Почему, почему она не может уехать подальше от этих ограниченных, самодовольных людишек?

По той же причине, что и Ринк. Ее корни тоже здесь. Это и ее родной город. И пусть Ринк принадлежит к сливкам общества, а она — к дну, но корни эти не менее крепкие. Какая вопиющая несправедливость — с самого рождения закреплять за человеком его место под солнцем, лишая всякой надежды изменить это! Выходит, неважно, что она фактически является директором процветающей фабрики? И окончила колледж… А может, ее успехи лишь распаляют их зависть?

Но тогда зачем ей терпеть все это?! Почему бы не уехать туда, где ее никто не знает?

«Ответ ясен — из-за Укромного уголка», — честно призналась себе Каролина.

Сколько она помнила себя, столько мечтала жить в Укромном уголке. Но теперь, когда Ринк получит его в наследство, куда ей деваться? Может, действительно лучше уехать из города и не возвращаться сюда?

Нет… Она снимет дом в Уинстонвиле и снова будет мечтать об Уголке. Потому что расстаться с ним навсегда невозможно. Для нее это гибель. Для нее это единственное место, где она хотела бы и могла жить.


За ужином Каролина сидела, не проронив ни слова. Ринк настоял, чтобы они ужинали в парадной гостиной — ему хотелось отметить подписание выгодного контракта. Хейни и Лаура Джейн весело щебетали, но Каролине после сцены в супермаркете было трудно разделить их радость.

Поймав на себе вопросительный взгляд Ринка, Каролина постаралась встряхнуться и к концу ужина немного оживилась.

Вечером она решила немного прогуляться. Вечер выдался прохладный. Ветерок тихо шелестел листвой. Каролина села на качели, висевшие на большом ореховом дереве в дальнем конце парка. Это было ее любимое место. Рядом еле слышно струилась в ручье вода. Стволы деревьев поросли серебристым мхом. Еле касаясь мыском туфли мягкой зеленой травы, Каролина лениво раскачивалась взад и вперед, мысли ее блуждали далеко.

Но покой ее вскоре был нарушен. Длинная тень отделилась от дерева и неслышно приблизилась к ней.

— Что случилось, Каролина?

— Господи, в твоих жилах явно течет индейская кровь! Только индейцы умеют ходить так бесшумно.

— Я пришел не для того, чтобы обсуждать, у кого какая кровь. Отвечай, что случилось?

— Как ты узнал, что я здесь?

— Какая разница? — Ринк ухватился за веревки и остановил качели. — Так что же случилось?

Она беспокойно заерзала.

— Ничего.

— Не притворяйся. Скажи мне правду.

— Это правда.

— Послушай, я не сойду с этого места, пока не выясню, в чем дело. Учти, к ночи у здешних москитов просьшается зверский аппетит. Так что если не хочешь стать добычей для кровопийц, лучше признайся, из-за чего ты расстроена. Что-нибудь на фабрике стряслось? Или я в чем-то виноват?

— Будь проклят этот город! — в сердцах воскликнула Каролина, спрыгивая с качелей.

Ринк от неожиданности выпустил из рук веревки и попятился. Вспышка Каролины застала его врасплох.

— Чем тебе наш город не угодил?

— В нем слишком много подлых глупых людишек.

Ринк тихо рассмеялся:

— Неужели ты только сейчас об этом узнала?

— Нет. Я знала это с тех пор, как научилась ходить и ковыляла рядом с мамой, которая развозила по домам на тележке чистое белье своим клиентам. Я всегда знала, что наши соседи — тупые, высокомерные жлобы! — Каролина отвернулась от Ринка и прислонилась к стволу дерева, уткнувшись в него лбом. — И ничто мне не помогло: ни диплом колледжа, ни престижная работа, ни замужество… Я для них все равно как была, так и осталась оборванкой.

— Корни есть корни, никуда от них не денешься.

— Ты прав. И сегодня мне об этом напомнили.

— Каким образом?

Каролина откинула волосы со лба.

— Да что об этом говорить? Не стоит расстраиваться из-за мелочей.

— И все же я хочу знать.

Каролина, вздохнув, рассказала о своей встрече в супермаркете.

Услышав имена сплетниц, Ринк хмыкнул:

— Не нравится мне это… Ну и что было дальше?

— Они… долго распинались о том, как, дескать, хорошо, что теперь, после смерти Рос-ко, ты живешь со мной под одной крышей. Ну и… намекали… сам понимаешь на что.

— На то, что мы не просто живем в одном доме, да?

Она подняла на него глаза.

— В общем, да.

Ринк тихо выругался.

