Я познакомилась с Элли на третий год после переезда в Нью-Йорк. Как только она появилась в Homme, в нее моментально влюбился весь персонал. Кроме меня. Я не доверяла ее дружелюбной манере держаться и частым улыбкам, пусть и знала, что у этой девушки ни единой дурной черты в характере нет. Она излучала позитивную энергию.

После того, как мы проработали вместе несколько месяцев, один наш официант — он же неудавшийся актер и очень сексуальная французская модель по имени Пьер — закатил вечеринку у себя в лофте в Куинсе и всех туда пригласил.

Элли пришла со своим тогдашним бойфрендом — конченным мудаком, если хотите знать мое мнение. Он не понравился мне с первого взгляда. Может, из-за того, как заигрывал с каждой юбкой. А может потому, что все болтал и болтал о своей работе и о том, сколько денег он зарабатывает. Серьезно, чем больше он хвастался, тем меньше становился в моем воображении его член. Я не могла понять, что рассмотрела в нем Элли, но любовь, что называется, зла.

Все покатилось под откос, когда Пьер спросил мудака, как он познакомился с Элли. Я так отчетливо это помню. Подняв на него глаза, она положила ладонь ему на грудь, а он ответил самодовольно:

— У нее были лучшие титьки в комнате. — После чего обнял ее за плечи и притянул к себе. Она замерла. И я впервые заметила, сколько боли и уязвимости прячется за ее улыбками. Еще у меня возникло подозрение, что он не впервые вот так прилюдно опускает ее.

Когда все замолчали, Элли осторожно высвободилась и сказала, что ей нужно в ванную комнату. После того, как она под нашим взглядом исчезла в толпе, я повернулась к ее так называемому бойфренду.

— Вау. Как же мне тебя жаль. — Я окинула его взглядом, надеясь, что он видит, какое презрение и отвращение я испытываю к нему. — У тебя, должно быть, совсем микроскопический член, если ты испытываешь потребность говорить о ней в таком тоне. — Я мило улыбнулась и, не давая ему шанса ответить, ушла.

Стоит ли говорить, что этот трус избегал меня до самого конца вечеринки.

Когда позже, попрощавшись со всеми, я направилась к лифту, то внезапно услышала голос, знакомый мужской голос, который на кого-то кричал. Я застыла под желтоватым светом флуоресцентных ламп, не зная, что делать — идти себе дальше или проверить, не требуется ли моя помощь. Здравый смысл приказывал мне идти и не вмешиваться.

Но в итоге инстинкты одержали победу. Я пошла в направлении криков, доносящихся из-за двери на лестницу. Мне было слышно, сколько в этих криках ненависти и гнева. Наверное, стоило бы вернуться и привести с собой Пьера, но я могла думать только о том, что кому-то нужна моя помощь. Наконец, выхватив из сумочки перцовый баллончик, который всегда был при мне, я распахнула дверь. И сразу увидела Элли — с разбитой губой, из которой сочилась кровь, — которую прижимал к стене ее бойфренд.

Они оба одновременно на меня оглянулись. Вряд ли я когда-нибудь забуду тот абсолютный ужас, который узрела в ее глазах, когда наши взгляды встретились. Как и выражение ненависти у него на лице. Он был не в себе, словно потерял рассудок от злости.

— Отвали, сука чертова. Не видишь, мы заняты?

Мне сразу стало понятно, что использовать с моей позиции перцовый баллончик будет неэффективно. Я подумала было приблизиться к ним, но отмела эту мысль, как только она появилась. Я не хотела, еще сильней разозлив его, подвергать Элли еще большей опасности. Надо было, чтобы он подошел ко мне сам.

Думай, Блэр, думай.

О, боже мой.

Черт. Черт. Черт.

— Нет. Отпусти ее.

Сжав плечи Элли так сильно, что она всхлипнула от боли, он улыбнулся пробирающей до костей улыбкой.

— А если не отпущу? Что тогда, а? Что ты мне сделаешь? Мне, наверное, хватит и двух пальцев, чтобы переломить твою симпатичную тонкую шейку.

Спокойно, Блэр. Не показывай ему, как тебе страшно.

— Я не боюсь тебя. Квартира Пьера прямо вон за той дверью. Я могу пойти туда и предоставить ему с ребятами отличный повод навешать тебе, который они ждали весь вечер. — Я и впрямь раздумывала, не сходить ли за помощью, но боялась, что он тем временем столкнет Элли с лестницы и попытается улизнуть.

Пока он переваривал мои слова, его хватка ослабла.

