Дениза (Деннис) Робинс - Сладкая горечь

Арман пристально всматривался в прекрасные черты своей модели. В студии было светло и не слишком жарко. За окном зеленела трава. Солнечный свет, заполнивший студию, сверкал и переливался всеми оттенками радуги… На стенах висели живописные полотна: несколько пейзажей Прованса и несколько родовых портретов предков де Шани. Из мебели в студии остались лишь старинный стул с высокой спинкой и бархатным сиденьем, на который присела Рейни, да разбитый, недействующий орган, покрытый пылью и паутиной. Несмотря на запущенный вид, комната эта была необычайно уютна. Даже мятежное сердце Рейни ощущало здесь относительный покой…

Тем не менее и сегодня Рейни завела разговор о Клиффорде, даже не подозревая, как мучает этим Армана.

– Как бы я хотела быть не Рейни де Шани Оливент, а простой деревенской девушкой из Прованса, – сказала она.

– Ну и что бы ты делала? – улыбнулся Арман.

– Поехала бы в Англию, в Лондон, и устроилась бы работать простой официанткой.

Арман нахмурился. Особенно неприятно ему было, когда она начинала говорить о том, на какие жертвы готова ради Клиффорда.

– Ну и что же тебе мешает сделать это сейчас? – пожал он плечами.

– Все! – воскликнула она. – Мать и бабушка командуют мной, и все потому, что мне только двадцать лет! Если бы я и уехала сейчас, то они все равно помешали бы мне выйти замуж.

– А если бы ты все-таки уехала к… к нему? – настаивал Арман.

– Клиффорд не смог бы жениться на мне, – тихо сказала она. – Незадолго перед моим отъездом он признался, что пока не хочет осложнять жизнь моего семейства. Вот когда мне исполнится двадцать один год, тогда он заберет меня к себе!

Арман раздраженно окунул кисть в банку с водой.

«Как бы не так! – подумал он. – Мистер Калвер не просто законопослушный гражданин. Он не хочет ссориться с будущими родственниками и надеется, что в конце концов будет прощен и Рейни не останется без наследства».

– Ах, Арман, – продолжала Рейни, – почему мужчины так не любят писать письма?

В ее вопросе было столько печали, что у него сжалось сердце. Внезапно его охватила такая тоска…

– Я думаю, что некоторые мужчины готовы были бы на все, лишь бы заслужить право переписываться с тобой, – пробормотал он. – И были бы счастливы писать тебе каждый день, каждый час… Я могу это представить…

Рейни была тронута и бросила на него сочувственный взгляд. Молодой архитектор так предан ей и так старается угодить. Она встала и подошла к нему. Опустив руку ему на плечо, она взглянула на холст.

– Ты почти ничего не написал, Арман! – удивилась она.

Он потупил глаза.

– Я что-то сегодня не в настроении.

– Скажи, если бы у тебя была подруга, ты действительно часто ей писал?

– Да, – сказал он, вздрогнув от прикосновения ее легкой руки.

– Но у тебя нет подруги, Арман?

– Нет.

– И ты никогда не был влюблен?

– Нет. Так, чтобы серьезно, нет, – запинаясь, произнес он и принялся вытирать тряпкой кисти.

– А если бы оказался на месте Клиффорда, то как бы поступил? Что бы ты мне написал?

На этот вопрос он не мог и не хотел отвечать.

– Какая разница… – пожал плечами он.

– Нет, скажи! – настаивала она. – Что бы ты написал?

Он поднял к ней бледное лицо. В его серьезных темных глазах горела страсть.

– Мало ли о чем пишут, когда любят, – сквозь зубы процедил он. – Я бы написал, что боготворю тебя… Что для меня ты все – небо, солнце, звезды, луна… Ты – самая прекрасная музыка в мире… И, конечно, что я жить без тебя не могу…

Он покраснел и отстранился от нее.

– Мне нужно идти. Я должен вернуться в Канны. У меня встреча…

Таким Рейни его еще не видела. Она смотрела на него во все глаза и не понимала. Потом она рассмеялась.

– Да ты, Арман, настоящий поэт! Какая-нибудь девушка с ума сойдет от счастья, когда услышит эти признания… – сказала она и простосердечно добавила: – Клиффорд совсем не такой. Как истинный англичанин, он лишен всякой поэзии. Ему никогда не написать ничего подобного…

Арман уже встал и вытирал руки о передник. Он по-прежнему был бледен. Он знал, что в ее смехе не было ничего обидного, однако этот смех больно ранил его. Арман понял, как бесконечно он ей безразличен.

Перестав смеяться, Рейни снова вздохнула.

