– Кэвин? – переспросил он и пронзительно свистнул. В ту же секунду на тропинке появились еще двое воинов. Они перебросились между собой несколькими фразами и посмотрели на Юлиуса.

Тот подбросил на плече мешок, придавая ему более удобное положение, и снова заговорил:

– Ребята, я так понимаю, что вы не собираетесь поджаривать мне пятки. Вот и хорошо, – он улыбнулся. – Отведите-ка меня лучше к Кэвину.

Воин, который стоял ближе к нему, повернул голову и подозрительно посмотрел на Юлиуса. Двое других встали по бокам. Затем первый воин сделал знак, и эти двое подошли к Юлиусу и подтолкнули его вперед.

В молчании они прошли около мили. Послышались голоса. Еще немного, и, пробравшись через стену густого леса, Юлиус очутился на полянке, где располагалась деревушка индейцев-шауни. Он увидел воинов с бронзовой сверкающей кожей, женщин, торопливо снующих по своим делам, и зажженные костры. Пахло пищей. Повсюду слышались голоса и смех. Стайка ребятишек весело кружилась вокруг вигвамов. Другие, усевшись на песке, во что-то играли. Неподалеку молодой воин кормил жеребят.

Увидев входящего в окружении воинов Юлиуса, индейцы посмотрели на него, но лица их выражали лишь любопытство. Казалось, появление незнакомца никого не взволновало. Из одного вигвама выбежал голенький малыш с черными глазенками-бусинками и удивленно остановился, заметив белого человека. Вслед за малышом выскочила его молодая мать и, нежно подняв сына на руки, унесла в вигвам.

Воины подвели Юлиуса к высокому вигваму, расположенному в стороне от других. Один из воинов знаком приказал Юлиусу оставаться на месте, а сам, нагнувшись, вошел в вигвам. Послышались отрывистые голоса, среди которых Юлиус различил голос Кэвина, он очень удивился, услышав, что тот говорит на языке индейцев. «А, черт подери, нашел я тебя все-таки», – обрадованно подумал старый моряк.

Не прошло и минуты, как из вигвама вышел улыбающийся Кэвин. Он обнял Юлиуса и похлопал по спине. Повернувшись к стоящим рядом двум воинам, он поблагодарил их. Индейцы вежливо поклонились и ушли, скрывшись между вигвамами.

Юлиус сбросил на землю мешок и потер руки.

– Ну и похудел же ты, дружок! Что, плоховато тебя кормят индейцы?

Кэвин добродушно рассмеялся.

– Ты не представляешь, как приятно услышать родной язык! Хотя бы и от тебя, старый морской волк. Кое-кто из индейцев говорит по-английски, но очень слабо. Я с трудом их понимаю. Поэтому мне и пришлось выучить язык шауни. Индейцы удивляются, – он усмехнулся. – Считают свой язык очень трудным.

Они стояли и улыбаясь смотрели друг на друга. Постепенно улыбки исчезли, радость встречи прошла. Кэвин заговорил первым:

– Так что привело тебя сюда? Выкладывай.

– И ты еще спрашиваешь, зачем я сюда пришел?!

Кэвин помрачнел:

– Тебе не следовало бы совать свой нос в дела, которые тебя не касаются. Это занятие ничего не принесет тебе, кроме неприятностей.

– Не дури! – укоризненно произнес Юлиус.

Кэвин резко повернулся и с вызовом посмотрел на своего друга.

– Не знаю, что она тебе там наболтала, но…

– Она сказала мне всю правду. И я думаю, что ты должен был бы благодарить ее за честность. А что ты сделал вместо этого? Убежал, как мальчишка!

Кэвин отступил. Слова Юлиуса были горькими, но справедливыми.

– Но она же убила моего брата!

– Она никого не убивала, – Юлиус погрозил Кэвину пальцем. – Если бы ты выслушал ее, то все бы понял.

Кэвин скрестил руки на груди.

– Она обманывала меня с самого начала.

– Разве? Вспомни, когда ты приехал в Лондон, ты же никому не сказал, что ты брат Уолдрона? Это ты обманывал ее, называя себя Мерриком!

– Это не одно и то же! – воскликнул Кэвин. Он заметил, что привлеченные громким разговором индейцы начали оглядываться на них. Не желая привлекать внимание, Кэвин постарался сохранить спокойствие. – Но разве мое имя не Меррик? В то время я еще не был Вакстоном. Я только ожидал этого титула, – сказал он, понизив голос.

– Все это пустые слова, жалкие оправдания. За ними ты прячешь свое нежелание признать, что ты несправедлив к ней. – Юлиус нагнулся, взял стоящий у вигвама кувшин с водой и сделал несколько глотков. Утерев рот рукавом, он продолжил: – Только учти, Кэвин, что чем больше слов, тем труднее увидеть за ними правду.

Зеленые глаза Кэвина угрожающе сузились.

