Он вошел и показался ей каким-то большим в этом маленьком помещении. Ей хотелось прикоснуться к его руке, чтобы убедиться, что это не мираж.

— Я же говорил вам, что вы не можете делать что-нибудь плохо, — сказал он.

— Митч, где вы достали такие розы? — спросила она.

Он пристально смотрел на нее, пытаясь соединить образ этой Мэтти, закутанной в японское кимоно, с распущенными волосами, с тем сценическим образом, который все еще держался в его памяти.

— Чудом, — ответил он.

И в ту же минуту, вспомнив незнакомца в дождевом плаще и чувствуя, как ее тело пылает под японским шелком, Мэтти поверила в чудо.

— Могу я пригласить вас на обед? — спросил Митч.

Лицо Мэтти озарила сияющая улыбка.

— Я бы очень обиделась, если бы вы меня сейчас не пригласили.

Он казался удивленным и польщенным, как будто подготовил себя к отказу и не смел надеяться на иное.

Она переоделась и заколола волосы, с удивлением вглядываясь в свое изменившееся отражение в зеркале.

Автомобиль, припаркованный у театрального подъезда, не был взятым напрокат «фордом», как она себе воображала. Это был светло-серый «бентли», весьма элегантной формы с кожаными сиденьями. Мэтти поняла, что пора прекратить представлять его в «Холидэй Инн». Митч Говорт оказался весьма непредсказуемым человеком. Или, скорее, ее собственная реакция на него была непредсказуемой.

Не спрашивая, он повез ее в загородный ресторан. Мэтти понравилось, что всю организацию вечера он взял на себя. Проведя ряд лет с Крис, когда ежеминутно нужно было советоваться и взвешивать, всякая необходимость выбора утомляла Мэтти. Она так долго была одна, что могла позволить себе удовольствие насладиться подобной роскошью.

Ресторан не намного отличался от того, в который ее когда-то привез Джон Дуглас. Официанты были французами с соответствующей этой нации учтивостью. Мэтти вспомнила, как она была тогда голодна и какое впечатление произвело на нее все это великолепие. Теперь она встретилась взглядом с Митчем, и они улыбнулись друг другу.

— Чайная в это время уже закрыта, — сказал он.

Перед тем как им принесли еду, Мэтти сжала пальцами стакан с вином, которое он ей заказал, но не подняла его. Странно было сознавать, что ей больше хотелось говорить с Митчем, чем выпить.

«Смотри мне», — предупредила она себя. Мэтти была теперь осторожна. А со времени встреч с Александром даже еще более осторожна. Но все-таки она спросила:

— С тех пор, как мы вместе пили чай, прошло две недели. Почему вы не пришли повидаться раньше? Я думала, вы уехали куда-нибудь в Свонадж или Вейтмут.

Митч отрицательно покачал головой.

— Нет. Я каждый день ходил в театр. Смотрел на вас на афишах. Понял, как вы знамениты. Я чувствовал себя дураком из-за того, что сразу не узнал вас. И к тому же я думал, что вы очень заняты. Чего ради вы должны уделять время какому-то пожилому отставному производителю металлических покрышек? Пусть даже после того, как позволили ему приставать к вам в гавани.

— Митч, — мягко сказала Мэтти, — не будьте идиотом. Я знаю, что вы не такой. Я ждала вас. Если бы я знала, где вас искать, я бы бросилась на поиски. Я не могу перенести того, что вы были каждый вечер возле театра, а я этого не знала.

«Мне было одиноко, — думала она, — а ведь этого могло не быть».

Она ощущала теперь невероятное чувство душевного равновесия.

Он взял ее руку. Они оба знали, что пропускают какие-то необходимые этапы, но им было все равно. Он отставил ее нетронутый стакан и сжал руки Мэтти в своих ладонях.

— Я три раза смотрел твой спектакль, — сказал он. Мэтти уставилась на него. — Сегодня был третий. Я не мог насмотреться на тебя. Твоя игра заставила меня плакать. Ты была женой того типа, и я верил всему, что ты говорила и делала. И все-таки ты оставалась также и собой. Той девушкой в чайной. Я знал, что ты будешь великолепна.

— Это моя работа, — неубедительно сказала Мэтти, тронутая и потрясенная искренностью его похвал, — быть другой. Притворяться. Вернее, не притворяться, это не то, а перевоплощаться. Я думаю, что все это — фальшь, но она настолько правдива, насколько я могу это сделать.

— А сейчас ты притворяешься? Или уже перевоплощаешься?