– Как несправедлива судьба! – заметила она. – Почему мой Клифф не может писать такие письма? О том, что он не может жить без меня… А ведь он может… Еще как может жить без меня. Правда, Арман?

Молодой француз не ответил. Он сгорал от любви к этому хрупкому, нежному созданию, боготворил ее, а Рейни даже не поняла, что слова любви обращены к ней…

Внезапно он повернулся к холсту и, схватив грунтовочную лопатку, принялся яростно затирать едва прорисованные прекрасные черты и кромсать холст.

– Зачем ты это делаешь, Арман?! – воскликнула Рейни.

– Ничего не получилось… Все это никуда не годится, – пробормотал он.

– Не переживай, Арман. Завтра я буду снова тебе позировать. Может быть, у тебя улучшится настроение, а я смогу улыбаться…

Арман молчал. Если завтра Рейни будет улыбаться, значит, она получит известие от Клиффорда и будет светиться прежней любовью к этому человеку. Арман подавил стон. Он жестоко страдал. Казалось, у него уже нет сил выносить этот кошмар.

А Рейни уже забыла и об Армане и о страданиях, которые причинила юноше. Мысли унесли ее в Лондон к возлюбленному – к златовласому «викингу» Клиффорду. Ей и невдомек было, что она ненароком ранила Армана в самое сердце. Взяв его под руку, она ласково проговорила:

– Я тобой восторгаюсь, Арман. Ты столько для меня сделал! Я знаю, если бы ты мог помочь моему горю, то сделал бы все, что в твоих силах… Может быть, ты действительно сможешь помочь… Послушай, – живо продолжала она, – у меня есть план. Я попрошу мамочку и бабушку, чтобы они разрешили нам съездить в Канны поужинать. Пожалуй, они не станут возражать, потому что доверяют тебе. А у меня будет возможность позвонить Клиффорду домой и узнать, что с ним… Ах, Арман, будь так добр, отвези меня сегодня в Канны!

Он не спешил с ответом, предпочитая страдать молча. Рейни снова требовала от него непомерной жертвы, даже не сознавая этого. Снова его любовь подвергалась жестокому испытанию. Он влюбился в Рейни с первого взгляда, лишь только увидел ее на балу в воздушном платье, но теперь влюбленность превратилась в роковую страсть и здесь, в Шани, разгоралась день ото дня.

Рейни кокетливо опустила ресницы. «Какая она хорошенькая!» – почти со злостью подумал француз. Сама того не понимая, она отнимала у него всякую возможность влюбиться в кого-нибудь еще. В конце концов Арман смирился.

– Если позволят, я отвезу тебя в Канны, – буркнул он.

Грусть Рейни была мгновенно сметена новой надеждой. Она снова заговорила о Клиффорде, а ее тонкие пальчики бессознательно бегали по испорченному холсту.

– Что за каприз! Тебе не стоило так горячиться и портить портрет, – игриво сказала она немного погодя.

«Она развеселилась из-за Клиффорда», – с горечью подумал Арман. Но он был бы от души рад, если бы ей удалось дозвониться в Лондон. По крайней мере ее глаза искрились бы прежней веселостью.

– Забудь об этом портрете, – сказал он. – Он не удался…

– Но зачем же было портить холст?

– У меня есть другие.

Рейни помолчала, а потом проговорила:

– Как тебе известно, Клиффорд – очень занятой человек. У него большой завод и много дел в офисе.

Молодой архитектор поджал губы и непроизвольно потрогал глаз. Мало удовольствия вспоминать об офисе, где он лежал на ковре, сбитый с ног ударом кулака. Глаз все еще побаливал. Мало того, когда зрение утомлялось от чтения чертежей, глазной нерв начинал невыносимо ныть.

– Думаю, – продолжала Рейни, – у Клиффорда вообще очень много обязанностей. Он светский человек, и его повсюду приглашают. Многие мои подруги знакомы с Клиффордом, и, вероятно, ему даже приходится общаться с такими красавицами блондинками, как… Лилиан Фитцборн. Как ты думаешь?

Рейни нервно рассмеялась, но Арману было не до смеха. Он понимал, что ее смех – это смех сквозь слезы. С одной стороны ее мучила гордость, а с другой – готовность пойти на любое унижение, лишь бы встретиться с Клиффордом. Но она бы никогда не перенесла того, что Клиффорд встречается с другой девушкой.

Лоб Армана покрылся испариной. Нужно было что-то предпринять. Нельзя допустить, чтобы ее унизили.

Вдруг Рейни заметила, как он бледен.

