— Если ты всерьез намерена заняться этими головоломными исследованиями для Рида, тебе понадобятся достоверные сведения, чтобы комар носу не подточил. Следовательно, к экспедициям придется тщательно готовиться. Мы не можем ежедневно высылать спасательные отряды.

— Мне очень стыдно, что я доставила вам столько хлопот! Признаться, я не выдержала бы еще одну ночь в тех развалинах.

— Не о том речь. Почему бы тебе не перебраться сюда, в Фиттс-Хаус? Многие комнаты пустуют, да и мне будет не так тоскливо в этом огромном доме. Тут пять свободных спален — в передней части и в задней, — выбирай, какая больше понравится. Я велю Джесси прибрать там. Ты вольна вести свободный образ жизни: приходи и уходи когда вздумается, однако, пожалуйста, оставляй мне записки и сообщай, куда направляешься. Ну как, Кира? Вытерпишь общество старика?

Подавшись вперед, Бенджамен нетерпеливо ждал ответа. Сам не зная почему, он очень хотел, чтобы Кира согласилась. Кроме пристанища, ему нечего предложить этой чудесной девушке, в глазах которой затаилась боль. О Боже, вот бы выяснить, кто ее обидел! Эх, попадись ему этот негодяй!..

У Киры перехватило дыхание. Ее до слез тронуло предложение старика… дедушки. Как он одинок! И видимо, питает к ней симпатию. Более того, дает ей прекрасную возможность получше узнать его, да и дед к ней привыкнет, если они вдвоем будут жить в этом доме, вернее, в волшебном замке. Испытав столько страданий, Кира вдруг ощутила истинный интерес и участие к себе. Ей очень захотелось довериться этой единственной родственной душе, броситься на грудь деду и поведать ему обо всех своих бедах.

Она одарила старика улыбкой, и тут же на щеке ее появилась прелестная ямочка. Бенджамен с радостью понял, что это означает согласие.

— Вы очень добры, мистер Рид. Большое спасибо! Я с удовольствием останусь в вашем прекрасном доме, если это не доставит вам особых хлопот. Постараюсь сделать так, чтобы вы не замечали моего присутствия.

— О, как я рад, что ты согласна! Это великолепно! — Старик так резво вскочил на ноги, будто сбросил лет тридцать, и склонился над Кирой. — И пожалуйста, зови меня Беном, ладно? Мистер Рид звучит слишком официально.

— Хорошо. И я всегда буду сообщать вам о том, куда поехала, не сомневайтесь.

— Тогда пообещай еще одно — выезжать из дома пораньше, пока прохладно. В полдень лучше всего остановиться где-нибудь отдохнуть и переждать жару, а домой постарайся возвращаться около четырех. Запомни: здесь ночь наступает очень быстро. — Воодушевленному старику хотелось дать Кире множество полезных советов, чтобы облегчить ей жизнь на острове.

— Обязательно, — с благодарностью кивнула она.

Желтая машина, заправленная и вымытая, уже стояла возле ворот.

Кира выбрала себе комнату в передней части дома — просторную, с высокими окнами, откуда открывался вид на море. Отсюда был выход и на балкон, идущий вдоль всего первого этажа. В комнате стояли невысокий старый комод красного дерева да латунная кровать. На полированном полу лежали потертые коврики.

Что ж, большего ей и не нужно.

Дверь отворилась. Сияющая темнокожая Джесси принесла девушке чашку кофе:

— Я уже все знаю! Отличная новость! — Она поставила чашку на комод. — Давно пора мистеру Бенджамену пообщаться с цивилизованной леди.

Кира смущенно улыбнулась:

— Простите, кажется, я оставила в беспорядке ванную комнату. Больше это не повторится. Не хочу, чтобы с моим появлением у вас прибавилось хлопот.

— Да что вы, мисс, какие там хлопоты! Вот когда была жива мисс Долли…

— А вы знали… Долли? — стараясь не выказывать особого интереса, спросила Кира.

— Конечно, мисс! Я пришла в Фиттс-Хаус вместе с Долли, когда она еще невестой переступила порог этого дома. Тогда это была совсем еще девчушка, такая, знаете, егоза, вечно носилась по саду и приносила сюда раненых зверушек и птенцов, да и с пляжа не возвращалась без них. Сердобольная девушка… А потом, когда родился ребенок, она таскала его повсюду за собой, прижимая к груди, как куклу.

«Как много знает эта женщина! — подумала Кира. — Только расспрашивать ее нужно крайне осторожно, не то замкнется».

— Значит, Долли была хорошей матерью?

— О да! Очень, очень хорошей. Покидала малышку, только когда бегала к морю. Нельзя же купаться, не выпуская младенца из рук!

