Дж. Дж. МакЭвой - Сладкая красотка

— Это потрясающе, — сказала я и направилась вглубь оранжереи. Широко расставив руки, я закружилась, а затем подошла к окну и прижала руку к стеклу. Капля дождя скатилась между моими пальцами с наружной стороны стекла.

— Тео, здесь очень красиво, — я обернулась, и его взгляд был устремлен исключительно на меня. Он стоял, прислонившись к одному из ящиков с розами. — Что?

— Я просто задумался о том, как ты прекрасна, когда улыбаешься, и как я наслаждаюсь тем, что ты здесь.

— Такое ощущение, что ты единственный человек, который вызывает у меня причины чаще улыбаться, — сказала я, встав перед ним.

Он обхватил ладонями мое лицо.

— Это чувство взаимно.

Почти всегда ОН целовал меня, так что теперь Я его поцеловала. Ладонями Тео скользнул вниз по моему лицу к талии, а затем в задние карманы моих джинсов. Я начала расстегивать его рубашку.

— Ты сказала, что не хочешь этим заниматься.

— Я солгала, — расстегнув свою блузку, я позволила ей соскользнуть с плеч на пол. Вслед за ней последовали лифчик, джинсы и трусики, пока я не оказалась перед ним абсолютно голая. Слегка застенчиво я пожала плечами. — Вот такая я со шрамами и всем остальным.

Его взгляд пропутешествовал по всему моему телу, он оттолкнулся от ящика с розами и положил руки на мои бедра. Тео нежно прижал меня к стеклу, и я вздрогнула от соприкосновения прохладной поверхности с моей кожей. Его губы остановились в миллиметре от моих, и я воспользовалась моментом и расстегнула его рубашку до конца.

— Я не собираюсь трахать тебя и позволить снова сбежать от меня, — прошептал он, прокладывая дорожку из поцелуев вдоль моей шеи к уху.

— Думаю, что люблю тебя… — и прежде, чем я успела договорить, его губы оказались на моих, язык закружил у меня во рту, и я обняла Тео за шею.

Он так нежен. Не пытается контролировать меня. Просто хочет почувствовать меня так же, как и я его.

Полагаю, вот почему это называется «заниматься любовью».

2:13

— Тебе надо поспать, — он поцеловал тыльную сторону моей ладони, пока мы лежали посреди хозяйской кровати.

Расположившись на груди Тео, я слушала его сердцебиение. Грудь поднималась и опускалась с каждым его вдохом.

— Что, если я не оправдаю надежд? Что, если упаду и опозорюсь или еще что хуже?

— Такого не будет.

Я приподнялась.

— Но что, если так случится?

— Такого не будет, — повторил он, и мне захотелось ударить его. — А если все-таки это произойдет, тогда знаешь что? Это лишь мгновение, прежде чем что-то другое привлечет внимание. Это же Голливуд. Ты получишь пятнадцать минут славы или позора, а затем люди просто забудут об этом.

Хмурясь, я опустила голову.

— От этого я не чувствую себя лучше. Гхм, это плохо…

— Фелисити, я видел тебя в деле. Ты потрясающая. Я знаю это, труппа знает, и в конце вечера все остальные тоже узнают об этом.

— Как ты можешь быть таким спокойным? Это значимый вечер и для тебя тоже.

— Во всем виноват секс, — Тео усмехнулся.

— Он был хорош, не так ли? — я улыбнулась, а затем рассмеялась. — Допустим, завтра вечером все заканчивается непредвиденными трудностями. Что будет дальше?

Он сделал вид, что задумался, после чего схватил меня за попку.

— Тео!

— Что будет дальше? Ну, секс всегда будет находиться в этом списке.

Закатив глаза, я переместила его руку со своей попки на талию.

— Хорошо. Что будет с нами после секса?

— Ох, теперь есть «мы», — усмехнулся он. Я попыталась выбраться из его объятий, но Тео перекатился на меня сверху и завел мои руки над головой. — После того, как ты всех ошеломишь, и после того, как я заставлю тебя выкрикнуть мое имя, по крайней мере, десяток раз, мы будем делать все, что захотим. Хочешь продолжать танцевать с нами — прекрасно. Тебе решать. Мы будем встречаться с тобой несколько недель, после чего ты переедешь ко мне и потом, возможно, через год… ты запаникуешь.

— Вовсе нет, — солгала я.

Он покачал головой.

— Вот почему тебе не следует спрашивать о том, что будет дальше, лучше переживай о том, что происходит сейчас.

