Миа Эшер - Сладкий яд

— Ляг на кровать.

От его тона, из которого внезапно исчезают эмоции, у меня по спине бежит холодок, но я его игнорирую, как и странный свет, которым поблескивают его глаза. Желание показать Ронану, что я принадлежу ему и только ему, ослепило меня.

Когда я ложусь, он становится у меня между ног, подхватывает под бедра и, подтащив к себе, раздвигает мне ноги. Его движения грубые и отстраненные. В глубине души я понимаю: так он наказывает меня за все, что я ему сделала, и потому не противлюсь, надеясь, что ему необходимо действовать именно так, чтобы после простить меня. Не подготовив меня к своему вторжению, Ронан толкается вперед, пока не оказывается во мне до упора, и я, вскрикнув от боли, схожу с ума от сладкой агонии — наконец-то он снова во мне, снова так близко. Тяжело дыша, он останавливается, и по всему его телу проносится дрожь. Злость на его лице пугает, но единственное, что сейчас имеет значение и что для меня важно, — это отдаться ему.

Его торс в затрудненном ритме вздымается и опадает. Руки дрожат, пока он удерживает себя надо мной.

— Блэр, я… — Его голос срывается.

— Ш-ш…

Я тянусь к нему, заворачиваю в объятья и, стремясь своей любовью показать ему дорогу назад, привлекаю к себе, так что наши тела становятся одним целым.

— Я люблю тебя, Ронан.

Он делает попытку оторвать себя от меня, но я ему не даю.

— Не надо, — шепчет он хрипло. — Не говори так.

Мы боремся, но я продолжаю удерживать его так упорно, словно на кону стоит моя жизнь. Чувствую, как все мышцы его тела сотрясаются под моими руками.

— Я люблю тебя, — повторяю я, лаская его, осыпая его поцелуями, пытаясь через прикосновения донести до него то, что он отказывается принимать через слова. — Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.

Желание бороться покидает Ронана, и он наконец-то сдается. И это словно шторм с громом, молнией и дождем. Он вибрирует, он грохочет глубоко внутри нас. Завывая…

Сокрушая…

И исцеляя…

Разрывая нас, чтобы наши поцелуи и наше смешавшееся дыхание, его движения внутри меня и его сердце, бьющееся рядом с моим, могли снова соединить нас в любой месяц, в любую неделю, в любой день, в любой час, любую минуту и любую секунду, когда мы не вместе. Это святое причастие наших тел.

— Ронан, прости меня. — Я еще теснее прижимаюсь к нему, стискиваю вокруг его талии ноги в попытке поглотить его своим телом, слиться с ним душами, и он начинает вколачиваться в меня.

Жестко…

Больно…

Агонизирующе…

Он не занимается со мной любовью. Он пытается поработить меня, заклеймить собой с каждым толчком. И сквозь все это я говорю, как сильно люблю его, надеясь, что все до единой преграды, которые нас разделяют, падут. Лоренс. Рэйчел. Вся ненужная боль.

Ревность…

Злость…

Предательство…

Ложь…

Притворство…

Все это теряет значение.

Запрокинув голову, Ронан выходит и с криком, исторгшимся из глубины нутра, кончает мне на живот. Я отлучаюсь в ванную, чтобы привести себя в порядок, а потом возвращаюсь к постели и вижу, что лежит, распластавшись на животе, волосы в беспорядке, глаза закрыты. Я подхожу к нему. Мое сердце наливается любовью и счастьем. Не говоря ни слова, он притягивает меня к себе, заворачивает в яростные объятья, и мы засыпаем. Уже в полусне я наконец-то понимаю, что значит истинное счастье.

Вот этот момент.

В его объятьях.

* * *

Я просыпаюсь с ощущением буйного, невероятного счастья. Приятное жжение между ног напоминает о том, сколько раз Ронан брал меня этой ночью — с такой неубывающей страстью и обжигающим пылом, что можно лишь удивляться, как наша кровать не рассыпалась в пепел. Я тянусь к нему, улыбаясь, но мои руки возвращаются обратно ни с чем. Открыв глаза, я обнаруживаю, что в постели его больше нет. Сажусь и нахожу его все в том же кресле. Успев принять душ и одеться в джинсы и красную клетчатую рубашку, он пристально наблюдает за мной. Стоит моему взгляду упасть на него, и сердце вновь подпрыгивает в груди.

Вдруг оробев, я заворачиваюсь в простыню.

— Доброе утро.