В лице Митча не было строгих линий, рот был слегка искривлен, с двух его сторон образовались скобкообразные складки, а глаза смягчали морщинки, расходившиеся вниз в уголках глаз. Ей хотелось протянуть руку и провести пальцами по этим складкам. Мэтти отрицательно покачала головой.

— Нет. Я такая, какой ты меня видишь.

Его руки крепче сжали ее.

— Поговори со мной, — потребовал он.

Странно, но казалось, что сказать хочется многое.

Им подали еду, и они ели и пили, не замечая вкуса. Вокруг них сначала было шумно, а затем постепенно помещение опустело и стало тихо. Они оказались последними посетителями, и официанты зевали и ворчали по углам. Мэтти и Митч огляделись, моргая глазами. Но они ни на чем не могли сосредоточиться, пристально глядя в лицо друг другу, замечая тончайшие движения мышц и проблески чувств, и совсем забыли, что они не одни в этом мире.

Митч засмеялся.

— Мы, кажется, опять злоупотребляем гостеприимством. — Он оплатил счет, и они вышли в ночь. Пахло морем, тем смешанным запахом, когда оно встречается с землей, — одновременно солью и дождем.

Они откинулись на кожаные спинки сидений «бентли», не глядя друг на друга. Пальцы Митча сжали ключи зажигания.

— Отвезти тебя домой? — спросил он. — Тебе придется указывать мне путь к отелю.

Мэтти опять подумала о притворстве, перевоплощении и фальши. «Не притворяйся сейчас», — сказала она себе. Она желала бы, чтобы Митч тоже пришел к такому решению, но ей хотелось также пойти в этом ему навстречу.

— Я не хочу ехать домой, — сказала она. — Ведь это не дом. Это всего лишь номер в гостинице. Пустой квадрат с серым телевизионным глазом в углу.

— Тогда поехали ко мне, — предложил Митч Говорт.

«Бентли» помчался вперед, Мэтти откинула голову на кожаную подушку. Она даже не пыталась замечать, куда они мчатся, видела лишь вспышки проносящихся мимо огней и тени, падавшие на лицо Митча. Она чувствовала себя счастливой и расслабленной в пышном коконе машины. Она могла ехать так всю ночь, куда бы он ни выбрал путь. Но они свернули и поднялись вверх по крутому склону, обогнули его по кругу и въехали на стоянку. Когда Мэтти вышла из машины, у нее создалось впечатление, что она очутилась в парке, расположенном на горе, посреди которого стоит высокий дом с освещенным крыльцом. Митч взял ее за руку и повел за собой.

В доме она огляделась, с трудом привыкая к свету. Она увидела полированные полы и персидские ковры, портреты, строгую мебель и фарфор. Мэтти засмеялась от восторга.

— Что тут смешного? — спросил Митч, слегка обидевшись.

— А я-то представляла «Холидэй Инн».

— Что? Это английский загородный дом. Похожий на те, о которых я читал в детстве. Ну да, он несколько маловат. Но зато настоящий.

«Вот оно, — подумала Мэтти. — Что-то вроде Леди-Хилла». Она чувствовала радость и безопасность в обществе Митча Говорта, а его веселая ирония лишь дополняла удовольствие.

— Это твой дом?

Он был слишком добродушен, чтобы продолжать обижаться на нее.

— Нет. Конечно же, нет. Я арендовал его несколько дней назад. Раньше я останавливался в какой-нибудь норе, что доставляло мне мало удовольствия. И слава Богу, не то я бы не смог привезти такую особу, как ты, в подобное место.

— Постой… — задумчиво сказала Мэтти. — Ты сказал… Ты сказал, что боялся, не окажусь ли я слишком занята и слишком хороша, чтобы найти время увидеться с тобой опять. Отчего же ты с такой уверенностью снял этот домик?

Митч пересек то небольшое пространство начищенного до блеска пола, которое разделяло их. Он взял ладонями ее лицо и повернул к себе. Мэтти ответила ему открытым твердым взглядом. Его глаза были удивительно ясными и на таком близком расстоянии казались глазами гораздо более молодого человека. Он спокойно сказал:

— Все, что можно сделать, нужно делать. Я никогда, даже в мелочах, не полагаюсь на случай. Но я также никогда не смешиваю то, что должно случиться, с тем, на что я могу лишь надеяться. Это очень важный принцип как в бизнесе, так и в сердечных делах.

«Он снял весь этот дом, — подумала Мэтти, — в надежде, что может однажды привезти меня сюда. И если он собирался куда-то привезти меня, он хотел, чтобы это место напоминало то, о котором он мечтал с детства. Своего рода Леди-Хилл, владения его фантазии, куда можно привезти какого-нибудь фантазера». Сам порыв, как и щедрость жеста, глубоко потрясли ее. Даже в глазах защипало от сдерживаемых слез.