– У тебя болит голова? – спросила она. – Бедненький Арман, ты совсем больной.

Он достал из кармана темные очки и надел их.

– Просто солнце режет глаза, – поспешно проговорил он. – А теперь, извини, мне пора домой…

Он сказал, что заедет за ней на своем маленьком «рено» в семь вечера, а теперь они вместе пойдут к ее матери и попросят разрешения съездить в Канны.

Она по-дружески взяла его под руку, и они вышли из студии. Пройдя по длинному и сырому коридору, куда никогда не заглядывало солнце, они оказались в крыле замка, принадлежащем графине. Здесь было светло и уютно.

Рейни так нежно держала Армана под руку, что он едва сдержался, чтобы не заключить ее в свои объятия и не прильнуть к ее губам долгим поцелуем. От желания у него даже закружилась голова.

Нужно было как-то ободрить Рейни.

– Наверное, у мистера Калвера просто руки не доходят до частной корреспонденции, – пробормотал Арман. – Может быть, уже завтра ты получишь от него письмо…

– Но в нем не будет таких прекрасных слов, которые написал бы ты! – воскликнула Рейни. – Я запомню их на всю жизнь… Клиффу не помешало бы взять у тебя несколько уроков изящной словесности, – улыбнулась она.

– Избави Бог! – в сердцах вырвалось у Армана.

Рейни отстранилась и с удивлением взглянула на него.

По широкой дубовой лестнице они поднялись в будуар миссис Оливент. Из ее окон открывался замечательный вид на поместье Шани. Этот вид был знаком Рейни с детства, но теперь она его почти ненавидела – потому что им не мог насладиться Клиффорд.

Рейни чувствовала, что сегодня вечером должно произойти нечто такое, что снова наполнит ее жизнь радостью и смыслом. Она игриво тормошила Армана, называла его букой и корила за то, что он куксится.

Они застали миссис Оливент сидящей за туалетным столиком и читающей письмо. Как можно более равнодушным тоном Арман попросил у нее позволения взять Рейни в Канны – поужинать и сходить в кино. Роза Оливент подняла голову и удивленно посмотрела на молодых людей. Не то чтобы она рассердилась, но удивилась – без сомнения. Дело в том, что с тех пор, как они поселились в Шани, Рейни категорически отвергала все приглашения знакомых.

– Если Рейни согласна – ради Бога, – пробормотала она.

Девушка опустила глаза, а ее щеки слегка заалели. Наметанный взгляд матери сразу отметил, что дочь чем-то взволнована.

– У тебя что, жар? – поинтересовалась миссис Оливент. – Может быть, ты перегрелась на солнце?

– Нет, мама, – помотала головой Рейни.

– А как дела с портретом?

– Ничего не получилось, – поспешно вставил Арман. – Завтра начнем заново.

– Ну ладно, – задумчиво проговорила миссис Оливент, – я передам бабушке, что сегодня вас не будет. У нее мигрень, она спит и не выйдет к обеду.

– Пока ты приедешь, я успею принять ванну и переодеться, Арман, – сказала Рейни.

Он кивнул и оставил мать и дочь наедине друг с другом. Мысль о том, что ему предстоит отужинать вместе с Рейни, наполняла душу Армана бурным восторгом, однако он прекрасно умел держать себя в руках.

Когда Арман вышел, миссис Оливент пристально взглянула на дочь и сказала:

– Надеюсь, ты понимаешь, что этот молодой человек безумно в тебя влюблен?

– Чепуха, мамочка, – с обычным смехом отмахнулась Рейни. – По-твоему, каждый молодой человек должен влюбиться в меня, как только увидит.

– Если не веришь, спроси бабушку.

– Бабушка тоже так считает. Вы во всех видите ухажеров и не верите в обыкновенную дружбу.

– Ну-ну, рассказывай! – усмехнулась мать.

– Арман любит только свою работу, – сказала Рейни. – Больше его ничего не интересует.

– А с чего это ты вдруг согласилась принять его приглашение? Я, конечно, очень рада, но до сегодняшнего дня ты все дулась и капризничала.

Рейни нахмурилась. Мать всегда отличалась редкой способностью отпускать бестактные и совершенно не смешные шутки.

Рейни молча вышла из спальни матери и, разыскав служанку, распорядилась приготовить ванну. Сегодня она не хотела ссориться с матерью. Несмотря на угрызения совести, единственной целью Рейни было во что бы то ни стало созвониться с Клиффом. Она не могла дождаться минуты, когда наконец наберет его лондонский номер. Только бы застать его в офисе!

Пусть она поступает не слишком умно. Зато она узнает, почему Клиффорд не пишет.