Когда пришел Корбин, чтобы отвезти ее в суд, она накинула плащ. Он вывел ее из подвала на заднюю подъездную аллею, где их ждала карета. По пути Плезанс украдкой сунула руку в карман, где лежала ее отмычка. Пальцы сомкнулись на холодном железе, и она почувствовала себя немного увереннее. «Еще не все потеряно!» — сказала она себе, забираясь с помощью Корбина в карету и надеясь, что мысль о возможном побеге не даст ей пасть духом, когда она встретится лицом к лицу со своими жестокими родственниками.

Когда ее подвели к мировым судьям, усталая замерзшая Плезанс изо всех сил старалась держаться прямо. Но при виде огромной толпы, наводнившей зал заседаний, она моментально утратила всю свою уверенность. Теперь она чувствовала лишь тупое оцепенение, которое осталось в ней после недельного пребывания в холодном сыром подвале Корбина Маттиаса.

Она медленно подняла глаза и посмотрела на членов своей семьи. Отец, мать, Летиция и Лоуренс сидели на передней скамье просторного зала рядом с Джоном Мартином и его родителями. Все они откровенно делали вид, что не замечают Плезанс. Несмотря на свое отчаянное положение, она почувствовала робкую надежду: среди них не было ее брата Натана, значит, он еще не вернулся из Филадельфии и скорее всего пока не ведает о ее беде. Может, хотя бы Натан ей поможет… Приободрённая этой мыслью, Плезанс расправила плечи.

Она стояла в маленьком огороженном пространстве справа от длинного стола, за которым сидели четверо мировых судей. Зал судебных заседаний был полон, на жестких деревянных скамьях не осталось ни одного свободного места. Несколько человек даже стояли в дальнем конце у дверей. Многие из присутствующих дам лениво обмахивались веерами, ибо первая неделя сентября выдалась очень жаркой.

Плезанс догадывалась, что народ повалил на суд, привлеченный фамилией Данстан. Все, кроме ее родственников, внимательно разглядывали ее. Их, конечно, удивляло (как и ее саму), почему ее судят не присяжные и почему на суде нет адвоката. С ней обращались как с нищим преступником. Родители не потратили ни цента и палец о палец не ударили, чтобы ей помочь.

Чтобы успокоиться, она сделала глубокий вдох, потом украдкой взглянула на Тирлоха О'Дуна, который сидел, высокий и бесстрастный, перед заинтересованной толпой. Безусловно, хорошо, что он не получил ранения после ее удара кубком по голове, но в данный момент это обстоятельство почему-то ее огорчало.

Она злилась на него почти так же сильно, как и на своих родных. Да, она плохо с ним обошлась, но не заслужила такого унижения. Его месть ее семье слишком жестока. Задетое самолюбие и, возможно, легкое разочарование на любовном фронте не повод для подобных ответных действий. Его обвинения и этот суд погубят всю ее жизнь. Он вернется домой, и вскоре все забудут о его роли в этом скандале, если уже не забыли. А она станет изгоем общества, прокаженной, от которой отреклись даже ее ближайшие родственники.

Внезапно Тирлох обернулся, и взгляды их встретились. Увидев на его лице сожаление, даже сочувствие, Плезанс тут же смягчилась, но потом строго напомнила себе, что это именно он велел ее арестовать, и в глазах ее сверкнула холодная ненависть. Она быстро отвернулась. Подумать только: этот человек совсем недавно нежно ухаживал за ней, а теперь выступает в качестве ее обвинителя перед мировыми судьями! Что ж, такой крутой зигзаг судьбы весьма действенное лекарство от страстной влюбленности.

Тирлох мысленно поморщился, увидев ее гневный взгляд, после которого она тут же повернулась к нему спиной. Он вовсе не собирался доводить дело до суда и думал, что родители спасут ее от скандала, однако они вели себя так, как будто она была им чужим человеком. Они навели о ней справки всего один раз, сразу после ее ареста, да и то лишь затем, чтобы выяснить, как много она рассказала. Узнав, что она молчит, они пустили в ход Летицию, и та наплела такое, что у Тирлоха волосы встали дыбом.

Превосходно разыгрывая робость и сожаление, Легация клеветала на сестру. Из ее слов выходило, что Плезанс была обычной потаскушкой. Она украла кубок, чтобы подарить его Тирлоху и тем самым завоевать его симпатию. Теперь остановить колесо правосудия, раскрученное Тирлохом, было уже невозможно. Его маленькая сеть переплелась с куда более сложной сетью, сплетенной семьей Данстан.

