— Вечерний Лондон. Как я буду скучать по нему! — произнесла она, глядя в окно кареты на проносящиеся мимо знакомые улицы.

В ее голосе прозвучала такая тоска, будто она прощалась не с городом, а со всем, что составляло ее прежнюю жизнь. Эван понял, сейчас ей не важно, сколько она получит в результате их соглашения. Имеет значение лишь прошлая жизнь, уходящая навсегда безвозвратно. Лотте больше не удастся вернуться в свет.

— Не понимаю, как вы попали в подобную ситуацию? — спросил он неожиданно для себя.

Злоключения Лотты его не касались. Однако Эвану стало любопытно, что может женщину, обладающую несомненным умом, ввергнуть в такое бедственное положение. Стоит узнать о ней больше.

В темном пространстве кареты повисла тишина. Лотта задумчиво всматривалась в его лицо, видимо пытаясь установить ту меру правды и лжи, которая могла бы придать ее истории большую привлекательность по сравнению с реальностью. Он задал вопрос с таким равнодушием, с каким, по-видимому, относился и к ней, и к ее лжи. Его лицо было непроницаемо. Эван хотел услышать все от нее самой. Возможно, просто скоротать время в карете, медленно едущей по дороге.

— Вы сами сказали, что все знаете обо мне, — сказала Лотта, прерывая паузу.

— Мне известно, что случилось, но я не знаю почему.

Она отвернулась, как-то ссутулившись.

— Мой муж пошел на развод, потому что я оказалась слишком неосторожна и беспечна в своих любовных делах.

В это мгновение в неверных отсветах из окна он увидел ее лицо, отстраненное и окаменевшее.

— Я всегда была неблагоразумна. Любила опасность, однако зашла слишком далеко, вела себя безрассудно.

«Я любила опасность!» Эван улыбнулся.

Это он мог понять, так как сам искал опасностей в этой пресной жизни. Ему нравилось чувство риска, разгоняющее кровь по жилам, заставляющее ее стучать в висках. А иначе чем скрасить свою жизнь, из которой изъяли все, о чем стоило бы переживать. Он оказался прав! Инстинкт подсказал, что Лотта столь же сумасбродна, как и он. Родственная душа! То, что нужно для его целей.

Только поскрипывание колес и стук лошадиных копыт по булыжнику мостовой нарушали тишину, повисшую в карете. Ночной город блестел огнями, привлекал знакомым шумом толпы, разливающимся в воздухе приятным возбуждением.

— Могу понять, почему семья отреклась от вас, — сказал Эван. Пализеры быстро поднимались по общественной лестнице. Ее развод и связанный с этим скандал могли стать для семьи сущим проклятием. — Но ведь у вас были друзья, которые могли бы помочь…

Покачав головой, она заставила Эвана умолкнуть.

— Дело в том, что я пыталась соблазнить мужа своей лучшей подруги. Он был ее вторым мужем и отказал мне. А с первым я уже спала.

Эван был несколько озадачен. Ему и в голову не могло прийти что-либо подобное. Тем не менее что-то в голосе выдавало ее, не вязалось со смыслом спокойно произнесенных слов.

— Вы пытаетесь шокировать меня? — осведомился он.

— А что, удалось? — Ее глаза вспыхнули.

— Не вполне.

— Ну и пусть… — сказала она разочарованно, с какой-то детской обидой в голосе. — Но я буду стараться. По правде сказать, я не очень-то переживаю из-за того, что было.

— Вам понадобился муж вашей лучшей подруги. Почему? — спросил Эван.

Он заметил, насколько Лотту удивил его вопрос.

— Знаете, вы первый, кого это заинтересовало! — произнесла она задумчиво.

— Ну и!..

— Вы говорите со мной как строгая гувернантка! — Все-таки она обиделась. — Не знаю. Я просто скучала, а он был так хорош…

Эван уловил в ее словах фальшь. Да, она ни за что не скажет правды — ни сейчас, ни в будущем. Лотта Пализер слишком больно обожглась и теперь выстроила оборону. Больше никого не подпустит так близко, чтобы вновь подвергнуть себя риску. Он понимал все, поскольку с пятнадцати лет придерживался такой же точки зрения.

— Вы занимаете интересную позицию по отношению к подругам, — подытожил он.

— Нет у меня никаких подруг, — устало заметила она. — Кроме того, игра не стоила свеч. Его достоинство оказалось таким миниатюрным, а сам он заботился лишь о собственном удовольствии.