— Ты сказал все это, чтобы сбить меня с толку?

Он слез с меня.

— Спи, Фелисити.

Я боюсь спать. Что, если кошмары вернутся? Не хочу, чтобы он находился рядом и видел меня в таком состоянии. Честно говоря, мне интересно, существуют ли вообще у меня какие-либо достоинства.

13:10

— Это твоя речь? — спросила я, сидя на кровати и засовывая в рот ложку с овсянкой.

— Что не так с ней?

Я пожала плечами, съев еще ложку овсянки.

— Ты не думаешь, что она вроде как, ну не знаю… чопорная? Тем более, что ты хочешь заставить людей сделать пожертвования?

— Это работа Эллен, как организатора. Моя работа заключается в представлении Darcy Entertainment.

— Это твое гала-представление, — пробормотала я с набитым ртом.

Он закатил глаза и протянул мне бумаги.

— Ладно, гений, раз уж ты мастер на все руки, перепиши ее для меня.

— Я?

— Что? Легко критиковать, да?

Я прищурилась, а потом отставила тарелку с овсянкой и взяла бумаги из его рук. Он откинулся на изголовье кровати, облокотившись на подушки, и скрестил руки на груди, наблюдая за мной.

— Заставь меня захотеть сделать пожертвование, — Тео взял мою тарелку.

Я протянула руки и изобразила самый худший британский акцент.

— Пожалуйста, сэр, могу я съесть еще?

— Смешно, — он улыбнулся.

— Серьезно, начни с того, что искусство значит для тебя или чего-то вроде «Здравствуйте, меня зовут Теодор Дарси…»

— «… и хотя я миллиардер, где-то там есть дети, которые страдают от недостатка финансирования в искусство?» — съязвил он.

— Да, но убрать часть про миллиардера. Это звучит пафосно, — я потянулась к нему, чтобы забрать свою тарелку.

— Ты еще не написала мою речь.

— Ладно, я была неправа. Я понятия не имею, что ты должен сказать. Просто сделай так, чтобы это прозвучало реально, будто тебе на самом деле необходимо собрать деньги, а не демонстрировать талант своей компании, — сказала я, усаживаясь рядом с ним.

Схватив свой мобильный, я проверила, есть ли сообщения от Клео. Мы всегда старались быстро помириться, иначе это выходило из-под контроля, и ни одна из нас не уступала. Мы просто не разговаривали друг с другом, пока Марк, в конце концов, не вмешивался.

— Что случилось?

— Аа? — я убрала телефон в карман.

Его взгляд метнулся к телефону, а затем обратно на меня.

— Ты выглядишь так, будто что-то скрываешь.

— Ничего особенного. Просто поссорилась со своей соседкой, — я потянулась за своей тарелкой, хотя больше была не голодна. — Она расстроилась из-за того, что я поехала увидеться с тобой.

— Почему?

— Не знаю. Она думает, что мы слишком торопимся, и я слишком сильно полагаюсь на тебя.

— Полагаешься на меня? Ты не полагалась на меня ни в чем, кроме секса.

Уголки моих губ приподнялись.

— Она имела в виду эмоционально.

— Такое чувство, будто ты только сейчас начинаешь делать это.

— Нет, — сказала я, уставившись на свою еду. — Мне снятся кошмары, и я просыпаюсь в холодном поту. Иногда такое чувство, будто я парализована, а еще у меня ужасные головные боли и рвота…

— Ты в порядке? Тебе нужен доктор? — он приподнялся и сел.

— Видишь, вот о чем она говорит. По какой-то причине, я могу рассказать тебе обо всем. Я не могла уснуть прошлой ночью, пока не приехала сюда.

Он положил руку на мою ногу.

— Все действительно так плохо?

Так было, когда он уехал.

— Я просто надеюсь, что она придет сегодня вечером, чтобы увидеть меня, ведь мне пришлось выпрашивать билеты у Уолта. Марк сказал, что обязательно будет, но Клео ничего не ответила.

— Если она не придет, то это покажет, какая она, а не ты.

Он прав. Если Клео не хочет посмотреть на меня в один из самых значимых дней в моей жизни, то проблема в ней, а не во мне. Я двигаюсь дальше и на пути к восстановлению.

Я собираюсь танцевать для зрителей и не планирую облажаться.

