Орелия вспомнила о маркизе и почувствовала прилив мужества. Затем вспомнила, что у лорда Ротертона есть имение вблизи Гилфорда — так говорила Кэролайн. Значит, он везет ее в Гилфорд! Но это довольно далеко от Лондона, и при той быстроте, с какой они мчатся, где-то по дороге им придется остановиться, чтобы сменить лошадей. Значит, единственный шанс на спасение — эта остановка! Тут же ей представилось, как она бежит, но лорд Ротертон посылает вдогонку слуг, и они опять насильно сажают ее в экипаж. И сдавленное рыдание вырвалось у нее из груди, хотя глаза остались сухими. А потом взгляд ее упал на пакет, валявшийся на полу. Тот самый пакет, который герцогиня просила передать своей мнимой приятельнице…

Ах вот, значит, как… Не случайно, стало быть, Кэролайн назвала эту коварную даму старой драконшей… Это герцогиня вместе с лордом Ротертоном затеяла интригу с ее похищением! Наверное, на балу в Карлтон Хаузе он просил герцогиню помочь ему в этом, недаром они сидели рядом и что-то так заинтересованно обсуждали. И договорились, где лорд Ротертон будет ожидать их в ландо, когда они выйдут сегодня на улицу. При мысли о таком вероломстве Орелия гневно вспыхнула, схватила пакет и разорвала его. Но там была только аккуратно сложенная пачка чистой писчей бумаги.

— Как же она посмела сделать такое? — вслух и громко спросила Орелия.

Кстати, каким образом герцогиня объяснит Кэролайн и маркизу ее отсутствие? Но Орелия уже знала ответ! Сиятельная вдова скажет, что Орелия Стэнион сбежала с лордом Ротертоном по собственному желанию! Еще герцогиня скажет, что, поразмыслив, мисс Стэнион все же решила принять матримониальное предложение лорда, однако, чтобы не отвлекать внимания от предстоящей свадьбы Кэролайн и маркиза, которая должна состояться уже во вторник, она согласилась обвенчаться тайно, тихо и без чьего-либо постороннего присутствия.

И Орелии почудилось, будто она и вправду слышит, как герцогиня рассказывает эту басню своему внуку и Кэролайн. Кузина, конечно, удивится, но, возможно, ничего дурного не заподозрит. И только маркиз поймет, что это ложь, но будет бессилен перед свершившимся фактом. Даже если он бросится на ее поиски, уже будет поздно. У нее не останется иного выхода, как выйти замуж за лорда Ротертона! Разумеется, если он, овладев ею насильно, все-таки сделает ей предложение стать его женой.

«Нет! Я скорее умру!» — прошептала Орелия: она уже знала, что, если действительно у нее не останется надежды на спасение, она убьет себя.

И все же ей не хотелось уступить безнадежности. Ей не верилось, что она не сможет переиграть лорда Ротертона, даже если сейчас у него на руках все козыри. И совершенно доверчиво, как ребенок, испугавшийся темноты, она взмолилась о ниспослании «света», то есть помощи. Еще никогда она не молилась в таких тяжелых обстоятельствах, но молитва всегда не только утешала ее, но и не оставалась без ответа.

— Помоги мне! Боже, помоги мне убежать от этого человека, — молилась она. — Даже если моя любовь к маркизу греховна, то участь жены или любовницы лорда Ротертона — настоящий, невыносимый позор! Это будет поношением всего, что прекрасно, чисто и свято в любви. Пожалуйста, Боже, помоги мне!..

Ландо немилосердно мотало из стороны в сторону. Теперь они мчались по большой проезжей дороге. Земля пересохла, и за ними клубилась пыль. Орелия взглянула в окошко: сколько же миль осталось до места, где поменяют лошадей? Может быть, лорд Ротертон заговорит с ней и скажет, куда ее везет? Орелия наклонилась вперед и выглянула из ландо. Что, если на придорожном столбе есть указатель и она узнает, сколько еще до Гилфорда и долго ли еще мчаться в таком сумасшедшем темпе — и тут сердце ее подпрыгнуло, она прочла: «Эпсом — 5 миль» и вскрикнула от радости. Эпсом! Это там сейчас находится маркиз, там, как сказала Кэролайн, он должен осмотреть свои конюшни и проверить состояние лошадей! В Эпсоме! И, наверное, именно там — такое у нее появилось предчувствие — лорд Ротертон будет менять лошадей…

— О, Господи, — опять взмолилась она, — помоги мне, Господи!..