— Какое это, наверное, разочарование, пожертвовав подругой, получить взамен так мало.

— Это меньшее из моих предательств, — слегка усмехнулась Лотта. — Мне случалось пару раз обманывать Джоанну и до этого случая. — Она вздохнула. — И все же я рассчитывала на ее помощь. Случилось так, что именно в самый тяжелый момент Джоанны не было рядом. Она путешествовала то ли по Скандинавии, то ли России, а может, еще дальше — география не мой конек. Я писала, но письма, видимо, не доходили. Стоит ли дальше говорить об этом? — спросила Лотта, раздраженно поведя плечами.

Эван почувствовал на себе ее пристальный взгляд.

— Так ли уж обязательно вести разговоры, по крайней мере, обо мне?

— Не надо, если вам не хочется.

Эвану стало забавно. Сколько он себя помнил, все его женщины сгорали от желания рассказать о своей жизни. Возможно, так они пытались оттянуть момент интимной близости?

Лотта слегка переместилась на своем сиденье, и он ощутил легкий аромат жасмина, нежный и сладковатый. Жажда обладания вновь захватила его, острым лезвием резанув по нервам так же, как в борделе. Прошло уже довольно много времени с того дня, когда он в последний раз был с женщиной. Как военнопленный, он имел не так уж много возможностей для удовлетворения своего вожделения. Оставалось лишь привыкать игнорировать эту сторону жизни. Эван сосредоточил всю энергию на долгой и опасной, очень запутанной игре, от которой не мог отказаться. Теперь же появилась надежда на то, что столь интригующее сочетание скрытности и опытности, как у Лотты Пализер, принесет множество соблазнов и наслаждений. Пожалуй, гораздо больше, чем он мог предполагать.

Сначала Эвану показалось, что Лотта лицемерит, подыгрывая пресыщенным вкусам клиентов борделя миссис Тронг. Не такая уж редкость — профессионалка, разыгрывающая невинность. Но ее история всем известна, какой смысл скрывать беспорядочные связи и неверность, которые довели ее до полного падения. Она ничего не изображала, следуя наклонностям своей натуры. Собственно, это и привлекало Эвана. Ни у одной из знакомых женщин он не отмечал той открытости, с которой Лотта обращалась с ним, вызывая восхищение твердой решимостью говорить правду.

Она снова немного передвинулась на жестком сиденье наемной кареты, заманчиво зашуршав шелковыми юбками.

— А как вы попали в такое положение? — спросила Лотта, возвращая вопрос. — Мне кажется, вы ищете тему, чтобы поговорить со мной. Так почему бы вам не рассказать о себе. Как получилось, что вы стали военнопленным?

— Я попал в плен в битве при Фуэнтес-де-Оньоро в Португалии, — сказал Эван. — Когда Веллингтону доложили, кто я такой, он тут же отдал приказ отослать меня в Англию в качестве военнопленного.

— Не осмотрительно с вашей стороны позволить себя схватить, — ледяным тоном произнесла Лотта. — Думаю, англичане были счастливы добраться до человека, который являлся причиной позора для своего знатного отца на протяжении стольких лет. Честно говоря, удивительно, что они предоставили вам такую свободу, — сменив тон, задумчиво размышляла Лотта.

— Меня держали в заключении на тюремной барже в Чатеме в течение года. — Эван говорил легким пренебрежительным тоном, но напрягшиеся, окаменевшие мышцы выдавали его истинные чувства.

Было ясно, чего стоят ему воспоминания о чертовой дыре, площадке футов около шести в самом сердце судна, без доступа света и свежего воздуха. Там даже самые сильные мужчины постепенно начинали сходить с ума и молить о скорой смерти. Заключенные были закованы в железные кандалы, полуживые от голода и постоянных побоев. Ему чудились смрад и грязь проклятой баржи, словно пропитавшие все поры его кожи под тонким батистом рубашки, вопли сходивших с ума товарищей по несчастью. Такое вряд ли возможно забыть.

— Должно быть, все это было достаточно мерзко. — Голос Лотты прозвучал настолько мягко, что Эван понял — она прочувствовала всю ту ненависть, которая сочилась в его словах.

— Не стану отрицать. — Губы Эвана сжались в тонкую линию.

— Зачем вам понадобилось сражаться на стороне французов? — Он почувствовал ее пристальный взгляд, устремленный на него из глубины темной кареты. — Неужели так ненавидели англичан?

— Я не испытываю ненависти к англичанам. С чего бы мне их ненавидеть? — рассмеялся Эван.

