А Симона в лучшие свои дни говорила: «Не волнуйся, маленькая, все это канет без следа».

Но я вижу следы и отметины на людях. На незнакомцах, которые сидят у стойки одни и с легкостью давней привычки заказывают коктейль или мусс из куриной печени и болтают с барменами. На гостях в ресторанах, которые смотрят на еду у себя в тарелках с благоговением. Я вижу отметины на себе: царапины, шрамы. Метафора остается верной. Нет, я не стала ждать вечно, но в каком-то смысле для всех нас это пожизненный срок.

Цветы уже вянут.

Просто обычный мой пятичасовый провал.

И у такого парня есть девушка!

Боже, им тут реалити-шоу надо снимать.

И когда же я перестану из-за пустяков себя изводить?

Оказывается, существует миллион теорий о чистилище.

Когда я научусь?

Да, Скотт подал на увольнение – Шеф вне себя.

А она просто вышла через черный ход.

Но послушайте, любовная линия ведь не получила развития.

Вроде как пиццерия в Бушвике.

Что ж, стиль взял верх над содержанием.

Тридцатый требует внимания.

Вот что случается в Сити.

А штучка не такая уж сентиментальная.

Сливы настоящие.

Нью-Йорк довел это до совершенства.

Но торт воображаемый.

Невозможно воспитать в себе цинизм, он расцветает естественно.

Я хочу сказать, в сравнении Сталин сущий ангел.

Но с чего вдруг она принесла гардении?

Я с ног валюсь.

Тридцать Пятый безнадежен.

Пересади их.

Слишком слабая прожарка даже для меня.

Я отстаю, сделай мне двойной.

Чего она ожидала?

И выиграть ровно столько, сколько надо.

Наверное, просто надо быть там.

Три долбаные посадки.

Во вторник.

Черт, да у нас всю смену запара.