Лукреция вздрогнула.

– Вам что, холодно? – спросил маркиз.

Обняв Лукрецию одной рукой, он крепко прижал ее к себе. Теперь ее голова лежала у него на плече.

На нем была лишь холщовая рубашка. Лукреция чувствовала, как ровно бьется его сердце. Этот звук, казалось, убедил ее: бояться нечего. Каким-нибудь сверхъестественным образом маркиз спасет их обоих. Ведь прежде ему все удавалось, получится и теперь!

«Если я подниму голову, то мои губы окажутся около его губ», – подумала Лукреция.

Воспоминание о поцелуе в темном сарае вновь вызвало у нее такой приступ волнения, что она затаила дыхание.

– Вы позволите выразить вам мою благодарность? – мягко спросил маркиз.

– За что?

– За ту ловкость, с которой вы умудрились вывести из игры двух французов. Должен признаться, вы действовали весьма профессионально!

– Вначале, войдя в комнату с офицером, я решила, что у меня есть только один выход – зарезать его, – призналась Лукреция. – Но ножи там были старые и тупые. Я поняла, что у меня не хватит сил даже проткнуть его мундир.

– Выбранный вами способ оказался гораздо более эффективным, – похвалил ее маркиз. – Я едва мог поверить, что все это происходит на самом деле. Мне еще никогда не удавалось видеть амазонку в действии.

– Я была напугана, – призналась Лукреция.

– В такие моменты это естественно, – сказал маркиз. – Однако когда совершаешь невозможное, это приносит радость.

– Ну, мы хотя бы свободны… пока… – пролепетала Лукреция.

Маркиз прижал ее к себе еще крепче, и она подумала: «Ничто больше не имеет значения: ни опасность, ни испытания, ни даже то, что завтра нас могут снова арестовать или даже осудить как шпионов».

Важно было лишь то, что сейчас он обнимает ее, а она прильнула к нему. Как хотелось ей сказать вслух: «Я люблю тебя, люблю!»

Но она понимала, что это нарушило бы тот новый дух товарищества, который возник между ними, то единение, которого прежде не было.

Сейчас было не время и не место для любви. Они были вдвоем в чужой стране, и их объединяла опасность, исходившая от общего врага.

– Постарайтесь заснуть, – услышала она. Маркиз сказал это непривычно нежно. – Завтра нам предстоит трудный день!

Лукреция думала, что заснуть будет невозможно, но, должно быть, все же задремала. Поэтому ей показалось, что заря забрезжила слишком скоро. Приоткрыв глаза, она увидела в предрассветной мгле обступавшие их деревья.

Прошло еще полчаса – небо посветлело. Они проснулись почти одновременно. Маркиз поднялся на ноги и потянул за руку Лукрецию, помогая ей встать.

– Мы должны идти дальше! Как вы себя чувствуете? С вами все в порядке? – спросил он.

– Конечно.

Он стал растирать себе руки, расправил плечи, должно быть затекшие от того, что он так долго прижимал к себе Лукрецию.

– Пожалуйста, возьмите сюртук, – попросила она. – Он слишком тяжел, чтобы я могла в нем идти, и спасибо вам.

Маркиз снял сюртук с ее плеч.

«Интересно, почувствует ли он тепло моего тела?» – подумала Лукреция.

– От вас пахнет фиалками, – неожиданно сказал он.

Лукреция вспомнила: переодеваясь на яхте, она не стала душиться французским парфюмом, экзотический аромат которого соответствовал ее нарядам и образу искушенной соблазнительницы. Вместо этого она выбрала любимые духи, которые специально изготовлял для нее один парфюмер с Джерми-стрит.

– Вам понравился запах?

Она подумала, не совершила ли ошибку, воспользовавшись своими привычными духами.

– Этот запах много часов не давал мне покоя прошлой ночью, пока я наконец не понял, почему он кажется мне знакомым.

Ответ маркиза озадачил Лукрецию.

– Пойдемте, нам нельзя терять время на разговоры! – не стал продолжать маркиз.

Выйдя из леса, они направились вдоль края поля. Сквозь утренний туман, укутавший поля, они не могли толком разглядеть окрестности.

Они шли, должно быть, почти час, пока на их пути не встал лес. Беглецы шагали с полчаса по тропинке, петлявшей между деревьями. Лес заметно поредел, и вскоре перед ними раскинулась широкая равнина.

– Я предполагал, что дальше идти будет опасно, – и не ошибся, – сказал маркиз, обращаясь, казалось, к самому себе.