…Надо только теперь как следует все обдумать, что сказать и что сделать, когда они остановятся! Необходимо составить план действий и найти предлог, чтобы выйти из ландо. Тогда появится возможность отыскать маркиза. Наверное, всем здешним жителям известно, где находятся конюшни маркиза! Но ведь лорд Ротертон и его лакей сделают все, чтобы помешать ей выйти? И почему лорд Ротертон сам сидит на козлах, а не рядом с ней, в ландо? Наверное, потому, что хочет поскорее довезти ее до своего дома или такого места, где он сможет взять у нее все, что ему надо… А может быть, какой-то потаенной частью сознания он желает произвести на нее впечатление такой умелой, быстрой ездой?

Да, он, конечно, вел происхождение от древнегреческого Возничего. Мало кто из знакомых Орелии мужчин мог бы мчаться на упряжке четверней с такой скоростью — и так бы искусно владел вожжами, как это делал лорд Ротертон, хотя только безумец мог бы запереть любимую женщину одну, беспомощную, в экипаже, опасно подпрыгивающем на ухабах, и ехать с такой бешеной скоростью вот уже почти два часа. Ведь не может он не понимать, что любая женщина, хоть сколько-нибудь чувствительная к дорожной тряске, должна сейчас испытывать сильнейшее волнение и страх, если не биться в истерике! А возможно, подумала Орелия, он ведет себя так с намерением запугать ее! Он хочет внушить ей чувство безвыходности ее положения, доказать, что он теперь хозяин ее судьбы, что она совершенно зависит от его воли и власти, словно рабыня на восточном базаре!

«Какое же он животное!» — с отвращением мысленно воскликнула Орелия.

Но что толку от ее негодования и возмущения? Все это — пустая трата времени! Ей непременно надо придумать план спасения!

— Господи, помоги мне! — И она снова начала молиться. — Помоги мне придумать, что ему сказать. Я скажу все, что угодно, лишь бы это помогло мне убежать! Если я ничего не придумаю, то, как ни греховно кончать самоубийством, я должна буду умереть! Я не смогу жить с таким человеком! Я не вынесу его объятий! — При одной только мысли о близости с ним она вздрогнула.

Она уже видела, как его горящий взгляд пожирает ее, как толстые губы ищут ее рот, а жадные руки грубо обшаривают тело. И почти нечеловеческим усилием воли подавила новый приступ панического ужаса. Такие мысли ей не помогут! Она должна отыскать выход — они приближаются к Эпсому! О, если бы она могла дать знать обо всем маркизу! И она вспомнила об ощущении мира и абсолютной безопасности, нахлынувших на нее в Карлтон Хаузе, когда она убежала от лорда Ротертона и увидела маркиза, одиноко стоявшего на террасе и глядящего в небо. Она словно попала тогда в тихую, защищенную со всех сторон гавань после жестокого шторма, встав подле него… «О, подумай сейчас обо мне! Ты мне так сейчас нужен!» — мысленно воззвала она к любимому всем сердцем и постаралась вообразить его сидящим рядом. Вот он разговаривает с ней, успокаивает ее и советует, что могла бы она предпринять!

— Что, что я должна делать? — громко спросила она. — Скажи мне, любимый! Скажи!

Закрыв глаза, она вообразила себе его лицо, плотно сжатые губы, и внезапно ее пронзила дрожь от сознания, что он так близко… Она почти слышала его дыхание.

Ландо замедлило скорость. Орелия открыла глаза: они подъехали к Эпсому. На узких улочках высились городские дома, катились нарядные экипажи с отдыхающими на этом хорошо известном английской (эпсомской) — слабительной — солью модном курорте британцами и иностранцами с континента, приехавшими специально на дерби, которое начали организовывать для курортников, но которое прославило Эпсом в мире.

Лошади бежали все медленнее, и через минуту они въехали под арку каретного двора. Орелия успела прочитать на вывеске гостиницы: «Летящий Орел». В эту минуту с быстротой молнии, пронзившей мрак, ей в голову пришла мысль! Теперь она знала, что делать!

Глава 9

Лорд Ротертон — да, это был он — соскочил с козел. На лице его играла самодовольная улыбка. Нет сомнения, он побил рекорд, покрыв расстояние от Лондона до Эпсома за минимальное время. Он радовался также тому, что перехитрил маркиза Райда и всего через пару часов Орелия будет его женой. Лорд Ротертон был твердо намерен жениться на ней, ибо знал, что, как только она станет принадлежать ему законным образом, никакая сила в мире, в том числе и маркиз, не смогут отнять ее у него. Все шло по плану: вот грум распрягает потных лошадей, а им на смену уже готова четверка таких же замечательных, породистых рысаков, которыми славятся его конюшни.