На это могла существовать добрая сотня ответов, но он не собирался вдаваться в подробности. Как и Лотта Пализер, Эван Райдер избегал ворошить прошлое, стремясь отгородиться от него.

— Так вы — простой наемник, солдат фортуны в рядах армии Наполеона, получавший за службу неплохие деньги?

Лотта Пализер хорошо знала, как провоцировать мужчин. Эван печально задумался. Возможно, наступившая пауза нужна была им обоим.

— Я не из тех, кто воюет за деньги, — наконец заявил он, гордо вздернув подбородок. — Я сражался на стороне Наполеона, потому что это соответствует моим принципам. Я верил в его дело.

— Принципы. — Слово звучало в ее устах как перевод с чужого языка. — Как необычно! Большинство знакомых мне мужчин — беспринципные ублюдки! — с неожиданной улыбкой заключила она. — Значит, вы верите в свободу, братство и… что еще там? — с некоторым сомнением в голосе спросила она.

— Равенство, — добавил Эван. — Да, таковы идеалы революции.

— Что за странное понимание равенства, при котором один человек возвышен как император над всеми остальными. Но поскольку мне никогда не приходило в голову интересоваться политикой, я могла пропустить что-нибудь важное. Боюсь, дела государства меня слишком мало беспокоят! — сказала Лотта, позевывая.

— К счастью, в мои планы не входило вести с вами разговоры о политике. Я вас не для того покупал.

В темном и тесном пространстве кареты повеяло холодком. Эван почувствовал, что вывел ее из себя столь прямолинейным напоминанием о ее положении. В ней еще осталось достаточно гордости. Лотта отвернулась, и ее лицо выразило высокомерие. На перекрестке карета замедлила ход, качнувшись вперед, и Лотта потеряла равновесие, опершись на дверцу кареты, чтобы удержаться. В этот момент Эван различил, как звякнули монеты, к тому же дорогие. Гинеи! Ясно, откуда они у Лотты. Их взгляды встретились, и Эван вдруг понял, что она собирается сделать в следующее мгновение.

Она собиралась провести его и бежать.

Ее кисть уже лежала на ручке дверцы, наполовину приоткрытой так, что шум толпы и свет уличных фонарей прорывались внутрь. Эван пытался схватить ее за запястье, задержать, но гладкий бархат накидки выскользнул из его рук. Тогда он обхватил ее талию за секунду до прыжка.

— Не стоит так спешить!

Черт бы его побрал! Даже сейчас он оставался совершенно невозмутимым. Есть ли вообще хоть что-нибудь, что вывело бы его из равновесия?

Лотта оказалась полусидящей, полулежащей между его коленями. Ничего себе! Совсем как разъяренная, загнанная в угол кошка. Рука Эвана стальным обручем охватывала ее талию. Она пыталась вырваться из цепких объятий. Одно неловкое движение — и мешочек с гинеями тяжело стукнулся о его бедро. С кривой усмешкой покосившись на Лотту, он извлек увесистый мешочек с монетами из кармана ее накидки.

— Так я и думал. Когда же вы успели стащить его у меня?

Он произнес это, проявив легкий интерес. В самом деле, не стоит ли более тщательно исследовать тему, насколько в обычае у нынешних дам полусвета, в совсем недавнем прошлом рафинированных леди, похищать чужие кошельки? Лотта поняла, что в такой ситуации следует попридержать свой норов.

— Я взяла его, пока вы увлеченно торговались с миссис Тронг. При этом вам было совершенно безразлично, чем занята я, — выпалила Лотта.

— Да, я вас явно недооценивал, — кивнул Эван.

Он с видимым безразличием провел рукой по ее одежде, как бы обыскивая. Но у Лотты возникло странное чувство, будто он ласкает ее. Она затрепетала от его прикосновения, почувствовала себя разъяренной, сбитой с толку и одновременно ожившей, возбужденной и приблизившейся к опасному обрыву.

— Не ищите, у меня больше нет. Я успела взять всего один, — созналась она.

— А затем сбежать! — закончил он.

Лотта не отвечала, заметив на его губах циничную усмешку.

— Ну и куда же вы собирались бежать?

Эван приблизил к ней свое лицо так, что она могла хорошо рассмотреть все его мельчайшие подробности в скачущем свете уличных фонарей. Мрачное и презрительное. Некоторые мужчины так легко умеют пользоваться бедственным положением, в котором оказываются женщины. Они легко угадывают такие моменты и не упускают свой шанс. Эван Райдер явно не из их числа.