Рене Бернард - Сладкий обман

– Девочки? – Джоселин ничего не могла понять. – Какой «Колокольчик»?

– Поклянись, что ты позаботишься об их безопасности! Что не разрушишь созданное моими руками.

Мать до боли сжала руку Джоселин, в ее глазах появились слезы.

– Мама, я поклянусь в чем угодно, только не говори так, будто… – У Джоселин сдавило горло от такой просьбы.

– Поклянись, Джоселин.

– Я… Клянусь. – Она попыталась высвободить свою руку, но ледяные пальцы матери крепко держали ее.

– Мне давно следовало рассказать тебе, только я все не могла собраться с духом. Мне не хватило смелости, а ты будешь смелой. Никогда не показывай им ни капли страха. Дом – твой. Ты должна удержать их всех и защищать, как только можешь. Рамис поможет тебе. Я была хозяйкой «Колокольчика», теперь все достанется тебе.

– Как пожелаете, мадам. – Рамис коснулся лба и поклонился.

Джоселин почувствовала панику:

– Что мне достанется?

– Все, что у меня есть, и все, что на моем попечении, включая девочек. Ты ответственна за них всех. – Мать печально улыбнулась. – Не убивайся сильно, любовь моя. Печаль не должна выходить за стены этой комнаты. Рамис покажет тебе… Все конторские книги – здесь. Сошлись на нездоровье и спрячься на несколько дней, пока не почувствуешь, что готова занять мое место.

– Твое место, – как эхо повторила Джоселин. Она была абсолютно потеряна и сбита с толку.

– Возьми мое имя, Джоселин, оно имеет определенный вес. Пройдет время, обо мне никто и не вспомнит.

Джоселин посмотрела на Рамиса, надеясь услышать разъяснения, но он был нем, как скала.

– Но я и так ношу твое имя, мама.

Голос матери опустился до шепота, она немного отпустила руку Джоселин:

– Ты теперь мадам Дебурсье, хозяйка знаменитого и грешного «Малинового колокольчика».

– «Малиновый колокольчик» – это… – Джоселин почувствовала, как краска отливает от ее лица, – это не ателье?

Миссис Толливер покачала головой:

– Думай обо мне поменьше, любовь моя.

– Нет! Никогда! – К Джоселин вернулся боевой дух, она была готова защищать и спасать мать. – Ты – самая красивая и самая умная женщина, которую я знаю. И мне абсолютно все равно, что такое «Колокольчик», я о нем не думаю.

– Ты должна! Ты должна думать! – В голосе матери звучали нотки явного огорчения. – «Колокольчик» – это… необычный приют, Джоселин. Грех относителен в этом мире… Пожалуйста… Ты обещала…

Сердце Джоселин дрогнуло, она заставила себя проглотить ком в горле.

– Леди всегда держит свое слово, мама. Я обещаю… Я позабочусь об их безопасности.

– И… Я… – Мать стремилась подсказать ей, а слезы медленно катились по щекам.

Мозг Джоселин лихорадочно соображал, чем можно утешить мать.

– И я… не оставлю девочек, возьму твое имя… Я сделаю все, чтобы защитить…

– «Малиновый колокольчик», – выдохнула мать, и лицо ее стало спокойным.

– Я клянусь, – прошептала Джоселин, молясь, чтобы ее клятва спасла мать. – Я люблю тебя, мама, не уходи, пожалуйста.

– Рамис позаботится о тебе… – Ее взгляд стал рассеянным. – Я люблю тебя… моя дорогая девочка… будь… смелой…

Джоселин сразу почувствовала это. Еще секунду назад мать шептала ей слова поддержки, и вот теперь ее не стало. Острая тоска пронзила Джоселин, она обняла мать и зарыдала. Бесполезно было умолять ее вернуться, бесполезно было отрицать, что душа покинула ее тело. Но Джоселин не могла остановиться.

Теплые руки оторвали ее от матери, и Рамис прижал Джоселин к себе, стараясь успокоить.

– Ну-ну, успокойтесь, мистрис, – произнес он ровным голосом, хотя в нем тоже звучала скорбь. – Пусть она упокоится с миром.

Джоселин вцепилась в его плечо и плакала до тех пор, пока слез уже не осталось. Наконец она отпустила Рамиса, к ней вернулись сдержанность и рассудок. Она оглянулась на дверь, а потом, впервые за все это время, медленно осмотрела комнату с дорогой мебелью, отделанную в старинном восточном стиле.

– Мистрис, – тихо окликнул ее Рамис.

– Девочки… – нерешительно начала Джоселин. – Сколько их?