Ронан молча встает и становится возле кровати. Его красивое лицо сурово. Непроницаемо. От того, как невыразительно он глядит на меня — как на какое-то нежеланное зрелище, — по моей спине бежит холодок, но я говорю себе, что это всего лишь игра моего утомленного воображения. Это же тот человек, который всю ночь, крепко обнимая и не отпуская ни на секунду, делал меня своей.

Он достает из заднего кармана джинсов бумажник, открывает его и вытаскивает пару купюр. Когда я, сдвинув брови, собираюсь спросить, зачем эти деньги, он небрежно бросает их на кровать, и, пока я смотрю, как зеленые бумажки, точно перья, медленно опускаются на матрас, у меня обрывается сердце.

— Что это? — спрашиваю его через силу.

— Разве обычно это делается как-то иначе? — Скользнув по мне равнодушным взглядом, он прячет бумажник в карман. — Я плачу за твои услуги. Помнится, ты как-то обмолвилась, что я не могу позволить твой ценник. Ну так теперь могу.

Нет. Нет. Нет. Нет.

Вцепившись в простыню на груди, как в спасательный круг, я говорю себе, что вижу сон. Я скоро проснусь, и окажется, что это был ужасный кошмар. Но глядя на человека передо мной и чувствуя, как мое едва исцелившее сердце снова начинает раскалываться, я понимаю, что сном была прошлая ночь, а то, что происходит сейчас, — жестокая реальность.

— Ты же не… — Почувствовав дурноту, я подношу пальцы к вискам. — Кажется, я неверно тебя расслышала.

— О нет, ты не ослышалась, Блэр. Надеюсь, ты не настолько наивна, чтобы думать, будто сегодняшняя ночь имела хоть какое-то отношение к любви, — произносит он с отстраненным спокойствием. — Только идиот может снова влюбиться в тебя. И если позволишь заметить, твоя игра становится слишком отчаянной. Необязательно притворяться влюбленной, чтобы я тебя трахнул. Я хочу тебя — в этом нет никакого секрета. Как и в том, что ты захотела меня, потому что я теперь не никто, моя амбициозная и алчная Блэр.

Я рассыпаюсь в ничто. Любовь к Ронану явилась ко мне, как салют в небесах. Неожиданно и захватывающе. Моя вечная тьма внезапно озарилась всполохами сверкающих искр, которые вместе могли бы посоперничать с ярчайшей из звезд. Он наполнил ее своим мощным светом, расписал мой мир прекрасными красками. А прошлой ночью небо не просто сияло — оно горело, как самое яркое солнце. Но как только его слова вскрыли меня, свет ушел, вновь швырнув меня в слепую абсолютную тьму.

— Думаю, тебе лучше уйти, — говорю я оцепенело.

Когда он подходит к двери, я слышу, как говорю ему в спину:

— Постой.

Обернувшись, он со скучающим видом приподнимает бровь.

— Да?

— Я всем своим сердцем желаю, чтобы моя любовь к тебе умерла.

Внезапно перед моим взглядом вспыхивает давно забытое воспоминание о другом, но очень похожем прощании. Я вижу другого мужчину и девушку намного моложе меня, я слышу, как Мэтью Каллахан желает мне полюбить человека, который разобьет мое сердце. Чтобы я поняла, какую боль могу причинять.

— Если это все… — тянет он.

Я ложусь на бок и, желая, чтобы он скорее ушел, закрываю глаза. В момент, когда хлопает дверь, я с силой закусываю губу, чтобы сдержать беспомощный всхлип, и по моему лицу начинают струиться горячие слезы.

Ронан

Я давно решил, что поднимусь в этом мире, где таким, как я, места нет, и покорю его своими руками, глядя, как люди теряют из-за меня — их неограненного алмаза — свой жалкий рассудок. Я продал свою душу и, чтобы забыть о Блэр, окружил себя людьми, которые прежде отвергали меня.

Вчера ночью, когда я принял ее в свои объятья и погрузился в восхитительную глубину ее плоти, меня впервые за очень долгое время одолели сомнения. Я подумал, а что, если начать все сначала? Оставить всю чушь позади и позволить своей любви — своему безумию — к ней стать хлебом, который будет питать нас и поддерживать жизнь. Но хотя сердце настаивало, чтобы я уступил ее песне сирены, другой голос, громкий и резкий, приказал мне не быть дураком и больше не верить ее вранью.