Она знала, что не следует спрашивать об этом, но слова сами сорвались с языка.

— А это сердечные дела?

— Да, Мэтти. И если хочешь, они касаются души и тела. Если только хочешь.

— Хочу.

Он поцеловал ее, и это был очень важный поцелуй. Она как-то неловко обвила руками его шею. Митч поднял голову, чтобы взглянуть на нее, и сказал:

— Владельцы дома уехали на юг Франции. На всю зиму. Ну, не благоразумно ли это с их стороны?

— Более чем благоразумно.

Он опять поцеловал ее, а затем потащил опять наружу.

— Но машина моя. Я не хотел бы совсем разочаровывать тебя. — Он явно смеялся над ней.

Мэтти издала легкий стон.

— Мне наплевать и на дома, и на автомобили. Мне все равно, даже если бы ты пошел к торговцу в розницу предметами мужского туалета и взял напрокат костюм, этот неброский галстук и чистую белую рубашку. Мне было бы наплевать, даже если бы твои очки принадлежали театральному реквизиту. По крайней мере, пока за ними находишься ты. Ведь ты настоящий Митч, не правда ли? Ты не испаришься, как дымок от сигареты?

Он уже не смеялся. Притянул ее к себе, почти грубо, и скомандовал:

— Пойдем в постель.

После этого Мэтти уже не видела ни отделанных панелями стен, ни укоряющих лиц на портретах. Они, спеша и спотыкаясь, поднялись по лестнице в сумрак комнаты, где стояла кровать с четырьмя колонками, завешенная темно-красным пологом. Митч раздел ее, а затем сбросил свою одежду. Он ничуть не стеснялся, был нежен, пытлив и не делал торопливых движений. Когда он прижал ее к себе, она почувствовала, что его солидность создавалась не за счет полноты, а за счет тугих мускулов. Она провела руками по его плечам и бедрам и прижалась губами к жестким вьющимся седым волосам, покрывавшим грудь. Естественность Митча вызывала в ней ответную естественность. С ним не было никакой необходимости изнемогать от страсти, он не торопился овладеть ею, пока она не была к этому готова. И Мэтти не надо было сожалеть о том, что она не слишком стройна или что у нее незагорелое тело, или пытаться втянуть свой округлившийся живот. Митч наклонился и поцеловал его, а затем мягко развел руками ее бедра. Казалось, он ожидал, что и она будет вести себя подобным образом. Но Мэтти никогда не делала этого, с того самого времени, с Тедом Бэннером, когда она замкнулась в себе и даже забыла, что можно испытывать удовольствие и смотреть с восторгом на человека, который возбуждает ее.

Даже с Александром она закрывала глаза или отворачивалась.

Но с Митчем, хотя это было необъяснимо, все было иначе. Она, в свою очередь, опустилась на колени и прикоснулась к его естеству. Оттянув назад кожицу, она обнажила розовую округлость, которая поднялась ей навстречу.

Все казалось так просто и так естественно, как чувствовать его руки, его рот, прижавшийся к ее губам.

Митч поднял ее вверх и положил на кровать. Очень медленно, но непрерывно он начал гладить пальцы ее ног, целуя их, сгибая в суставах и гладя языком изгиб каждой ступни. Он нежно охватывал губами лодыжки, слегка втягивая ртом кожу, а затем сжимал их ладонями, как бы связывая воедино. Поднимаясь выше, к голени и икрам, он словно исследовал эту белую кожу, зарываясь затем лицом в теплые углубления под ее коленками.

— Митч, — умоляла она. — Перестань. Я не могу этого вынести. — Она чувствовала неловкость из-за его безмерного терпения, убежденная в том, что ни одна частица ее тела не стоит такого безраздельного внимания.

— Не мешай мне, — укоризненно прошептал он.

Она лежала на спине и скользила взглядом по складкам и петлям занавесок. Пальцы Митча, удивительно светлые, едва ощутимо похлопывали ее по бедрам и тазу. Он встал на колени и опять поцеловал ее живот, а затем крепко сжал руками талию.

— У тебя восхитительная кожа, — сказал он. — Она такая мягкая, что кажется, вот-вот растает.

— Для этого я достаточно упитанная, — улыбнулась она, смыкая руки вокруг его шеи и привлекая его ближе, чтобы дотянуться до его рта. Митч снял очки и аккуратно положил их на туалетный столик у кровати. Без них его глаза казались беззащитными и растерянными.