— Да пошла ты. Меня не запугать кучке гребаных слабаков.

Я прислонилась плечом к стене и, скрестив руки на груди, незаметно откинула колпачок маленького баллончика.

— Возможно. Но кем станешь ты против десятерых? Десятерых парней, каждый из которых — хороший друг Элли. И которые очень-очень расстроятся, увидев, что ты с ней сделал. — У меня не было уверенности, что они все были ее друзьями, но ему знать об этом было необязательно. — Если ты отпустишь Элли прямо сейчас, я не стану никого приводить. Я позволю тебе уйти до того, как тебе сделают больно. — Улыбаясь ему, издеваясь над ним, я приготовилась пустить в ход баллончик. — Так уж и быть. Я тебя пожалею.

И мой план сработал. Он оттолкнул Элли в сторону и начал было идти мне навстречу, но Элли, застав врасплох нас обоих, заехала ему по паху коленом, отчего он с криком свалился на пол. Затем она выхватила у меня перцовый баллончик и с залитым слезами лицом подошла к нему.

— Козел, между нами все кончено. Больше ты руку на меня не поднимешь. — И с этими словами она прыснула ему в лицо содержимым баллончика. Мы оставили его завывать от боли, а сами вернулись в квартиру Пьеру.

Как только мы рассказали, что случилось, Пьер вызвал копов. Прижимая к брови пачку замороженного гороха, Элли повернулась ко мне и подтолкнула меня плечом.

— Спасибо тебе. Я…

— Ты не обязана объясняться.

Она помолчала немного, глядя в пол.

— Знаешь, это было ужасно рискованно, — тепло проговорила она наконец.

Мой взгляд сфокусировался на ее разбитой губе, потом опять поднялся к ее глазам.

— Знаю, но это было меньшее, что я могла сделать.

— Я не хочу показаться неблагодарной, потому что мне очень повезло, что ты вышла… — Она на мгновение прикрыла глаза и вздохнула. — Я… я не знаю, что было бы, если б не ты, но почему ты просто не сходила за Пьером? Мне казалось, ты не из тех, кто…

— Кто способен протянуть руку помощи?

Позорно краснея, я смотрела, как на ее бледное лицо возвращаются краски.

— Да…

— Я и впрямь не такая. — Я небрежно пожала плечом, начиная чувствовать себя неуютно: приближался разговор по душам.

Она довольно долго рассматривала меня, словно видела в первый раз, пока я ежилась под ее взглядом, думая о том, что, быть может, она-таки видит меня насквозь.

— Я ошибалась. Ты такая, просто тебе нравится притворяться…

— Бессердечной эгоистичной сукой?

— Я не собиралась выражаться так прямо, но… да.

— Я и есть бессердечная сука, Элли, и это еще мягко сказано. Не обманывайся тем, что я сделала. Так сделал бы кто угодно.

Она покачала головой, улыбаясь все шире.

— Убеждай себя сколько влезет, но моего мнения ты не изменишь. Пусть тебе и больно это признать, но ты хороший человек, Блэр.

— Слушай, все это не делает нас друзьями.

— Нет, делает.

— Нет, не делает. Мне нравится быть одной. Я не завожу себе лучших подружек и прочую муть.

— Спасибо тебе, Блэр.

— Не забивай себе голову. На моем месте так поступил бы любой.

— Это неправда, и ты это знаешь.

Вот так и родилась наша дружба.

* * *

Я нахожу Элли и ее спутника около очень известной картины с пейзажем, висящей над камином в гостиной. Я не удивляюсь — я и сама впала в оцепенение, когда впервые увидела этот бессмертный шедевр.

Я останавливаюсь и в который раз восхищаюсь смелыми красками на холсте.

— С ума сойти можно, да?

Элли оборачивается ко мне, и у нее такое лицо, что хочется рассмеяться. Мою подружку впечатлить нелегко, но Лоренсу, кажется, это только что удалось. Серьезно, это так типично для него. И так несправедливо.

— Блэр, умоляю, скажи мне, что это всего лишь копия, — просит Элли, благоговение в ее голосе сражается с недоверием. Но не успеваю я открыть рот, как она перебивает меня: — Нет, у него правда есть чертов Моне? — Она крутит головой. — Я не верю.

Мой взгляд — перед тем, как отскочить назад к ошарашенной Элли — падает на мгновение на прекрасного мужчину с ней рядом. Ее реакция, кажется, позабавила и его.

— Лучше поверь, подружка. Он, что называется, коллекционер.