Тео

Я стал генеральным директором Darcy Entertainment шесть лет назад, и это шестое гала-представление, которое я открываю. Я помню каждую сказанную речь. Я никогда не сомневался в текстах речей, подготовленных моими спичрайтерами, и конечно же не находился рядом во время их написания. (Примеч. спичра́йтер — составитель текстов речей, выступлений для высокопоставленных лиц государства, политиков, общественных деятелей или бизнесменов). Где-нибудь, наверно, лучше, чем здесь, но сегодня мне не хочется быть ни в каком другом месте. Мой галстук идеально завязан, а волосы уложены. Я стою в углу сцены, поправляя запонки. Мне хочется произнести хорошую речь, и в голове я слышу слова Фелисити о том, чтобы не произносить эту ерунду. Этим утром мы только разговаривали. Это было вполне обычно, но все же доставило мне удовольствие, и даже сейчас я обдумываю речь, которую по ее мнению мне следовало произнести. Я спрашиваю себя, что, черт возьми, произошло со мной? Тот, кем я был несколько недель назад, и тот, кто я сейчас — абсолютно две разные личности, словно прошло несколько лет. И все это из-за Фелисити Харпер.

— Леди и джентльмены, генеральный директор Darcy Entertainment и голливудский режиссер, Теодор Дарси, — произнес ведущий, и сразу же после этих слов я вышел на сцену, украшенную в черно-золотых тонах.

Свет был таким ярким, что я едва мог видеть людей в зале и телесуфлер, но мне было все равно. (Примеч. телесуфлер — дисплей, отображающий текст речи или сценария для диктора или актёра незаметно для зрителя). Подойдя к микрофону, я ждал, пока утихнут аплодисменты. Держа руки за спиной, я немного наклонился вперед и заговорил.

— Платон сказал, что музыка воодушевляет весь мир, дает душе крылья, способствует полету воображения и дает жизнь всему на земле. Аристотель полагал, что цель искусства заключается в том, чтобы иметь возможность увидеть не внешнюю оболочку вещей, а их суть. Мой дедушка, который, скорее всего, позаимствовал у какого-нибудь другого мудреца эти слова, сказал мне, что величие искусства проявляется в его способности растопить даже самые холодные сердца. Такое сердце, как мое. Я вырос в Голливуде, видел всех и всё, что только можно представить. Так что задеть меня до глубины души практически невозможно, или, по крайней мере, я так считал, пока не познакомился с молодой танцовщицей и композитором, которая всего несколько недель назад утром подавала кофе, во второй половине дня работала уборщицей в старшей школе, а ночью оператором колл-центра по обслуживанию кредитных карт. Сегодня вечером она танцует для всех вас и служит напоминанием о том, что талант таится в самых обыкновенных и неожиданных местах, и о том, что мы делаем и создаем не только для себя, но и для окружающих нас людей. И это искусство во всех своих проявлениях, несомненно, прекрасно.

Аплодисменты, звучавшие в самом начале, по сравнению с этими, теперь кажутся жалкими. Свет стал тускнеть, а я направился за кулисы, и камеры больше не были направлены на меня.

— Что случилось с Вайолет? — прошипела мама, схватив меня за руку и находясь в полном замешательстве и шоке.

Никто, кроме танцоров не знал о том, что произошло с Вайолет. Все поставлено на этот момент. Я никогда не нервничал ни по какому поводу, и впервые в жизни мои ладони были потными.

Фелисити 21:45

— Фелисити, дыши!

На мне надеты крылья, и Уолт держит меня за плечи.

— Я облажаюсь. Позови Мелроуз…

Он начал трясти меня.

— Пожалуйста, не заставляй меня влепить тебе пощечину.

— Уолт, я не смогу сделать это. Это безумие…

— Мой брат только что перед камерами заявил, что ты покорила его сердце, и если прямо сейчас ты отступишь, то поставишь его в неловкое положение. Черт побери, люди открыто станут называть его лжецом.

Прекрасно понимаю, что он, произнося эти слова, пытался спровоцировать меня, и это сработало, хотя я и не хотела. Не хочу облажаться на глазах у всех.

— Танцуй для себя, Фелисити. К черту всех. Если ты напортачишь, черт с ним… просто продолжай танцевать, — сказал Уолт, словно прочитал мои мысли.

Милостивый Бог, это Фелисити. Знаю, что никогда не обращаюсь к тебе, но пожалуйста, пожалуйста, не дай мне облажаться. Когда свет погас, я сделала глубокий вдох, борясь с приступом тошноты. Руки затряслись, голова закружилась, и я еще раз глубоко вдохнула. Мелроуз подошла ко мне, ее рыжие волосы были собраны в пучок. Она крепко сжала мою руку, после чего отпустила и выбежала на затемненную сцену.