– А в чем же, по-твоему, состоит правда?

– А правда состоит в том, что у тебя есть честная и верная жена, которая сидит и ждет тебя, дурака. И не только тебя, она еще ждет ребенка. Она уже на пятом месяце. Понял? Так что беги к ней, как ураган.

Кэвин недоуменно посмотрел на Юлиуса.

– Ждет ребенка? – спросил он и, отвернувшись, задумчиво опустил голову. – Она мне об этом ничего не сказала…

– Да когда ж тебе говорить, если ты кипишь, как котел?

Кэвин смущенно поднял голову, затем, низко опустив ее, искоса посмотрел на Юлиуса.

– Она знала о том, что беременна, и ничего не сказала мне… Так вот почему она говорила о каком-то признании. Почему же она не начала разговор с этого?

– А вот поди и сам у нее спроси.

Кэвин смущенно переминался с ноги на ногу.

– Мне нечего ей сказать. Я не хочу больше слышать ее лживые речи.

– Да что же ты за упрямец такой! – Юлиус присел на корточки и, подняв с земли ветку, принялся чертить ею по песку. – Отчего же ты не спросил ее, почему она лгала тебе? Спрашивал ли ты ее о причине?

– Нет! – угрюмо ответил Кэвин.

– Кэвин, если ты любишь человека, то должен и уважать его. У всех у нас есть права. Она хотела рассказать тебе все от начала до конца. Но ты не дал ей этого сделать.

– Интересно, что бы она мне наговорила. Но как она могла это сделать, Юлиус? – глухо спросил Кэвин. – Она же хладнокровно убила моего брата. Вытолкнула его в окно. – Он немного помолчал. – Боже мой, Эллен, зачем ты это сделала?!

– Откуда ты знаешь, как все произошло? Тебя ведь там не было.

Кэвин мрачно рассмеялся.

– Конечно, не было. В тот момент я находился совсем на другом краю земли.

– Тогда почему ты так уверен, что она убила твоего брата? Кто тебе такое наговорил?

– Так все говорят. Я сам читал отчет королевского прокурора.

Юлиус задорно рассмеялся.

– Могу представить, сколько золота отвалил ему Хант.

Кэвин изучающе смотрел на Юлиуса. Эта простая мысль как-то не приходила ему в голову. Наконец он подошел к Юлиусу и сел рядом. Они долго смотрели на деревню, на лес, на макушки деревьев, озаренные лучами заходящего солнца.

– И как меня только угораздило любить жену брата!

– Любить? – переспросил Юлиус. – Ты хочешь сказать, что не любишь ее сейчас? – прищурившись, он разглядывал лицо друга. – Но что же в ней изменилось с тех пор, как ты женился на ней? Она осталась той же самой. Пойми, искренне рассказав тебе обо всем, она хотела окончательно стереть из памяти свое прошлое. Она думала, что ты выслушаешь ее, твоя любовь давала ей надежду на понимание. А что вышло? За свою честность она слишком дорого заплатила, потеряв твою любовь. – Юлиус помолчал. – Так я тебя понимаю, великий граф Вакстон?

Кэвин в ярости сжал кулаки. Голос его срывался, он едва сдерживал подступавшие к глазам слезы.

– Она убила моего брата.

– А хоть бы и так, – вспылил Юлиус. – Если бы ты был умным человеком, то не думал бы об этом. Ведь когда ты ее встретил, ты же ничего о ней не знал. Вот и сейчас веди себя так, будто тебе ничего не известно. Смотри на нее просто как на красивую женщину. А она в самом деле прекрасна. Неужели ты не видишь, как загораются радостью лица у всех, когда она входит в дом? Слепец!

– Она обманывала меня… лгала об Уолдроне… о себе… Ты предлагаешь мне и дальше говорить с ней? Сколько еще лжи я услышу от нее?

Юлиус продолжал водить веткой по песку.

– Не знаю, – ответил он. – Сам спроси ее. Только жизненный опыт показывает, что человек может лгать о своем прошлом, о ком и о чем угодно, скрывать все, что угодно. Но только не свою душу. Нет, – повторил он. – Ее скрыть невозможно, сердце человека, его мысли и чувства видны сразу. А ее сердце чисто. В нем лишь любовь к тебе, Кэвин. И только твоя гордость мешает увидеть это тебе.

Кэвин закрыл глаза и обхватил руками лицо.

– Не знаю, Юлиус. Я просто не знаю…

– Чего ты не знаешь?

– Смогу ли простить ее… – прошептал Кэвин. – Я так долго ненавидел женщину, которая убила Уолдрона, поэтому не уверен, хватит ли у меня сил простить Эллен.

– А как тогда мне понимать наш разговор на корабле? Помнишь? Тот самый, когда ты мне сказал, что не только перестал ненавидеть леди Вакстон, но и простил ее? Тогда же ты меня уверял, что она тебе стала настолько безразлична, что ты даже перестал искать ее. Нет, Кэвин, я точно помню – ты так и сказал, что прощаешь ее.