– В чем же опасность? – не поняла Лукреция.

– Нам придется идти по открытой местности. Деревьев, как видите, здесь нет, и укрыться нам будет негде.

Между тем туман стал рассеиваться, и Лукреция разглядела невдалеке небольшой деревенский дом.

Дом был бедный, неказистый, но над трубой вился дымок. В этот момент из дома вышли три человека – две женщины и мужчина. В руках у женщин были мотыги, а у мужчины – лопата. «Идут работать», – поняла Лукреция.

Одна крестьянка, казалось, сгибалась под тяжестью своих лет, другая выглядела заметно моложе. Мужчина шел медленнее, чем его спутницы, – он заметно хромал.

Маркиз тоже внимательно смотрел вслед удалявшейся группе. Вдруг он сказал:

– Оставайтесь здесь и спрячьтесь за деревьями. Если кого-нибудь увидите, не попадайтесь на глаза!

– А вы куда? Вы меня здесь бросите? – встревожилась Лукреция. Она представила себе, как останется одна, и ее охватил страх.

– Пойду посмотрю, может быть, мне удастся найти что-нибудь съестное. Нам не мешало бы позавтракать.

Лукреция провожала взглядом крестьян, пока те совсем не скрылись из виду.

– А это не опасно? – спросила она, не скрывая беспокойства.

– Я буду осторожен, – улыбнулся маркиз.

И он, пригибаясь, двинулся к дому. Лукреция из-за деревьев смотрела ему вслед.

Трудно было предположить, что маркиз собирается сделать и что ожидает его в доме. Любая еда была бы сейчас кстати. Лукреция только сейчас почувствовала, как голодна. «Маркиз наверняка тоже хочет есть», – подумала она.

Она видела, как, зайдя во двор фермы, он, не колеблясь, подошел к двери дома и тут же за ней скрылся. Лукреции не было видно, вошел ли он сам или его кто-то впустил.

Внезапно ее пронзила пугающая мысль: а что, если там внутри их ждали солдаты, бросившиеся на поиск? Вдруг это была западня? Вдруг он никогда больше не вернется?

– Нет, этого не может быть, – вслух одернула она себя, сознавая, что источником ее страха является ее любовь к маркизу.

Постаравшись рассуждать здраво, она пришла к выводу, что вряд ли в доме мог кто-то остаться. Разве что старик или старуха, по бессилию не способные работать.

Лукреция знала, как усердно работают крестьяне. В эту пору года они проводят на полях целый день. Даже дети им помогают.

Итак, были основания полагать, что дом, куда вошел маркиз, был, скорее всего, пуст. Однако здравые рассуждения – это одно, а тревога за любимого человека – совсем другое.

Лукреции никак не удавалось отогнать от себя картины, которые рисовало ее воображение: как солдаты засели в доме, как оглушили маркиза ударом по затылку, едва он вошел.

– Господи, побереги его, ну пожалуйста, Господи! – повторяла она, закрыв глаза.

А вновь открыв их, увидела, что маркиз возвращается с объемным свертком в руках. Издали она не могла определить, что он несет.

– Что это? – спросила она, когда он подошел. При этом, сама того не замечая, она обеспокоенно вглядывалась в его лицо, стараясь убедиться, что все в порядке.

Маркиз улыбнулся ей.

– Я принес нам карнавальные костюмы. И чем скорее мы в них переоденемся, тем лучше.

– Что за костюмы? – полюбопытствовала она.

– Вам досталось симпатичное платье. Боюсь, что мне пришлось лишить хозяйку дома праздничного наряда, в котором она ходит по воскресеньям в церковь!

С этими словами он протянул Лукреции вещи.

Потом он показал ей свою одежду:

– А мне достался мундир верного солдата императора.

Лукреция увидела, что он держит в руках сине-белую форму французского полка.

– Неужели вы это наденете? – удивилась она.

Маркиз рассмеялся.

– Я готов носить рога и хвост самого дьявола, только бы добраться до яхты! – воскликнул он. – Переодевайтесь, и поспешите! А потом, если будете хорошей девочкой, я дам вам поесть.

Он говорил с ней шутливым тоном, будто с ребенком, но Лукреция понимала, что распоряжения он отдавал серьезно. И она не стала прекословить, а скрылась за деревьями и стала снимать платье.

Она поняла: маркиз был прав, предполагая, что добыл для нее праздничный наряд крестьянки. Этот выходной костюм состоял из камлотового жакета, в каких тогда ходили все простолюдинки, широкой хлопчатобумажной юбки и белого передника. Маркиз не забыл даже прихватить накрахмаленный чепец с длинными лентами.