— Как это банально и по-миллиардерски с его стороны.

— Не то слово. — Я подхожу к ней и, что есть сил, обнимаю. Боже, как же я соскучилась по этой женщине. — И ты и половины еще не видела.

Отпустив ее, я наблюдаю, как она, оглядываясь, впитывает великолепие дома. Шторы из тяжелого шелка, непременный персидский ковер, отполированную до блеска деревянную мебель, светильник «Тиффани», украшающий один из журнальных столиков… список можно продолжать бесконечно. Но вульгарной обстановка не выглядит. Напротив, она пропитана вечной красотой и изяществом. Такой тонкий вкус невозможно купить — с ним надо родиться. Все-таки фамильные деньги — это фамильные деньги.

— Так вот, как живет тот пресловутый один процент, а? Это даже неприлично, я бы сказала.

— Неприлично, но впечатляет.

Она вздыхает и одновременно закатывает глаза.

— Не хочется признаваться, но да. Я впечатлилась еще в момент, когда ты отправила за нами Ронана на «роллс-ройсе». — Слетевшее с ее губ имя Ронана застает меня врасплох, но Элли моего секундного замешательства не замечает.

— А я веду себя очень невежливо. — Она берет меня за руку и тянет к своему красивому спутнику, так и стоящему у камина. — Блэр, познакомься, это Алессандро. Алессандро, это Блэр.

Пока мы пожимаем друг другу руки, я оглядываю его. Да… выбирать мужчин Элли умеет. Он выглядит словно ошибка, которую я никогда себе не позволю. Пронизывающие темные глаза, похожие на два бездонных моря греха. Черные, как моя душа, волосы и созданное для удовольствий тело. Он не просто ходячий секс, он надвигающийся оргазм.

— Приятно наконец с тобой познакомиться, — говорю я.

Он медленно раздвигает губы в соблазнительной полуулыбке-полуусмешке. Иисусе.

— Взаимно. Элли столько рассказывала о тебе.

— Боже. Мне уже страшно.

Элли смеется, взяв его за руку и сплетаясь с ним пальцами.

— Алессандро, детка, ты не сходишь за подарком, который мы принесли для Блэр? Я оставила его у двери.

Красавец Алессандро прихватывает ее за шею и, притянув к себе, глубоко и пылко целует. Пока их языки переплетаются, я краснею. Я сама далеко не ханжа, но в этом поцелуе столько интимного жара и страсти, что невольно начнешь представлять, как они трахаются, но даже у меня есть какие-то рамки.

Я неловко откашливаюсь, и Алессандро отстраняется от нее.

— Смотрите, не влипните в неприятности.

Элли усмехается.

— Мы? Никогда.

Он берет ее за бедро и, коротко вжав ладонь в ее плоть, уходит. И пока она глядит ему вслед, я слышу, как моя лучшая подруга — моя стойкая Элли, — томно вздыхает и машет ресницами, как мультяшная героиня. Что за…?

— Кто эта женщина и что случилось с моей лучшей подругой?

— Случился… он. — Она кивает в сторону двери.

— Подружка, если он так он целуется, то что же он вытворяет у тебя между ног? — дразнюсь я.

— Фу, Блэр! — восклицает она со смехом.

Я тоже смеюсь и подмигиваю ей.

— И все-таки?

Она широко улыбается, потом закрывает лицо руками.

— О, боже, ты даже не представляешь… Я начинаю ерзать от одной только мысли.

— Шлюшка.

— Его язык… Что тут скажешь? Его стоит внести в реестр национального достояния.

Смеясь, мы падаем на диван. Она отодвигает мои волосы в сторону и начинает их заплетать.

— Ладно, шутки в сторону…

— Да?

— Как у тебя дела? Ты счастлива? Все идет, как ты и хотела?

Перед тем, как посмотреть ей в лицо, я поднимаю взгляд к потолку.

— Что есть счастье? Случайное ощущение, которое никогда не задерживается надолго.

Я думаю о Лоренсе. О времени, проведенном с ним вместе, и о том, как сегодня утром он ушел без единого слова, ясно продемонстрировав, кем он меня считает. Вспоминаю свое волшебное лето с Ронаном и то, как он смотрел на меня в нашу последнюю встречу.

— Нет, Элли, я не ищу счастья. Мне нужна надежность, и в этом отношении да… все идет, как я и хотела.

— Ох, Блэр…

— Не «блэркай» мне, Элли. У меня все прекрасно. Правда. — Ее глаза, полные сомнений и грусти, сообщают мне, что она ничему из сказанного не верит.