Как только Данстаны и Мартины выставили перед собой щит из власти и престижа, отгородившись от арестованной Плезанс, он оказался бессилен. Его никто не желал слушать; для борьбы с такими высокопоставленными жителями Вустера требовалась поддержка, получить которую он не успел.

Впрочем, был один план, но Тирлох не решался его применять, боясь заслужить еще большую ненависть Плезанс. Однако то, что он придумал, спасло бы ее от публичного унижения и телесных наказаний. Она вряд ли сразу согласится на такой вариант, но поскольку члены ее семьи не пришли ей на помощь, это было бы самым лучшим выходом из положения.

Она стояла бледная и осунувшаяся. Темно-серое платье, которое было на ней вдень ареста, стало мятым и грязным. Матовая кожа утратила то здоровое теплое сияние, которым он всегда восхищался. Вокруг глаз залегли темные тени, похожие на синяки, а густые каштановые волосы потускнели. Оглядев несчастную девушку, Тирлох вновь мысленно обругал себя: «Дурак! Зачем я вообще затеял все это? Однако хороши же ее родственнички! Кто мог предположить, что они поведут себя так подло?»

Его злость на Данстанов только усилилась, когда вперед шагнул Джон Мартин, само воплощение респектабельности, от макушки, украшенной кудрявым белым париком, до пят, обутых в туфли с серебряными пряжками. Джентльмен заявил, что будет говорить за свою невесту Летицию, так как она слишком ранима для судебных допросов и слишком расстроена поведением сестры. Тирлоха чуть не стошнило. Интересно, Джон в самом деле верит в ту ложь, которую вещает, или он сознательно пошел на сговор с Данстанами, чтобы погубить Плезанс и тем самым спасти Летицию от скандала? А как чувствует себя Плезанс, выслушивая все это?

Когда Джон заговорил, Плезанс едва сдержала вопль возмущения. Она пыталась уберечь Летицию от грязи, а в благодарность за это ее саму замарали так, что ей уже никогда не отмыться. Какое неслыханное предательство!

— Значит, это ваш кубок, мистер Мартин? Вы уверены? — наседал Корбин Маттиас.

— Да, совершенно уверен. Две недели назад моя невеста сообщила мне о его пропаже.

— А она объяснила вам, каким образом он у нее пропал?

— Нет. Она не хотела выдавать свою сестру.

«С такой защитницей быстро отправишься — на тот свет», — горько подумала Плезанс.

— Так вы говорите, что кубок взяла мисс Плезанс Данстан?

— Да. Она отдала его мистеру О'Дуну, назвав это подарком.

Плезанс тупо слушала, как Джон обвиняет ее в воровстве. Мало того, по его словам выходило, что она безнравственная женщина, давно лишившаяся невинности, или попросту шлюха, которая годами обременяла семью. Якобы она совершила этот опрометчивый поступок, чтобы впечатлить Тирлоха О'Дуна: ей уже исполнился двадцать один год, а замуж по-прежнему никто не брал. Итак, она обокрала собственную семью из отчаянного желания заполучить мужа. Какой позор! Сглатывая обиду, она смотрела, как многие из присутствующих с пониманием кивают головами.

Но Плезанс ждал еще один сокрушительный удар. Со своих мест начали подниматься другие люди, которые тоже свидетельствовали против нее и говорили о ее безнравственности. Посетители гостиницы утверждали, что она состояла в любовной связи с Тирлохом.

Очевидно, приходя на свидания к Тирлоху, Летиция устраивала маскарад, и со стороны казалось, будто это Плезанс Данстан крадется в гостиничный номер Шотландца. Плезанс была потрясена. Сестра щедро лила на нее ушаты грязи, защищая собственное имя.

Суд прервался на обед. Плезанс увели в небольшую комнатку в заднем крыле здания, приставив к ней охранника. Холодный пирог с голубем и сидр показались ей по вкусу печной золой, к тому же есть связанными руками было неудобно, однако она заставляла себя глотать еду, понимая, что ей необходимы силы.

Когда суд продолжился, она услышала новую ложь. Несколько подруг Летиции послушно повторили то, чему она их научила. Судя по лицам, присутствующие в зале поверили в эту клевету. Затем выступили люди, которые были в баре в ночь ареста Плезанс. Они в подробностях рассказали, как она напала на Тирлоха О'Дуна. Девушка только вздохнула. Зачем надо было устраивать судебную церемонию, ведь ее поймали с поличным. Можно объявить ее виновной без всех этих обличительных речей и оскорбительного вранья. Сколько же можно терпеть?