Блэр была со мной, потому что ее отверг Лоренс. Она захотела меня, потому что теперь я мог дать ей то, чего у меня не было раньше. Тот же голос сказал мне, что я зашел чересчур далеко, чтобы бросить все ради заманчивого, но мимолетного сна. Да, то был всего лишь сон. И пока во мне бушевали эмоции, я проснулся и пришел наконец-то в себя. Стоит образу Блэр промелькнуть перед глазами, как я прекращаю собирать чемодан и ухожу к окну. Я вспоминаю, сколько неприкрытой боли было в ее глазах, когда я бросил ей деньги. Стиснув челюсти, я говорю себе, что это была просто игра — как и ее фальшивые признания в любви. Меня накрывает новой волной ненависти и отвращения. Когда-то я отдал бы все, чтобы услышать от нее эти слова, но сейчас они ничего больше не значат. Они пусты. Бесполезны. Она не любит меня. Она никого не любит, кроме себя.

Вскоре после того, как я заканчиваю собирать чемодан, раздается стук в дверь. Я открываю ее. Это Элли.

— Надеюсь, ты доволен собой, — произносит она.

Я выгибаю бровь.

— Ты о чем?

— Она уехала. — Держась за бедра, Элли встряхивает головой.

— Побежала обратно к Лоренсу, да? — глумливо интересуюсь я, мечтая о том, чтобы у меня отказали все чувства. — Что ж, ненадолго ее хватило.

— Какой же ты гад. — Элли делает шаг вперед, бесстрашно сокращая дистанцию между нами. — Она порвала с Лоренсом.

— В самом деле?

— Да, и она к нему уже не вернется.

— Очень сомнительно, что все произошло именно так. Скорее она наскучила Лоренсу, вот он и кинул ее. — Круто развернувшись, я ухожу к своему чемодану, раскрытому на кровати. — Но мне теперь наплевать. Пусть живет, как ей нравится.

— Господи, как же ты слеп. А я-то, дура, подумала…

Я оглядываюсь и в упор смотрю на нее.

— Что мы помиримся и будем жить охерительно долго и счастливо? Не будь ты такой наивной, Элли. Этот поезд ушел уже очень-очень давно.

— Знаешь, что? Может, так даже лучше. Ты не тот человек, которого она полюбила — ты просто не можешь им быть. Я едва знаю тебя, но уверена, что такой, как ты, ей в жизни не нужен.

Я откидываю голову и смеюсь, но в моем смехе, как и внутри меня, — пустота.

— Нет, того человека нет. Элли, она никогда меня не любила.

— Любила!

— Да что ты? Тогда почему она убежала? Почему она разбила мое проклятое сердце, когда я рвался любить ее? Я не просил многого. Я хотел только Блэр. Знаешь, почему она вернулась? Потому что я перестал быть нищим никем.

— Нет, погоди, — ошарашено прерывает меня она. — Ты все неправильно понял. Совершенно неправильно. Разве она не сказала тебе? Черт, Блэр. Ну почему ты… — бормочет она себе под нос, а потом, вновь сфокусировавшись на мне, торопливо подходит и умоляюще кладет мне на руку ладонь. — Ронан, ты все неправильно понял.

Сбросив с себя ее руку, я отворачиваюсь от нее и от обманчивого света в ее глазах.

— Не трать слова, Элли. Между нами все кончено. Уходи. Хотя лучше я сам уберусь.

Она дотягивается до меня и снова разворачивает к себе.

— Ну уж нет. Ты выслушаешь, что я скажу. Мне надоело смотреть, как вы оба зря тратите время и понапрасну причиняете друг другу боль. В тот первый раз Блэр ушла, потому что считала, что недостаточно хороша для тебя.

— Я тебя умоляю. Она порвала со мной, потому что у меня не было денег. Она выбрала Лоренса из-за его толстого кошелька. Она золотоискательница. — Я выплевываю слова, точно яд.

— Нет. Ронан, она влюбилась в тебя. Безнадежно. Ты был первым мужчиной, с которым Блэр захотела всего. Абсолютно всего. Любви. Отношений. Вечности. Она все лето сияла. Она была счастлива — в первый раз в жизни. Я не знала твоего имени, но знала, что все это из-за тебя.

Качая головой, я сажусь на кровать, а ее слова стараются прорваться за стену внутри меня.

— Этого просто не может быть. — Я поднимаю глаза. — Ты мне лжешь.

— Нет, не лгу. И ты это знаешь. В душе ты должен знать, что я говорю правду. Но чего ты ждал от девушки, которая всю жизнь считала себя недостойной любви, которой причиняло дискомфорт даже простое объятье? Для нее это было слишком, Ронан. Послушай, я не оправдываю ее поведение. Она должна была поговорить с тобой. Но она поступила единственным известным ей образом. Убежала. Блэр солгала тебе, потому что знала: она сможет уйти только в том случае, если вызовет у тебя ненависть. Иначе она была бы не в силах расстаться с тобой.