– Почти дюжина теперь на вашем попечении.

Джоселин встретилась с его взглядом и поняла, что от судьбы не уйдешь. Мать обманывала, и причина ее лжи была абсолютно ясна. Мать Джоселин не была портнихой. Ее мать – падшая женщина, одна из тех, о которых шепчутся другие и указывают пальцем, проезжая в экипаже. Деньги за обучение и разговоры о «лучшей жизни» обрели для Джоселин новый смысл.

На попечении Джоселин теперь почти дюжина женщин. И не надо говорить, какое будущее их ожидает, если она выгонит их и сожжет этот дом дотла. Даже в условиях воспитания в закрытом пансионе она знала ужасные последствия жизни женщины на улице. По крайней мере, она имела об этом представление. Женщине не выжить без защиты.

«А как же выживу я?»

«Леди всегда держит слово».

Две недели назад Джоселин исполнилось восемнадцать. Она никогда еще не была на балу, ей ни разу не целовали руки. И теперь она – единственная владелица и содержательница печально известного в Лондоне борделя «Малиновый колокольчик».

1870 год

– Ты поедешь?

Алекс Рэндалл понял, что сестра уже несколько раз повторила свой вопрос. В ее голосе звучало недовольство. Он отложил газету в сторону.

– Я пока не думал об этом.

– Сэр, вы никогда не обзаведетесь женой, если не станете посещать хорошие компании, – отчитала его Элоиза, усаживаясь рядом и нервно поправляя юбки.

– Сезон даже еще не начался, Элоиза. – Алекс старался говорить ровным голосом, чтобы скрыть раздражение. Его терпение было на исходе. – Я уверен, у меня будет достаточно возможностей попасть в хорошую компанию.

– Ты не так молод, чтобы разыгрывать из себя повесу.

Лорд Коулвик криво улыбнулся сестре. В тридцать два года человеку вряд ли понадобится трость или слуховой аппарат. Алекс наслаждался своей свободой, но при этом его не преследовала дурная слава. Даже тесная дружба с другими, более скандальными, членами светского общества не запятнала его репутации. Если он и завидовал скандальному браку своего друга герцога Суссекса с прекрасной вдовой, то не был готов признаться в этом.

Как водится, жизнь холостяка не была лишена развлечений, и с тех пор как несколько недель назад к нему приехала старшая сестра, чтобы присмотреть за хозяйством, он не видел причин ограничивать себя в чем-либо.

– Элоиза, – продолжил Алекс, пытаясь примириться с сестрой, – ты меня избаловала, нет лучшей хозяйки, чем ты. И потом, кто сможет выносить весь мой вздор?

Элоиза хотела с осуждением посмотреть на брата, но не смогла. Лесть достигла своей цели.

– Это правда, но надо, наверное, бросить тебя одного, чтобы ты наконец осознал, что надо подобрать себе хорошую пару.

Алекс молчал.

– Не подумай, что я и правда собралась бросить тебя… – Она покраснела, и Алекс понял, что она вспомнила о своем драгоценном муже и о том, насколько меньше хлопот ей доставляет брат-холостяк.

Алекс подозревал, что ее собственный брак находится на грани краха, однако сестра слишком горда, чтобы открыто признать странным затянувшееся отсутствие мужа. Это означало, что она не будет стремиться покинуть его дом.

– Ну конечно, Элоиза, нет. Прости, мне действительно нужно закончить работу.

Она поняла его недвусмысленный намек и встала со своего места.

– Я отправлю маркизу твое согласие на участие в приеме, – Сестра вышла быстрее, чем Алекс успел ей возразить.

Черт! Алекс взъерошил каштановые волосы. Все-таки надо перевести дух! Он последнее время был сам не свой.

В конце концов, свадьба его друга Дрейка и официальное представление Алекса герцогине – отличная смена обстановки. Он должен пожелать другу всех благ на земле. Но вместо этого Алекс чувствовал острую зависть к счастью Содертона.

Однажды Дрейк окрестил друга Святым за твердую приверженность правилам добропорядочного общества, чем вызвал смех Алекса. Теперь прозвище не казалось таким забавным.

Соблюдение правил означало неизбежный брак по расчету, которому будут аплодировать его сверстники. Алекс не был настолько глуп, чтобы надеяться, что ему повезет так же, как и его другу. Брак герцога Суссекса стал исключением из правил и был заключен, по-видимому, с помощью чудодейственных сил. Даже сейчас Алекс не понимал, как Дрейк превратил неприятный скандал в очаровательный союз. Но Алекс был абсолютно уверен, что подобный трюк никому не под силу повторить.