На протяжении всего судебного процесса Тирлох хранил молчание. Он мог оспорить каждое лживое обвинение, но ни разу даже не попытался этого сделать — видимо, чтобы родственникам Плезанс было удобнее ее топить. О письмах Летиции, которые тоже могли бы спасти Плезанс, на суде не было сказано ни слова. Жестоко отвергнутая родственниками, Плезанс тем не менее беспокоилась о судьбе своей семьи. Возможно, суд над ней мог стать первым шагом на пути к уничтожению всего семейства Данстанов.

Наконец ей дали слово. Она подняла глаза на своих родственников. Впервые с начала суда все они, и Мартины тоже, смотрели на нее. Плезанс уперлась взглядом в родителей.

— Значит, вы намерены полностью от меня отказаться? — спросила она.

— Ты должна получить заслуженное наказание, — ответил ее отец.

— Заслуженное? Да, пожалуй, ты прав, и я действительно заслуживаю наказания. Конечно, глупость и доверчивость не преступление, но мне уже кажется, что за это надо наказывать. — Она посмотрела на Летицию: — А ты? Довольна своей игрой?

На лице Летиции отразилась глубокая скорбь.

— Как ты можешь называть это игрой? Боюсь, это доказывает твое неуважение к закону. Мы больше не можем тебя выгораживать. Но знай, что я тебя прощаю.

— Какое великодушие!

— Мисс Данстан, — позвал Корбин, заставив ее вновь обернуться к судьям, — у вас есть что сказать в свою защиту?

Правда так и рвалась с языка, но Плезанс ее удержала. Вряд ли кто-нибудь ей поверит. Мартины и Данстаны выступили против нее, и их слова будут решающими. План, который она разработала вместе с Летицией, был известен только ей и сестре; Плезанс не могла призвать на свою защиту ни одного свидетеля. Надавить на Тирлоха? Пусть расскажет, как все было на самом деле? Плезанс быстро прогнала эту мысль. Люди не станут слушать простого охотника и торговца мехами, если он пойдет против самых видных жителей Вустера. Да, ее родственники поступили низко, и все же Плезанс не стала разоблачать их ложь ради своего брата Натана, который ее не предавал. Будь он здесь, он наверняка заставил бы ее сказать правду, но она не хотела впутывать его в эту грязную историю.

Она уклончиво отвечала на вопросы Корбина Маттиаса, еще больше убеждая суд в собственной виновности. Когда явно смущенный Корбин начал зачитывать приговор, Тирлох О'Дун наконец шагнул вперед. «Интересно, какой еще удар он мне уготовил?» — печально подумала Плезанс.

— Какой штраф вы намерены взыскать с подсудимой? — спросил Тирлох у Корбина.

— Я не решаюсь назначить штраф, так как у девушки нет средств. Или… — Корбин взглянул на Данстанов, — вы желаете заплатить, мистер Данстан?

— Нет, сэр, не желаю, — ответил отец Плезанс.

Корбин вздохнул:

— У вас есть деньги, мисс Данстан?

— Ни цента.

— Тогда взыскивать штраф бесполезно… — начал Корбин.

— Я заплачу любой штраф, какой вы назначите, — предложил Тирлох.

Потрясение Плезанс быстро сменилось гневом.

— Мне не нужна ваша благотворительность! Вы уже сделали для меня больше чем достаточно. Покорно благодарю.

— Я не говорю о благотворительности, мисс Данстан.

— И взаймы я тоже не возьму: у меня нет средств, чтобы вернуть долг.

— Я не собираюсь давать вам взаймы. Вернее, не совсем так. — Он обернулся к Корбину: — Назначьте цену, и я заплачу. А потом мисс Данстан отработает долг.

Корбин не сразу пришел в себя от удивления.

— Я не уверен, что мы можем так поступить.

— Но, насколько мне известно, потерпевший при желании может выплатить штраф, наложенный на подсудимого, а затем получить компенсацию трудом.

— Я знаю закон, но… — Корбин вновь посмотрел на отца Плезанс, — полагаю, вы не допустите подобного соглашения, сэр?

Томас Данстан встал и дал знак остальным членам семьи последовать его примеру.

— Делайте что хотите, — холодно произнес он. — Я слагаю с себя всю ответственность за это дело.

С этими словами он вышел из зала заседаний. Его родные и Мартины поспешили за ним.

Плезанс молила Бога, чтобы эта пытка поскорее закончилась. Она еще никогда не переживала такой сильной обиды и такого неслыханного предательства. Ноги ее подкашивались, к горлу подступали рыдания, но она держалась из последних сил: не хватало только устроить истерику перед столь многочисленной публикой! Господи, хоть бы Корбин поторопился!