— А кто присматривал за ребенком, когда она уходила?

— Да все. Она совала его кому-нибудь на колени и мчалась на берег, будто хотела от чего-то освободиться. Никто не знал, когда мисс Долли вернется. Иногда она пропадала часами.

— Как странно… — Кира очень хотела спросить Джесси, отчего Долли умерла, но решила пока воздержаться.

— Понимаете, мисс, Долли не получила настоящего воспитания, — пояснила Джесси. — Росла-то она без матери, сама по себе. И, выйдя замуж, была совсем не готова ни к супружеству, ни к материнству. Бедный мистер Бенджамен, несладко ему пришлось…

Тут Джесси прикрыла ладонью рот, словно поняв, что слишком разболталась с незнакомкой. Ритмично покачивая полными бедрами, обтянутыми саронгом, она выплыла из комнаты. Джесси не стала рассказывать Кире о том, что она первой увидела новорожденного младенца — скользкого, в материнской крови, с налипшим на тельце песком…


Долли понимала, что дитя вот-вот явится на свет. Джесси не раз объясняла, сколько длится беременность и как определять срок, но Долли не желала ее слушать. Кому нужны эти числа? Важно совсем другое — плод в ее чреве быстро растет, живот раздулся, как бочка, а тело устало от лишнего веса. Временами Долли казалось, что ее так распирает изнутри, словно она должна взорваться.

Но ни большой живот, ни предстоящие роды не заставили ее отказаться от любимого занятия — ежедневных морских купаний. Каждое утро она отправлялась на берег. Бенджамен пытался урезонить жену, но тщетно. Долли и в Фиттс-Хаусе продолжала вести привычный образ жизни.

Уже много месяцев она не встречалась с Рувимом, стараясь не попадаться ему на глаза. Он не должен видеть ее такой толстой и неуклюжей. К тому же от жары у Долли начали отекать ноги. Рувим, конечно, сердится на нее, но как его винить? Он во всем прав. А она… Она по-прежнему любила его, хотя и выскочила за другого.

В день свадьбы Долли была в полном смятении, но теперь-то понимала, что вышла за Бенджамена только в пику Рувиму. Пусть видит, как другой домогается ее любви, мечтает жениться на ней. И не простой человек, а весьма влиятельный на острове. И раз он выбрал именно Долли, значит, она что-то собой представляет и достойна стать миссис Бенджамен Рид.

Получив от Бенджамена официальное предложение, Долли испытала настоящую гордость, а дав согласие, почувствовала себя настоящей леди, а не босоногой девчонкой.

В наивности своей она полагала, что в любой момент сможет быстренько развестись и выйти замуж за Рувима. Только вот о возможности появления ребенка не подумала, а ведь дети — это святое!

Теперь Долли уже не бегала вприпрыжку на пляж — мешал живот, а ходила медленно, величаво, вернее, несла себя. Нырять она тоже перестала: просто ложилась на спину и покачивалась на волнах. Солнце слепило глаза, и девушка прикрывала их, едва не засыпая в воде.

Волны выносили ее на берег, и Долли, опустившись на песок, ловила губами соленые брызги и перекатывалась с боку на бок. Она могла лежать так часами, ни о чем не думая, не заботясь о том, что ждет ее впереди…

О родах Долли не имела ни малейшего понятия. Беременные женщины, живущие на острове, в один прекрасный день появлялись с младенцами, которых носили на спине в цветных шалях. Как правило, все происходило ночью и казалось вполне обычным.

Сегодня Долли качалась в волнах довольно долго. Солнце уже клонилось к закату, а кончики ее пальцев сморщились. Долли очень хотелось пить. До дома было рукой подать, но ей стало так тяжело ходить.

Она перевернулась на живот и встала на колени. Неожиданно ее пронзила острая боль. Долли громко вскрикнула, и все ее мысли сосредоточились внизу живота. Через пару минут приступ повторился. Скрючившись, она барахталась в воде, пытаясь выбраться на берег.

— Помогите! Господи, помогите! — кричала она, но вокруг не было ни души. — Мне плохо!

На четвереньках Долли выползла на берег. Всякий раз, как наступала очередная схватка, она хватала ладонями песок и скрежетала зубами. Вскоре схватки стали еще более болезненными, а промежутки между ними сократились.

Цепляясь за кустарник, Долли кое-как поднялась на ноги. Голова у нее кружилась, живот разрывался от боли. Боже, как же вытерпеть эту боль? Неужели она сейчас умрет? Неужели смерть уже стоит за ее спиной, обдавая своим холодным дыханием?

