательную, а не положительную энергию, — заключила Зоун.

— Мне вполне понятно, как могла произойти такая простая ошибка, — сказал Калеб.

— Благодарю вас за ваше доброе отношение. Я буду хранить его как бесценный дар. Я ваша вечная должница. — Она склонила свою аккуратно выбритую голову в грациозном поклоне, повернулась и, словно по воздуху, поплыла к выходу из кафе. Калеб долго смотрел ей вслед. Потом перевел взгляд на Сиренити.

— Она действительно верит во весь этот вздор о флюидах и противодействующих силах или просто дурачит меня?

— Не знаю, — честно призналась Сиренити. — Я же говорила тебе, что в некоторых отношениях она похожа на Блейда. Они оба живут одновременно в двух плоскостях мироздания; одна из них — это то, что все мы называем действительностью, а другая — это то, что существует, вероятно, лишь у них в голове.

— Другими словами, они оба странные. Джесси была права. Возможно, они и впрямь созданы друг для друга. Подожди, я только схожу за кофе.

— Уже несу. — Ариадна спешила к ним из-за стойки. В одной руке она держала кружку с кофе, а в другой — домашнее миндальное печенье. — Вот, угощайтесь.

— Спасибо. — Калеб повесил куртку на спинку стула, на котором только что сидела Зоун. Потом сел, пододвинул к себе кружку и обмакнул печенье в кофе.

— На здоровье. — Ариадна улыбнулась. — И спасибо за то, что вы сделали прошлой ночью.

— Да ничего я не сделал. Просто болтался в компании с Блейдом и видел, как одержимый жаждой убийства маньяк свалился в один из источников в пещере, где бывают видения.

— Что касается меня, то мне подойдет абсолютно все, что бы вы ни сказали.

Калеб вонзил зубы в печенье и пробурчал что-то неразборчивое.

— Но я говорила не только об этом, — тихо пpoмолвила Ариадна. — Я хотела вас поблагодарить за то, что вы потом все хлопоты взяли на себя. Для нас могли возникнуть сложности.

— Открою вам маленький секрет, Ариадна. Шериф Бэннер сам не хотел ничего осложнять. Он запросил данные на Кинкейда и узнал, что этот парень — ходячая бомба замедленного действия. У меня сложилось впечатление, что шериф почувствовал не меньшее облегчение, чем все остальные, когда узнал, что этот сукин сын бултыхнулся в одну из ям с водой.

— Бэннер хороший человек, — сказала Ариадна. — Но мне почему-то кажется, что они с Блейдом никогда бы не поняли друг друга. Так что спасибо за то, что вы все уладили.

— Мне тогда все равно было нечего делать. — Калеб остановился и стал задумчиво рассматривать наполовину съеденное печенье. — Сколько это может храниться?

— Бискотти — так называется это печенье — можно хранить и месяц, и больше, — объяснила Ариадна. — Оно печется дважды на протяжении нескольких часов, так что оно очень сухое, похоже на крекер. Мне приходилось есть бискотти шестимесячной давности. Его нельзя было отличить от свежевыпеченного.

— Думаю, бискотти можно включить в каталог вместе с джемом и кулинарной книгой, — заметил Калеб.

Ариадна расцвела.

— Я могу делать бискотти с разным вкусом.

— Прекрасно. Над упаковкой поработаем позже. Обсудите с Зоун графику.

— Хорошо. Надо будет взглянуть на некоторые рецепты бискотги. Вероятно, придется нанимать кого-то помогать мне при выпечке.

— Так рождается экономика, — пробормотал Калеб.

— Что?

— Ничего. Просто замечание на тему об основной природе определенных космических сил.

— А-а. — Ариадна вернулась за стойку и стала рыться в стопке поваренных книг.

Сиренити смотрела, как Калеб макает в кофе остаток своего бискотти. Она наклонилась над столом и прошептала:

— Видишь, никого не беспокоит, что произошло в той пещере. Люди просто благодарны тебе за то, что ты позаботился обо всем, включая Блейда. Теперь все тебе доверяют. Ты стал одним из нас.

— Кем-то вроде почетного гражданина Уиттс-Энда, а?

— Можно и так сказать.

Калеб усмехнулся уголком рта.

— Приятно сознавать, что и мне есть где-то место.

— Так зачем же ты уезжаешь отсюда сегодня? Собираешься заглянуть в свой офис в Сиэтле?

— Нет, я звонил утром миссис Хоттен. Там все нормально.