Одежда была довольно поношенная, но чистая. Должно быть, маркиз не поленился покопаться в сундуке.

Вещи были ей велики, особенно широки в талии, но она изловчилась закрепить юбку, накрепко завязав сзади передник. Потом она заплела волосы в косы, убрала их под чепец. Она знала, как это делают француженки.

Свернув свою одежду и засунув ее в глубокую нору под деревом, она вернулась к маркизу. Тот сидел на пне, отрезая ножом носок у кожаного сапога.

– Боже, что это вы делаете? – удивилась Лукреция.

– Иногда рост и большой размер ноги становятся помехой, – пояснил он. – Надеюсь, никто не удивится, что у французского солдата из сапога вылезают пальцы. Известно ведь, что у Наполеона нет лишних денег на нарядную форму солдатам.

– Вам же будет неудобно идти, – предупредила Лукреция.

– А для вас у меня припасено кое-что еще более неудобное, – сообщил он.

Лукреция увидела около пня пару деревянных сабо.

– Мне что, придется это надеть? – воскликнула она.

– Ходить в них – сплошная мука. Я предлагаю вам нести их в руках. Но вам непременно надо будет надеть их, случись нам оказаться в деревне, встретить на дороге кого-нибудь из местных. У французов глаза внимательные, они все примечают.

Обрезав носки сапог, маркиз переобулся и для надежности перевязал сапоги в нескольких местах старыми шнурками. На нем была пара потрепанных бриджей, явно побывавших в многочисленных переделках.

Маркиз встал.

– А вы избавились от нижнего белья?

– Нет, – с удивлением ответила Лукреция. – А что, надо было?

Маркиз улыбнулся.

– Я думаю. Если французы нас схватят и будут допрашивать, они могут удивиться, заметив на крестьянке, я полагаю, шелковое кружевное белье. Однако, если вы готовы к тому, чтобы вас повесили, я согласен идти на виселицу вместе с вами – лишь бы не расставаться с собственной батистовой рубашкой! Владелец этой одежды был человеком простым. Я сужу по крепкому запаху, которым пропитан его китель.

– Если нужно, я сейчас же сниму свое белье.

– Не стоит. Лучше мы постараемся вести себя поосторожнее, чтобы не попасться!

С этими словами он надел китель на свою рубашку.

Мундир оказался ему мал и узок в плечах. Маркиз был вынужден распороть на кителе пару швов, чтобы в него влезть. К счастью, он был такой поношенный, что появление на нем несколько лишних прорех было вполне естественно.

– А теперь, раз вы говорите, что работали в госпитале, то, наверное, сможете забинтовать мне голову этим полотенцем.

Лукреция только сейчас обратила внимание на лежавший рядом с сабо сложенный кусок белой материи.

Маркиз, подобрав снятые вещи, удалился в лес. А она тем временем оторвала кусок от холщового полотенца, подходящий для повязки.

– Готово? – спросил маркиз, едва показавшись между деревьями.

– Садитесь, – велела Лукреция.

Он послушался. Она забинтовала ему голову и ловко закрепила ткань на затылке.

– Как я выгляжу? – весело спросил он и подмигнул Лукреции.

– Как настоящий денди, – отвечала она. – И надеюсь, мсье, я могу составить вам достойную компанию.

Он окинул Лукрецию взглядом. Белый чепец очень шел к ее черным волосам. А встревоженные синие глаза казались огромными на ее юном лице.

– Несомненно, вы очень элегантны! – искренне воскликнул маркиз. – А теперь мы должны поторопиться. Когда мы отойдем отсюда на милю, обещаю угостить вас хлебом и даже кусочком ливерной колбасы.

– О, как я ценю вашу щедрость и великодушие! – шутливо подыграла ему Лукреция.

Она подняла с земли деревянные башмаки и повесила их через плечо. Маркиз заранее связал их бечевкой. Это было с его стороны очень предусмотрительно – нести сабо таким образом было легче, чем всю дорогу держать их в руке или под мышкой.

Но и теперь они показались ей довольно тяжелыми, а к концу пути они, похоже, станут для нее обременительной ношей. Она не сразу оценила предусмотрительность маркиза. Ведь так часто носили сабо и крестьянки, жалея деревянные башмаки. А маркиз был весьма внимателен к любым деталям – промахи даже в мелочах могли провалить все предприятие.