— Короче, эти дуры все за нас уже решили, так?

— Да.

— Значит, мы, по их мнению, нарушаем запреты, ведем непристойный образ жизни? И у нас с тобой не те отношения, какие должны быть у пасынка с мачехой?

Каролина кивнула, не в силах произнести ни слова. Они долго молчали. Слышался лишь неумолчный стрекот цикад да кваканье лягушек. Ринк и Каролина смотрели друг на друга как зачарованные, не в силах отвести взглядов. Их сердца бились в одном ритме, их дыхание слилось в одно.

— Забудь об этих облезлых кошках, Каролина. Что им еще делать, как не сплетничать? О нас или о ком-нибудь другом. Они всегда перемывают кому-нибудь косточки. Вся их жизнь в этом.

— Я это понимаю, но, Ринк, это так противно — слушать их подлые намеки. Мало ли что они еще выдумают! Скоро я буду бояться выходить на улицу, ездить по городу, заходить в магазины.

Однако и Ринк, и Каролина отдавали себе отчет в том, что в едких словах местных кумушек была большая доля правды. Даже если в своих прогнозах они и опережали ход событий.

— Было бы глупо разъезжаться до того, как огласят завещание, — вполне резонно сказал Ринк. — Это вызовет еще больше пересудов.

— Да, наверное. Начнутся разговоры о том, кто кого выгнал. Все решат, что ты меня осуждаешь.

— За то, что ты вышла замуж за моего отца?

Они вскинули друг на друга глаза. Каролина отвернулась первой и закусила губу.

— Да, — кивнула она.

— Но почему я должен тебя за это осуждать?

— Потому что я из «плохой» семьи, потому что мой отец — спившийся оборванец. — Каролина отстранилась от шероховатого ствола и отряхнула светлое платье. — И потом… у нас с Роско такая большая разница в возрасте.

На сей раз, встретившись с ней глазами, Ринк не спешил отводить взгляд.

— Знаешь, вообще-то так и есть, — прошептал он, подходя к Каролине. — Я действительно тебя за это осуждаю.

— Не надо, Ринк, — Каролина метнулась в сторону, но бежать было некуда — деревья загораживали ей путь к отступлению.

— Но почему тебя так волнуют глупые сплетни, Каролина? — вкрадчиво спросил Ринк, делая еще один шаг к ней. — Ведь твоя совесть чиста. И ничего плохого в нашем доме не происходит.

— Конечно! Поэтому мне и неприятны все эти идиотские разговоры.

Ринк придвинулся еще ближе.

— Мы не нарушаем никаких запретов.

— Да, Ринк!

— Обманщица! — прерывистым шепотом воскликнул Ринк и, взяв Каролину за подбородок, заставил поднять голову. — Ну, скажи! Поклянись, что между нами не проскакивает искра!

Каролина застонала и попыталась высвободиться из рук Ринка, но он не позволил.

— Скажи, что ты видишь во мне только сына Роско — твоего пасынка. И даже думать забыла о том дождливом дне. Скажи, чтобы я никогда больше не целовал тебя! Что тебе противны мои прикосновения. Ты можешь сказать мне все это, Каролина?

В ответ она медленно покачала головой, глядя на него испуганными глазами.

— Так я и думал, — заключил Ринк, властно привлекая ее к себе.

Каролина беспомощно взмахнула руками, словно птичка, пойманная в силки, и… уперлась ладонями в плечи Ринка.

— Поцелуй меня, Каролина! Ты же хочешь. Я вижу, ты этого жаждешь.

И он был прав. Покорно вздохнув, Каролина обвила руками шею Ринка и разомкнула губы. Язык Ринка принялся осторожно обследовать каждый закоулочек теплой, уютной пещеры ее рта, и это был такой возбуждающий призыв, что остатки сопротивления Каролины были сломлены в одну секунду.

Ринк неумолимо звал ее за собой каждым жестом, каждым движением. Его поцелуи становились все более долгими и призывными. Она умирала от желания. Только он, он один мог заполнить эту ноющую пустоту, которая ширилась и готова была поглотить Каролину без остатка.

Рука Ринка проникла в лиф ее платья. Пальцы сжали тонкий шелк ее комбинации, прикрывающей трепещущую грудь.

Его медленные, томные ласки действовали на Каролину завораживающе.

С губ Ринка срывались то слова восторга, то проклятия, и это странное, удивительное сочетание было для нее сладостней самой прекрасной любовной песни. Она слышала в его голосе собственное отчаяние, неутоленный голод и горечь подавленного желания. Ласки Ринка доставляли Каролине невыразимое удовольствие.