— Помоги мне, Боже, спаси меня! — стонала она. Губы у нее пересохли, язык едва ворочался во рту.

Долли утратила ощущение времени. Ей казалось, что она падает в бездну. Однако инстинкт направил молодую женщину к ближайшей пальме, и Долли оперлась о ее гладкий ствол, словно надеясь найти опору в чем-то твердом и незыблемом.

Схватки следовали одна за другой, невыносимой муке не было конца. Ни о чем, кроме боли, Долли уже не думала и постепенно погружалась в небытие. Однако внезапно она начала тужиться, словно желая изгнать из себя то, что так стремилось в этот мир.

Покрытая потом Долли вдруг почувствовала, как из нее что-то полилось.

В ужасе она уставилась вниз. Неужели она умрет? Обеими руками молодая женщина обхватила живот, надеясь спасти жизнь ребенка, но тот уже сам рвался наружу.

Долли дико заорала, потужилась, и Тамара, выскользнув из лона матери, упала в песок.


Оставшись одна, Кира села на кровать. Словно воочию она видела Долли и Тамару, играющих в саду. Зашелестели листья, и ей почудилось, будто это ее молодая бабушка и мать, еще совсем маленькая девочка, играя в прятки, тревожат покой олеандров. А вот они побежали к пляжу — но нет, это другие юные голоса долетают со стороны моря.

Кира ощущала невидимую, но прочную связь с Долли и Тамарой. Да, это не только гены, а какие-то пугающе тесные узы.

Внезапно осознав, что пора приниматься за работу, Кира надела короткую прямую юбку и жилет. Хорошо бы навестить сегодня мелких фермеров, живущих неподалеку.

В путь оба пустились одновременно: Бенджамен торопился в банк на деловую встречу, после которой собирался съездить за покупками. К четырем часам дня Кира посетила стольких фермеров, что имена их начали путаться у нее в голове.

В блокноте появилась обширная информация, в основном касающаяся самых важных для нее людей — Бенджамена и Джайлза. Все фермеры сходились в мнении, что эти двое — хорошие руководители, хотя и очень разные. Упрямца Бенджамена считали очень консервативным, зато Джайлз — это тоже отмечали все — стремится к новшествам и прогрессу.

— Мистер Джайлз такой заботливый, — с энтузиазмом рассказывал Кире высокий худой старик. Его лицо, темное от солнца и сморщенное, напоминало скорлупу грецкого ореха. — Это он отвез в больницу мою Мэйз, когда ее хватил удар, а. после и похороны оплатил. Никогда этого не забуду, никогда, мэм. И ничего, если меня обжуливают и обвешивают его работники. Я не из тех, кто забывает добро.

— Но мистер Джайлз как раз не хочет, чтобы вас обжуливали и обвешивали! — возразила она. — Он намерен положить этому конец. И не только этому — другим безобразиям тоже. Здесь творится что-то неладное.

— Да, мэм. Передайте мистеру Джайлзу, что он все правильно понял. Этот добрый человек знает, что делает.

Знает… Слова старика обрадовали Киру. Ей нравилось принимать участие в реформах, начатых Джайлзом и Бенджаменом, хотелось помочь фермерам решить их проблемы, завоевать симпатии этих людей.

Фиттс-Хаус купался в пурпурных лучах заката, когда Кира свернула на подъездную дорожку. Как и было задумано, розовый дом, поглощая солнечный свет, казался сказочным замком. Заколдованные каменные животные, охранявшие его, словно ждали своего часа, чтобы пробудиться от сна. «И тогда, — подумала Кира, — одно из них может превратиться в сказочного принца».

Парадная дверь была распахнута — Бен обычно не запирал ее.

Почти не хромая, Кира направилась к широкой лестнице. Пока не стемнело, надо пойти искупаться. Кровь Долли давала знать о себе: девушку как магнитом тянуло к морю.

Добравшись до спальни, Кира застыла на пороге. Уж не ошиблась ли она дверью или все это привиделось ей?

Комнату нельзя было узнать. В ее спальне, еще утром полупустой, сейчас могла бы остановиться и наследная принцесса. Латунную кровать покрыли прекрасным ярким покрывалом, на окнах тихо колыхались занавеси того же тона. По белому пушистому ковру, устилавшему почти весь пол, так и хотелось пройтись босиком. Изящное французское бюро старинной работы перенесли сюда с первого этажа. На подоконниках стояли дорогие фарфоровые безделушки. Возле балконной двери примостилось уютное викторианское кресло, обитое бледно-розовым бархатом, рядом — точно такая же скамеечка для ног. Сбоку — резной кофейный столик из ценнейшего розового дерева, а на нем — ваза с цветами, блюдо с фруктами и серебряный нож.