Скандал четвертому лорду Коулвику не подходит, подумал про себя Алекс. Благодаря отцу он обладал острым чутьем, но допустил немало промахов в жизни. Третий лорд Коулвик был отъявленным транжирой и невежей и оставил после себя наследство из долгов и репутацию повесы. Хуже всего, что смерть отца была ужасной, он превратился в настоящую развалину, поскольку тело не вынесло жизненных излишеств. В конце в нем трудно было узнать прежнего лорда Коулвика, однако до последнего вздоха он так ни в чем и не раскаялся. Так Алекс в пятнадцатилетнем возрасте получил титул лорда и принялся исправлять ситуацию. Он никогда не уклонялся от своих обязательств и долга. Было нелегко, но он постепенно избавил семью от долгов и вернул уважение к своей фамилии. Теперь предстояло продолжить семейную линию и, если возможно, укрепить финансовое положение для будущих поколений Коулвиков. Как титулованный пэр Англии он имел небольшой выбор, чтобы накопить состояние. Аккуратные инвестиции и управление землей и рентой были гармоничным фундаментом, на котором держалось его благосостояние. Но все могло измениться в любой момент – если, например, торговля пойдет неудачно или владельцы земли соберут плохой урожай. Удачный брак был единственным надежным средством выживания.

Многие из его окружения не обращали внимания на источники, обеспечивающие их существование, «бесцельно проводили время за игровыми столами, получая удовольствие от веселой лондонской жизни. Что касается Алекса, он наслаждался своей свободой, однако никогда не поддавался безрассудной игре. В его сознании присутствовали горькие воспоминания о беспечном поведении отца, поэтому у него не было никакого интереса к рулетке.

Тогда как другие мужчины добивались обольстительных побед, Алекс считал, что бесконечный флирт приводит многих мужчин к несчастливым бракам. Он сам не был повесой.

Алекс покачал головой, словно стараясь изменить ход мыслей. Ему стало интересно, что Дрейк подумает обо всем этом, и он попытался представить его реакцию. Дрейк бы выгнул бровь и с дружеским цинизмом закончил все дискуссии на эту тему. Это была одна из причин, по которой Алекс всегда восхищался им.

Святой или нет, но даже самый стойкий человек, занимающийся самоконтролем, все же может по достоинству оценить у другого полное отсутствие, страха перед сплетнями и порицанием общества.

Но дисциплина не очень-то действенное средство, когда надо остудить горячую кровь. И Алекс не забывал о тех возможностях, которые предлагал ему Лондон. Ну вот, похоже, он ненароком открыл причину своего нынешнего беспокойства. Алекс бегло просмотрел колонки газеты и подумал, что уже много недель не пользовался услугами девиц.

«Неудивительно, что я не в духе, – сказал он себе. – Мужчине необходимо…»

– Слово даю, что ты хандришь, как обессилившая гнедая лошадь, Алекс.

Алекс услышал провинциальный акцент Деклана и улыбнулся гостю. Мистер Деклан Форрестер был добрым другом, и если Элоиза недолюбливала его за непринужденные манеры и находчивость, тем лучше.

– Чепуха, – усмехнулся Алекс, но выпрямил спину, чтобы опровергнуть образ печального, упавшего духом персонаж? – Человек может погрузиться в глубокие раздумья, не будучи в подавленном состоянии, Деклан.

– Никогда! Я это точно знаю. Я взял себе за правило поменьше думать, поэтому я самый веселый человек из всех, кого знаю. – Он рассмеялся, демонстрируя свое добродушие.

Алекс встал и похлопал его по спине:

– Ты – болван.

– Веселый болван, – поправил его Деклан. – А это лучше, чем философ с печальным лицом, так?

Алекс пожал плечами, подыгрывая другу:

– Я не претендую ни на одну из этих ролей.

– Тогда сегодня вечером пойдем куда-нибудь. Я сделаю вид, что никогда прежде не был в Лондоне, и ты сможешь забыть о своих заботах, устроив мне грандиозное путешествие по городу.

– У меня нет никаких забот, Деклан.

Его друг остался равнодушным к этому замечанию.

– Как хочешь. Но Лондон – великолепное средство от хандры. – Он не торопился рассказать, что из разных источников слышал, будто у лорда Коулвика пропало настроение, и что если в полдень его застанут дома в строгом интерьере библиотеки, то будет трудно доказать, что слухи несправедливы. – По крайней мере поедем покатаемся верхом, тряхнем стариной, дружище.