– Понимаешь, одно дело простить человека, которого никогда не видел, но совсем другое – того, кто находится рядом с тобой. Хотя… Как мне кажется, я ничего не говорил о прощении…

– Я думаю, что если бы ты до конца выслушал Эллен, то не делал бы таких громких заявлений.

– Ребенок, – тихо сказал Кэвин. – Юлиус, появление ребенка только усложняет наши отношения с ней.

– Не могу взять в толк – кто сказал тебе, что жизнь легка? Нет, дорогой мой, жизнь – штука очень сложная. Порой она ранит, и очень больно.

Кэвин повернулся и посмотрел на друга.

– А тебе она все рассказала?

– Все без утайки, и я ей верю, – твердо ответил Юлиус.

– Веришь? – удивился Кэвин.

– А почему я не должен ей верить? С какой стати я обязан слушать только тебя?

– Тогда расскажи мне, – попросил Кэвин.

– Э, нет, приятель. Такие вещи тебе лучше узнать от нее самой.

Кэвин поднялся и невидящими глазами посмотрел на окружавший деревню лес.

– Мой брат, Юлиус… Мой брат… Воспоминания о нем не дают мне покоя… Если б ты знал, Юлиус, как он заботился обо мне. Я любил его.

– Тогда, в прошлом. А сейчас ты любишь Эллен, женщину, которая носит твоего ребенка. Кэвин, смотри не сделай роковой ошибки, – Юлиус взял его за руку. – Если ты отвергнешь ее, прогонишь от себя, ты уже никогда не станешь тем, кто ты есть. Что ты постоянно твердишь, будто она убила твоего брата? Зачем ты мучаешь свое сердце, не зная всей правды? А теперь ты решил еще и расстаться с ней. Решил, я же тебя насквозь вижу! Не смей, Кэвин! Не отрывай от себя часть своего сердца. – Юлиус поднялся и взял с земли свой мешок. – А теперь обмозгуй все, что я тебе сказал, и постарайся образумиться. Только побыстрее.

– Куда ты уходишь? – спросил Кэвин, вставая.

– Домой. Уж не думаешь ли ты, будто я собираюсь сидеть здесь всю ночь и спорить с тобой? Нет уж, спасибо, вправлять тебе мозги я не намерен. У меня есть чем заняться.

Кэвин проводил Юлиуса до края селения.

– Начинает темнеть. Останься здесь на ночь, Юлиус. У меня есть бренди. Посидим, разопьем бутылочку…

– Нет, мне нужно идти, – упрямо повторил Юлиус, сдвигая на затылок матросскую шапочку. – Да и не по вкусу мне будет сейчас твое бренди, Кэвин, – он махнул рукой и зашагал в лес, в сторону «Руки судьбы». – Давай, Кэвин, приходи в себя и возвращайся, – бросил он через плечо, поворачиваясь к другу. – А если я тебе понадоблюсь, ты знаешь, где меня можно найти. И не волнуйся за Эллен, я послежу за ней, пока тебя нет. Надеюсь, мне недолго придется исполнять обязанности сторожа, – он хмыкнул и вошел в лес.

Звенящая тишина вдруг обрушилась на Кэвина. Он смотрел вслед уходящему Юлиусу. Тот еще не успел скрыться, как Кэвин вдруг позвал его, но старый моряк не повернул и головы. Он притворился, что не слышит голоса Кэвина.

27

Сложив руки на животе, Эллен стояла у окна в библиотеке. Тяжелые капли дождя стучали по стеклу. Но Эллен, погруженная в свои мысли, словно не замечала их. Слабая лампа освещала комнату тусклым светом. Эллен отвернулась от окна и начала рассматривать портрет, который Кэвин привез с собой.

Эллен и сама не могла понять, что заставило ее принести сюда портрет, мирно стоявший в чулане. Внутренне посмеявшись над своим странным желанием, она поставила его у стены и сняла ткань, в которую была завернута картина.

Рассматривая нарисованную на портрете девушку, Эллен чувствовала, как спокойствие начинает обволакивать ее. Она уже не боялась своего прошлого, потому что оно перестало быть ее тайной. Каролина утратила свою мрачную загадочность.

Мысль о том, что она, возможно, навсегда потеряла любовь Кэвина, неотступно преследовала Эллен. От этой мысли сердце ее отчаянно сжималось и ей хотелось разрыдаться. И в то же время Эллен ощущала, что, облегчив душу, обрела покой. Она иногда даже радовалась, что открыла Кэвину свое прошлое. Она не могла стать матерью ребенка Кэвина, оставляя его в неведении относительно своей жизни в Англии. Эллен считала, что обман и рождение ребенка несовместимы. Новая жизнь должна зарождаться в чистоте.