Она содрогалась всем телом, словно от разрядов электрического тока, и чувствовала, что, если это продлится еще хотя бы минуту, пути назад уже не будет.

— Нет, Ринк! Нет! — вскричала Каролина, прикрывая грудь ладонями. — Не надо! Мы не можем.

Сердце Ринка готово было вырваться наружу. Волосы разлохматились, зрачки расширились, в глазах потемнело.

— Почему? Из-за моего отца?

— Нет, нет, — жалобно прошептала она, застегивая платье, — Из-за этих сплетен. Я не хочу оправдывать ожидания обывателей. Не хочу давать им повод говорить, что я соблазнила сначала Роско, а потом и его сына.

— Да плевать мне на их мнение!

— А мне нет, — Каролина неожиданно осознала, что слезы залили ее лицо. — Ты сам сказал, что от своих корней нам никуда не деться. Твои предки — Уинстоны и Ланкастеры. И потому все твои поступки в глазах окружающих безупречны. Никто не дерзнет тебя критиковать. А я… я родилась на помойке и не могу наплевать на общественное мнение.

Ринк чертыхнулся:

— Но пойми, я не могу жить с тобой под одной крышей и делать вид, что мне безразлично твое присутствие.

— Я понимаю.

Он вдруг рассвирепел:

— Ты добивалась, чтобы я тебе в этом признался? Да? Надеюсь, теперь ты довольна?

— Я не добивалась. Я и так это знаю, — опустив голову, пробормотала Каролина и еле слышно добавила:

— Я ведь тоже хочу тебя, мне трудно быть рядом с тобой и не быть с тобой вместе.

Ей показалось, что глаза Ринка подозрительно увлажнились. А может, в них просто отразился свет луны?.. Ринк раскрыл рот, но из него не вылетело ни звука. Кулаки его судорожно сжимались и разжимались. Он весь был как натянутая струна.

Каролина вытерла слезы.

— Теперь ты понимаешь, почему я не могу быть с тобой, Ринк? Эти женщины правы. Я хочу тебя. Но никто из нас никогда не забудет, что я была женой Роско.

Он резко отвернулся, а когда наконец снова посмотрел на Каролину, лицо его было суровым и решительным.

— Что ты намерена делать, когда завещание будет оглашено?

Она уже не стыдилась своих слез.

— То, что я с самого начала считала для себя единственным выходом. Я уеду отсюда.

Ринк молча кивнул и зашагал прочь. Каролина же опустилась на качели и зарыдала, уткнувшись лицом в ладони.

И никто из них не заметил, как чья-то тень промелькнула за деревьями и исчезла.

10

— Стив? — Свет в комнате конюха не горел, но черно-белый телевизор работал, и экран отбрасывал на стены серебристые отблески.

— Лаура Джейн? — недоверчиво переспросил Стив.

— Тут так тихо, мне даже показалось, тебя нет. Ты что, спал?

Стив смущенно натянул простыню на обнаженную грудь. Он уже лежал в постели и, когда девушка вошла к нему в комнату, приподнялся на локте.

— Нет, я не спал. Но что ты, скажи на милость, здесь делаешь? Если твой брат тебя здесь обнаружит…

— Не обнаружит. Он только что куда-то уехал на новом грузовике. О, Стив! Они с Каролиной… Господи, я ничего не понимаю!

Лаура Джейн зарыдала и бросилась к нему на шею. Стиву ничего не оставалось, кроме как обнять ее.

— В чем дело? Что случилось? Чего ты не понимаешь?

— Не чего, а кого. Я не понимаю Ринка. Совершенно не понимаю! Тебе он не разрешал со мной целоваться, как будто это ужасно стыдно. И даже подрался с тобой, помнишь? А теперь они с Каролиной делают то же самое. Но если нам так вести себя нельзя, почему им можно? Они ведь тоже не женаты.

— Разве ты видела, как они целовались?

— Да. Возле качелей. Они меня не заметили.

Стив в волнении провел рукой по волосам. Опасаясь еще больше расстроить Лауру Джейн, он медлил с ответом. Потом осторожно произнес:

— По-моему, ты увидела что-то недозволенное.

Лаура Джейн вскинула голову.

— Ты хочешь сказать, мне не надо было смотреть? Хейни говорит, подслушивать и подглядывать плохо.

— Да, Хейни права. Воспитанные люди так себя не ведут.

Лаура Джейн смущенно теребила край простыни.

— Я знаю, что поступила нехорошо. Но понимаешь, я услышала их голоса, а когда подошла, Ринк уже целовал Каролину. Они стояли так близко друг к другу. Мне даже показалось, что это один человек.