— Куда же ты едешь?

— В Вентресс-Вэлли. Я тут поразмышлял кое о чем.

— О чем именно?

— Об этой расписке в получении денег за твои фотографии, которую мы нашли в архиве Эстерли.

Сиренити испустила стон.

— Из-за всех треволнений я совершенно о ней забыла.

— Зато я не забыл.

— Вижу. — Сиренити напряженно смотрела на него. — Ладно, рассказывай, что ты там надумал.

Калеб обхватил кружку обеими руками и задумчиво посмотрел на кофе.

— Я думаю, что, может быть, мое первое заключение было ошибочным, может быть, не было никаких двух шантажистов. Я думаю, что с самого начала за всем этим стоял Франклин. А Эстерли ему чуточку помог.

— Франклин? — Сиренити ошеломленно посмотрелa на него. — Что ты хочешь сказать? Зачем ему делать такое? В этом нет никакого смысла.

— Все сходится, Сиренити. Допустим, что расписка, которую мы нашли, говорит нам правду. Франклин купил у Эстерли эти фотографии двадцатого числа. Через пару дней он анонимно послал их тебе, чтобы попытаться заставить тебя отказаться от сделки со мной.

— А какое ему может быть дело до одного из проектов, которые ты берешься консультировать?

— Ему было бы совершенно наплевать, если бы это был просто еще один проект. Но если у него возникло подозрение, что у меня с тобой что-то есть, и если он знал об этих снимках, то забеспокоился бы. — Калеб скривил губы. — И Франклин, и Филлис разделяют опасение деда, что моя дурная кровь скажется рано или поздно.

— Другими словами, они все опасаются, что тебя соблазнит какая-нибудь женщина с темным прошлым, — заключила Сиренити.

— Что-то в этом роде.

— Но откуда Франклин мог узнать обо мне?

— Хороший вопрос.

— Ну, некоторым образом тебя, наверно, как раз и постигла та участь, которой они больше всего боялись, не так ли? — Сиренити виновато усмехнулась. — Мое прошлое настолько туманно, что я даже не знаю, как выглядели мои родители. У тебя хотя бы есть фотографии твоих матери и отца. У меня и того нет.

— Должно быть, это странное ощущение, когда не знаешь, как выглядели твои родители.

— Да, странное, — прошептала Сиренити. — Но иногда я чувствую какую-то связь с ними. Прошлой ночью вот это спасло мне жизнь. — Она инстинктивно дотронулась до фигурки грифона, которая снова вернулась на свое место у нее на шее. Единственное, что досталось мне от них в наследство. И те приемы самообороны, которым обучил меня Блейд. Если бы не все это вместе взятое, я бы погибла.

— Не напоминай мне, — помрачнел Калеб. Сиренити опустила руку.

— Странно, правда?

— Что странно?

— То, как мы все связаны друг с другом, даже когда думаем, что мы одни на всем белом свете, даже если не очень-то и хотим быть связанными. Как будто к нам пристали кусочки других людей, нравится нам это или нет. Взять, например, тебя и Блейда.

Калеб скорчил гримасу.

— Что там такое со мной и Блейдом?

— Вы вместе пережили в пещере приключение, которое наверняка оставило свой отпечаток на каждом из вас. Никто, кроме вас с Блейдом, так никогда и не узнает, что там произошло. Теперь до конца своей жизни всякий раз, когда будете думать об этом, каждый из вас вспомнит другого, потому что вы это пережили вместе.

— Навеки быть психически прикованным к Блейду. От этой мысли мороз по коже. — Калеб со стуком поставил свою кружку на стол. — Кажется, мы уже отклоняемся в область метафизики. А это несколько за пределами моего поля деятельности. Я — консультант по вопросам бизнеса, ты не забыла?

— Один из самых лучших на всем северо-западе тихоокеанского побережья. По крайней мере ты сам все время так мне говоришь.

— Правильно, черт возьми. И предпочитаю функционировать каждый раз в одной математической плоскости, а не в нескольких сразу, если ты не против. Вернемся к дяде Франклину.

— Я слушаю.

— Как я начал объяснять до того, как меня прервали, моя теория состоит в том, что он завладел этими фотографиями и послал их тебе, надеясь для начала, что ты признаешь свое поражение в игре и тихонько уйдешь со сцены. Если же ты этого не сделаешь, если рискнешь рассказать мне о фотографиях, то, по его расчету, положу всему конец я сам.