Он кивнул лакею, одновременно с ним спустившемуся с козел. Тот отпер дверцу ландо, и лорд Ротертон заглянул внутрь. Невероятно, однако Орелия исчезла!.. А затем он увидел, что она лежит на полу, только голова на сиденье, и глаза у нее закрыты.

— Вам нехорошо?

Орелия медленно, словно с большим усилием, разлепила веки:

— Меня… укачало, — еле слышно пробормотала она, — голова кружится… и так тошнит… Пожалуйста… можно мне… полежать немного?

— Укачало в экипаже! — воскликнул он. — Как же я этого не учел!

Посмотрев на ее мертвенно-бледное, безжизненное лицо и обмякшее неподвижное тело, он, по-видимому, был раздосадован на себя и не смог ей отказать в отдыхе.

— Ладно, даю вам десять минут. Чуточку виски, и вы оживете.

Он поднял ее и поставил на ноги. Орелия еле сдержалась, чтобы не вздрогнуть от его прикосновения, когда он, обняв ее и прижав к себе — гадость! гадость! — помог ей дойти до двери гостиницы.

На пороге, кланяясь, ожидал хозяин.

— Леди не совсем здорова, — тоном властного распорядителя проговорил Ротертон, — проводи ее в лучшую комнату с кроватью и немедленно принеси стакан своего лучшего виски.

— Очень хорошо, милорд. Молль! Выйди-ка сюда, — крикнул он, повернувшись к двери.

Почти сразу же из-за его широкой спины показалась молодая, румяная девушка в чепце и в безукоризненно белом переднике поверх пестрого платья. Она обняла Орелию, помогла ей подняться по узкой лестнице и провела в уютную спальню с окнами в сад. Как только дверь за ними закрылась, Орелия освободилась от объятий служанки и, быстро подойдя к двери, заперла ее на засов.

— Послушай, — сказала она, — мне нужна твоя помощь! — Молль вскинула на нее глаза, удивленно расширенные. — Этот джентльмен увез меня насильно, и мне нужно, чтобы кто-нибудь отвез мою записку маркизу Райду, в его конюшню. Ты знаешь, где она?

— Нет, мэм, но Джим знает.

— А кто такой Джим? — спросила Орелия, подходя к туалетному столику и сев затем в кресло. Открыв сумочку, она вынула из нее заранее приготовленный листок бумаги, которую герцогиня вложила в пакет с «подарком» — «так… безделица…», однако, похоже, не такая уж и безделица, невольно усмехнулась про себя Орелия, доставая вслед за бумагой маленькую расписную коробочку, которую подарила ей Кэролайн. Здесь было все необходимое для модницы, чтобы навести красоту утром или после утомительных танцев: зеркальце, пудра, румяна. Но самое главное, и в чем больше всего нуждалась Орелия в данный момент, там был тонкий черный карандаш для бровей, и Орелия быстро им написала:

«Лорд Ротертон насильно везет меня в свое имение около Гилфорда. Сейчас я в гостинице «Летящий Орел». Пожалуйста, спасите меня, милорд».

Она поставила свою подпись, сложила листок и надписала сверху печатными буквами: «Самому благородному из всех, маркизу Райду», после чего вручила записку Молль, с лица которой не сходила улыбка, свидетельствующая о том, что неожиданное приключение доставляет ей удовольствие в череде однообразных будней, наполненных заботами по хозяйству. А уж когда Орелия достала из кошелька соверен[4], Молль просияла: вот это да!

— Это отдай Джиму и скажи, что он получит еще один, если спешно доставит маркизу записку, пока он не уехал в Лондон.

— Джим обязательно отыщет его сиятельство, — заверила ее Молль, все еще улыбаясь, — уж будьте уверены, за такие-то деньги!

— А это вот для тебя! — И Орелия сунула такую же золотую монету в руку служанки.

— О мэм! Это больше, чем я зарабатываю за несколько месяцев! — Молль подхвалила рукою юбки и птицей устремилась к выходу.

— Подожди минуту! — остановила ее Орелия, всерьез испугавшись, что она снесет сейчас дверь, торопясь выполнить данное ей поручение. — Скажи Джиму, что он ни в коем случае не должен показывать кому-нибудь записку или говорить, куда он идет. И очень проси его поспешить, это очень-очень важно!

— Скажу.

— А если джентльмен, тот, что внизу, спросит, как я себя чувствую, то скажи, что мне очень плохо и я прошу некоторое время меня не тревожить, я должна полежать в тишине, и тогда смогу продолжить путешествие…

— Все сделаю, как вы сказали, мэм! — Молль бесшумно метнулась к двери.